Отрывки

Пасифика блаженно закрыла глаза и полностью расслабилась под лучами вечернего солнца. Она изначально была против этой поездки, предвкушая только самое худшее, но один плюс всё-таки нашёлся: её теплолюбивая душа была счастлива понежиться на горячем песке в то время, пока в Орегоне царила зима. Съездить куда-то было идеей Присциллы. Многие бы не поверили, но она была обеспокоена здоровьем своей дочери. Впрочем, у неё на то были и личные причины. — Престон, я волнуюсь за Пасифику, — сказала она однажды мужу, сидя перед зеркалом и намазывая руки кремом: это её успокаивало. — В чём дело? — уточнил он, не отрываясь от газеты, которую читал перед сном. — Она взялась за старое: дерзит и пакостит? — Нет, — Присцилла покачала головой. — У неё болезненный вид. В последнее время она очень бледная, вялая и рассеянная. Самое ужасное, что это началось почти сразу же после помолвки. Люди решат, что у них с Дареном какие-то проблемы в отношениях. Или что Пасифика неизлечимо больна. Ну или ещё что-то, — раздражённо добавила она. — В любом случае, без внимания это точно не оставят. Я уже слышала, как Гранперы шептались об этом, когда мы приехали к ним на прошлой неделе. Пасифика никогда не вела себя настолько неприлично: она молчала почти весь вечер, ни разу не улыбнулась на камеру и ничего не съела. Мне пришлось полчаса убеждать миссис Гранпер, что Пасифика никого не хотела оскорбить. Неужели ты не заметил? — Нет, — Престон пожал плечами. — Мне было не до этого. Следить за Пасификой — твоя работа. Но в любом случае: что ты предлагаешь? — Думаю, ей бы помогла поездка на море, — ответила Присцилла. — Загар перекроет её ужасную бледность, а морской воздух укрепит здоровье. Да и вообще смена обстановки ещё никому не вредила. — Если она ведёт себя неприлично, — сухо заметил Нортвест, — то её надо просто хорошенько наказать, чтобы больше не смела позорить нас на людях. — Престон, — голос женщины стал твёрже, — одно дело, когда Пасифика нарочно устраивает сцены в обществе. Тогда её действительно следует наказывать. Но сейчас её вины нет. Она больна, я уверена в этом. — Значит, девчонку надо показать врачу, а не возить на море, — парировал Престон. — Врач был у нас вчера, — сказала Присцилла. — Он разделяет моё мнение. — Конечно, разделяет, — ухмыльнулся мужчина. — Ему за это платят. — Престон. Голос Присциллы был непривычно твёрд, и Престон против воли поднял на неё взгляд, оторвавшись от газеты. — У Пасифики ослаблен иммунитет, — сказала женщина. — Ты прекрасно знаешь, что она тяжело переносит зиму. Если в этот раз она сляжет на два месяца с пневмонией — это будет твоя вина. Не говоря уже о том, сколько визитов нам придётся отменить, потому что половина из них — из-за помолвки Пасифики, и мы не сможем появиться там без неё. — Хорошо, — недовольным голосом сказал мужчина, снова углубившись в чтение. — Я подумаю. Может быть, съездим куда-то на Рождество. Всё равно в декабре не планируется таких уж важных сделок. Присцилла победно улыбнулась. Она знала, что муж хочет понаблюдать за дочкой пару дней, чтобы понять, права жена или нет. И он убедился, что опасения небезосновательны. Дочь в самом деле была ужасно бледна, под глазами у неё появились круги, Пасифика была вялой и медленно соображала. Во время завтрака, когда она выронила вилку из рук (с опасением посмотрев на родителей: обычно за такое её ругали), Престон увидел, что на ладонях Пасифики просвечивают вены: она похудела. В тот же день за ужином он объявил: — На Рождество мы летим в Доминикану. Пасифика не была в восторге от этой новости: она надеялась, что родители снова уедут куда-то и оставят её дома одну. Но раз Престон решил — значит, решил, спорить запрещено — это она понимала. Нужно было морально подготовиться: мама наверняка будет таскать её по магазинам в поисках нужных вещей, Престон миллион раз напомнит, как нужно себя вести, а потом около 10 дней ей предстоит общаться только с родителями… 23 декабря семья Нортвест осчастливила Доминикану своим прибытием. Пообедав в отеле, они пришли на пляж, где Пасифика поняла, что погреться на солнце в декабре — не так уж и плохо. Каждая клеточка её тела была приятно согрета доминиканским теплом, ноги удобно лежали на мягком песке, а шум прибоя ласково убаюкивал сознание. Пожалуй, она даже сможет вытерпеть все родительские придирки. В тот день девушка, вернувшись вечером в отель, долго не могла уснуть: по привычке. Дело было в том, что Диппер взял за правило писать Пасифике перед сном «Спокойной ночи», и каждый раз это растягивалось в трёхчасовую переписку. Спать они ложились в лучшем случае около двух часов, и организм Пасифики категорически отказывался засыпать раньше этого срока. Сейчас переписываться с Диппером не было возможности: для парня это было бы слишком дорого, а для Пасифики — слишком опасно: родители бы точно обратили внимание, что дочь постоянно шлёт кому-то смс, это вызвало бы лишние вопросы. Блондинка предупредила друга, что не сможет ему писать, пока будет в отъезде. К счастью, старшие Нортвесты не захотели тесниться с дочерью в одном помещении. Для Пасифики сняли отдельный номер, где она была вольна делать то, что хочет: например, перечитывать старые сообщения. Поскольку ей всё равно не спалось, она с радостью предалась этому занятию, а уснула лишь около трёх часов ночи, гадая, сколько же ей осталось спать: родители не назвали конкретного времени завтрака, но пообещали, что пришлют за ней. «Спокойной ночи, Пайнс», — с усмешкой подумала она, раз уж у неё не было возможности ему написать, и даже не подозревала, что Диппер перед сном тоже мысленно отправил ей похожее послание: «Сладких снов, мисс Нортвест». Девушку разбудил солнечный луч, проникнувший в комнату даже сквозь шторы. Пасифика зажмурилась и натянула на голову одеяло: ну почему именно её окно выходит на восточную сторону? Родители, наверное, ещё спят, как и все остальные гости отеля. По коридору, громко топая и хохоча во весь голос, пробежал ребёнок, а следом за ним — какая-то женщина. Пасифика не понимала, на каком языке она кричит (было похоже на испанский), но интонация была не самая дружелюбная. «И чего расшумелись? Неужели непонятно, что люди ещё спят?!». В отеле же должны быть какие-то правила, запрещающие ранний топот и крики? Или же… Девушка резко села на кровати, кинула взгляд на часы и вскрикнула: половина двенадцатого! Да она все завтраки уже проспала! Почему её никто не разбудил?! Она отчётливо помнила, что ей сказала мама накануне: «Мы ещё не знаем, во сколько будем завтракать. Тебя разбудят». Но уж кто-кто, а её родители точно не стали бы откладывать завтрак до полудня! Блондинка вскочила с кровати и побежала умываться. Давно она не чистила зубы и не расчёсывалась настолько быстро. Надев первое попавшееся в чемодане (она не успела его разобрать) платье, Пасифика уже застёгивала босоножки, попутно гадая, где искать родителей, когда раздался стук в дверь. Это была одна из горничных. — Вам записка, мисс, — сказала она, вручив Пасифике сложенную бумагу, после чего удалилась. Пасифика, узнав мамин почерк, закрыла дверь и в задумчивости села на кровать, не зная, чего ожидать. Она только надеялась, что мама не будет сильно ругаться и что её длительный сон не сочтут вопиющим нарушением договора. Но всё оказалось гораздо проще. «Пасифика, мы с отцом ушли по магазинам. Когда проснёшься — приведи себя в порядок, позавтракай в ресторане на первом этаже и жди нашего возвращения в своём номере. Вечером пойдём на пляж». Девушка ещё несколько минут пыталась осознать произошедшее. То есть мама и папа встали, позавтракали и ушли на шопинг, не разбудив её? Ей дали выспаться?! Наверное, впервые за последние несколько лет от неё не потребовали беспрекословного присутствия на семейном приёме пищи. — Интересно… — протянула Пасифика, сама себе не доверяя. Что вдруг случилось, что Нортвесты-старшие решили так её побаловать? Или где-то всё-таки есть подвох? — Что ж, — задумчиво сказала она, — нужно быть готовой к тому, что меня могут обвинить в прогуле семейного завтрака. Кстати, о завтраке… Пасифика спустилась на первый этаж (Нортвесты жили на 14-м) и не без трудностей нашла упомянутый ресторан. Отель был просто огромный, а первый этаж был забит разного рода препятствиями: толпой туристов, сновавших туда-сюда, сотрудниками отеля, которые таскали вещи постояльцев, развозили еду по номерам и т.д. и т.п. Кроме того, стоял невыносимый шум: люди переговаривались на сотне разных языков, постоянно звонил телефон и где-то играла музыка. Сориентироваться в таком пространстве было почти невозможно. «Кто же знал, что топающий ребёнок на нашем этаже — это довольно неплохо», — подумала девушка. У неё даже промелькнула мысль, что гробовая тишина родового поместья — и та приятна по сравнению с этим гвалтом. Ресторан нашёлся через десять минут в самом конце первого этажа. Там, в отличие от холла, царила тишина. Что-что, а обедать молча богачи умели. Да и почти все столики пустовали: гости уже позавтракали, а для обеда было слишком рано. Заказав себе лёгкий салат и сок, Пасифика осмотрелась. Кроме неё в ресторане была какая-то семейная пара, уютно болтавшая за столиком в уголке, три подруги, сошедшие с обложек модных журналов, и молодой человек, чинно поедавший суп. Пасифика окинула взглядом его костюм: брюки, пиджак, ботинки — всё в лучших традициях. И это при жаре 30 градусов! Девушке даже смотреть на него было душно. Ей вдруг вспомнилось, как ворчал 12-летний Диппер, когда его заставили надеть костюм перед изгнанием призрака. Пасифика усмехнулась: только её семья могла требовать от охотника за привидениями официально-делового стиля. Парень вдруг поднял глаза и перехватил взгляд Пасифики. Девушка поспешно отвернулась, но успела увидеть, что он ей улыбнулся. Только бы он не решил, что она с ним заигрывает! К счастью, официант принёс ей завтрак, и она с радостью отвлеклась на него. Блондинка ещё несколько раз почувствовала на себе взгляд незнакомца, но упорно его игнорировала. Наспех позавтракав, она расплатилась и быстрым шагом покинула ресторан, надеясь, что парень не будет её преследовать (ей уже приходилось сталкиваться с подобным в других поездках). Лишь закрыв за собой дверь в комнату, она выдохнула с облегчением. Время до прихода родителей тянулось медленно. Пасифика немного посмотрела телевизор, но не поняла ни слова ни в новостях, ни в фильме, на которые наткнулась. Потом она вышла на балкон и посидела там. Вид открывался просто потрясающий: безоблачное небо, белый песчаный пляж и море нежно-голубого цвета. Может, в старости переехать жить сюда? Пасифика усмехнулась собственным мыслям. Нортвесты вернулись около двух часов, но решили, что зайти в комнату напротив выше их достоинства, и снова прислали горничную с запиской. «Через 10 минут идём на обед». — Почему ты ничего не ешь? — спросила Присцилла, пристально наблюдая за Пасификой, которая катала по тарелке кусочки мяса. — Я не очень голодная, — честно ответила девушка. — Я ведь позавтракала всего два часа назад. — Тебе нужно поесть, — твёрдо сказала мама. — Ты ужасно похудела в последнее время. Если так пойдёт и дальше, от тебя одни кости останутся, и все платья будут висеть, как на вешалке. Во сколько ты встала? — Около двенадцати. — Так поздно? — удивилась женщина. — Выспалась? — Да. Почему вы не разбудили меня на завтрак? — задала Пасифика так волновавший её вопрос. — Мы решили, что тебе следует поспать, — ответила мама. На лице дочери отразилось такое удивление, что ей пришлось пояснить: — Доктор сказал, что тебе нужен отдых, в том числе — сон. Уж не знаю, почему ты не высыпаешься дома, — она поморщилась, — но мешки под глазами тебя не красят. Мы решили, что пара дней без будильника пойдут тебе на пользу. — Сильно не привыкай, — вставил ложку дёгтя Престон. — Дома всё останется так же: никаких опозданий. То, что происходит здесь, — вынужденное исключение из правил. Пасифика прикусила язык, чтобы не надерзить отцу в ответ. «По крайней мере, меня не будут наказывать за то, что выспалась». — И ешь нормально, — снова приказала мама. — Чтобы через 10 минут тарелка была пустая. Блондинка не знала, что было труднее проглотить: мясо или возмущение. С ней когда-нибудь прекратят общаться так, словно ей три года?! Сначала она почти удивилась: неужели родители заботятся о её здоровье? Что ж, может быть. Вот только эта забота была одета в такой же приказной тон, как и всегда, поэтому едва ощущалась. Она с самого начала понимала, что поездку устроили из-за неё: мама в последнее время много раз упрекала её за болезненный вид, а потом и вовсе притащила в дом врача, который порекомендовал Пасифике морской климат. Точно так же она понимала, что родители обеспокоены не столько её здоровьем, сколько своими светскими планами, которые без неё сорвутся (слишком уж много тусовок крутилось вокруг их с Дареном помолвки). Наверное, поэтому никто и не старался быть с ней повежливее: зачем церемониться с девчонкой, которая имела наглость заболеть и поставила под угрозу их планы. Пасифика едва сдержала усмешку. Родители думали, что она больна — их право. Девушка же прекрасно знала, в чём истинная причина всех её симптомов: мешки под глазами появились от постоянных ночных переписок с Диппером (невозможно выспаться, когда ты полночи общаешься, а через 3-4 часа встаёшь на завтрак), вялость — от недосыпа, бледность — от нехватки солнца, а худоба — от пропавшего аппетита (ей кусок в горло не лез, потому что за столом родители всегда обсуждали то её помолвку, то очередные тусовки, а то критиковали каждый её вдох). Но поездка действительно должна была ей помочь: солнце придаст ей загар и поднимет настроение, отсутствие смс-переписки даст поспать, а мать-надзиратель заставит съедать всё до последней крошки. Оставалась лишь одна проблема: весь круг её общения составляли родители — не самые приятные собеседники. Но нужно было стиснуть зубы и терпеть. В конце концов, это не первая их поездка. Бывало и хуже.