Fade away

Кара находилась в зале Глобена, не веря, что Евровидение-2016 начнется уже совсем скоро. За насыщенными разнообразными событиями (интервью участников, их оформлением, прогулками, репетициями, вечеринками, ссорами, примирениями, откровенностями) днями она не заметила, как подкрался первый полуфинал. Велись последние приготовления сцены, участников и ведущих к уже настоящим, а не репетиционным выступлениям. Буквально через полчаса начнется главное музыкальное событие, которого с нетерпением ждали весь год тысячи людей по всей Европе. Уже сегодня половина его участников выбудут из соревнования и завтра уедут домой. В это как-то не особо верилось. За столько дней, проведенных с ними почти бок-о-бок, Кара привыкла к ним, с кем-то даже подружилась. И было странно осознавать, что кого-то из них завтра она уже не встретит. Сегодня она находилась на шоу только в качестве зрителя, собираясь поддерживать своих фаворитов, которые определились в ходе репетиций, и получить максимум впечатлений, чтобы потом было чем поделиться с читателями в своем блоге. Эрикссон уже планировала занять свое место в фан-зоне, когда почувствовала, что на плечо легла чья-то рука. Девушка подумала о Монсе, но обернувшись, столкнулась лицом к лицу с Юстсом. – Привет, – как-то несмело улыбнулся он, явно чувствуя себя неловко. – Мы можем поговорить? Прости, я знаю, это не совсем подходящее время и место… Я хотел позвонить тебе, но потом решил, что этот разговор не стоит вести по телефону… и что ты злишься на меня. Кара вздохнула, отходя немного в сторону, чтобы не загораживать проход людям, заходящим в зал, и посмотрела на Сирмайса. Поначалу она правда на него злилась, но после всего, что произошло за последние сутки, после всех разговоров с Монсом от этого чувства не осталось и следа. Сельмерлёв был абсолютно прав – никто из них не идеален, каждый порой совершает ошибки, о которых жалеет. И ее собственные были похуже той, за которую себя корил Юстс. – Знаешь, в тот вечер я действительно злилась на тебя, особенно когда увидела его выражение лица, – вздохнула Кара. – Но мы все между собой выяснили, и у меня нет причины винить тебя в чем-то. Просто… не делай так больше, ладно? Глупо это, наверное, прозвучало. Как будто Юстс действительно собирался повторять то, за что сейчас искренне просил прощение. – Я… конечно, подобного больше не повториться, – кивнул Сирмайс, чувствуя растерянность вместе с облегчением. Он не ожидал, что все будет так легко, но не мог этому не радоваться. – Я могу надеяться, что мы останемся друзьями? Взглянув на его милое выражение лица и полные надежды голубые глаза Кара поняла, что не смогла бы сказать «нет». За пару недель Юстс удивительным образом стал для нее не просто хорошим знакомым, с которым они весело проводили время, но действительно другом, с которым они прекрасно понимали друг друга. Эрикссон очень надеялась, что его симпатия к ней пройдет, когда он вернется в Латвию, и тогда ничего не будет создавать между ними неловкость. – Конечно, Юстс, – кивнула девушка, чуть улыбнувшись. Латыш почувствовал себя так, будто у него гора с плеч свалилась. Когда он собирался на Евровидение, он был уверен, что обязательно найдет в Стокгольме единомышленников и друзей среди конкурсантов, но он никак не мог подумать, что все его пребывание в столице Швеции изменит милая блондинка из пресс-центра, которая является девушкой победителя прошлого года. Да уж, такого он точно представить себе не мог, но не секунды не жалел, что в тот день познакомился с ней. – Тогда хорошего тебе вечера, Кара, – улыбнулся Сирмайс своей коронной обворожительной улыбкой. – И тебе хорошего вечера, Юстс, – отозвалась Эрикссон, улыбаясь в ответ. Она была рада, что они все выяснили, хотя все еще чувствовала некую неловкость между ними. Это напомнило ей то время, когда Йохансен был влюблен в нее, а она не отвечала ему взаимностью. Их дружба стала гораздо проще, когда тот начал встречаться с Мариетт. Кара была рада, что все ее фавориты из первого полуфинала прошли в финал, хотя и проиграла Монсу спор о попадании туда армянки. Среди участниц Эрикссон мало кто пришелся по душе, даже Грета Саломе, которую она помнила по 2012-ому году, несколько разочаровала, поэтому Кара предпочитала песни мужской половины участников. – Ты ведь будешь за меня болеть? – поинтересовался Юстс перед началом второго полуфинала, и в его голосе шведка уловила волнение. Каким бы уверенным Сирмайс не старался казаться, он все равно переживал по поводу первого выхода на такую большую сцену перед тысячами зрителей. – Почему ты каждый раз задаешь мне этот вопрос? Ты серьезно думаешь, что я не буду этого делать? – с улыбкой покачала головой Эрикссон. Юстс только пожал плечами. – Ты попадешь в финал, я уверенна. Кара обняла его в знак поддержки и оставила в гримерке наедине с визажистом, которая вносила в образ Сирмайса последние штрихи. Она действительно болела за него, переживала, наблюдала за ним не отрывая глаз, надеясь, что он чувствовал ее поддержку. Посылала ему мысленные советы не волноваться, как будто он мог их слышать, но все равно слышала волнение в его голосе. Конечно, это была важная задача для него – выступать первым, и Кара считала, что он с ней справился. Она снова была заворожена номерами и песнями Хови и Джамалы, которые переносили ее в какую-то другую реальность, заставляя забыть о Глобен арене, в которой они находились, и о всех людях, что ее окружали. Эрикссон знала о шутке, связанной с номером участника от Беларуси. С одной стороны, она находила это выходку смешной, а с другой… она заслужила небольшой сцены, которую Кара собиралась устроить Сельмерлёву дома, так, для профилактики, хотя и подозревала, чем все закончится… К сожалению, сам Айван в финал не прошел, хотя его песня заслуживала того. Все же остальные фавориты Эрикссон туда попали. То ли у нее была настолько хорошая интуиция, то ли за год жизни бок-о-бок с музыкантом и месяц работы на Евровидении она стала разбираться в музыке в целом и музыкальных предпочтениях европейцев в частности. Перед финалом в Глобене происходило что-то невообразимое. Зал напоминал огромный муравейник, в котором каждый был занят порученным ему делом, в котором каждый человек был деталью огромной системы, и все вместе действовали, как единый организм. Кроме выступлений самих участников были запланированы еще выступления ведущих, самого Монса с его новой песней и выступление Джастина Тимберлейка, что было для Евровидения чем-то новым. – Надо же, уже сегодня ночью ты передашь хрустальный микрофон кому-то другому, как и титул победителя Евровидения, – усмехнулась Кара, слегка отстраняясь, чтобы заглянуть в глаза Монса, но не убирая рук с его пояса. – Титул победителя две тысячи пятнадцатого года всегда будет со мной, – усмехнулся в ответ Сельмерлёв. – Удачи, – улыбнулась девушка и, чмокнув его в губы, нехотя разжала руки, опуская. До начала финала оставались считанные минуты. – Я буду следить за тобой из зала, – добавила она с усмешкой и направилась к выходу, чтобы занять свое место. Финал превзошел все ожидания Кары. Монс с Петрой были идеальными ведущими, со всей серьезностью и со всеми шутками. По ее мнению, но со всей объективностью, они были лучшими ведущими за последние несколько лет. Участники же выкладывались на полную, используя все свои резервы, делясь своей энергией с тысячами зрителей в зале. Кто-то заставлял танцевать и веселиться, кто-то, наоборот, замереть на месте и задуматься о чем-то очень важном, кто-то поражал трюками на сцене, кто-то световыми эффектами, кто-то просто голосом. Кара вспомнила слова Фредди о том, что у каждого из них был какой-то свой стиль, своя манера исполнения, ведь каждому хотелось сделать что-то новое, что-то необычное, чтобы запомниться публике. Она также заметила, что Юстс вел себя на сцене уже более уверенно, просто кайфуя от своего выступления, а не переживая о том, какое же место он займет. Эрикссон думала, что это неважно, потому что обаятельный латыш уже запомнился тысячам девчонок из разных уголков Европы, так же, как улыбчивый Амир, эмоциональный Фредди, драйвовый Донни, загадочный Хови, необычная Джамала, светлая Зои, артистичный Сергей и остальные не менее интересные участники. Появление Джастина Тимберлейка на сцене вызвало настоящий фурор. Без всяких эффектов он околдовал публику своим выступлением, поделившись со зрителями невероятным количеством энергии. После него, казалось, было сложно чем-то впечатлить, но Монсу с Петрой это удалось. Шуточный номер с «Love, love, peace, peace», в котором были собраны самые запоминающиеся образы за шестнадцать лет Евровидения 21-го века, Кара была уверена в этом, запомнится всем надолго. Эрикссон замерла, когда Петра объявила Монса и заиграли первые ноты «Fire in the rain». Девушка поймала себя на мысли, что весь вечер ждала именно этого выступления. Да, ей нравились номера немногих участников, она была просто зачарована некоторыми из них, но каждое появление на сцене Монса заставляло ее сердце биться чаще. Сельмерлёв понял, что после победы на Евровидении, волнение перед выходом на сцену стало меньше, он чувствовал себя гораздо уверенней, потому что знал – там его ждут, его хотят видеть, его хотят слышать, его творчество ценят. Это было безумно приятно. И эти три вечера, которые он провел на сцене Глобен арены рядом с Петрой, были одними из самых прекрасных в его жизни. Но знание того, что прямо сейчас Кара стояла в этом зале, не сводила с него глаз, придавало Монсу еще больше уверенности и вместе с тем заставляло его сердце биться быстрее. Эта песня хоть и не была написана им, но каждый раз, когда он ее исполнял, у него было ощущение, что Саймон писал ее о них с Карой так, как это сделал бы он сам. И она была согласна с этим. Это была их песня, и даже то, что они делились ею с миром, не уменьшало тех чувств, которые она вызывала у них двоих. – Я помню тебя и меня до того, как мы узнали нашу судьбу, – с каждым пропетым словом, в голове вспыхивали воспоминания: хрупкая плачущая девушка, одна среди чужого ночного города, и мужчина, погрязший в репетициях, ожиданиях и надеждах на крупные перемены в своей жизни. – Мы никогда не шли по этой дороге, хотя ты жаждала найти большее. Кара вспоминала их танец, их утренние пересечения и вечерние разговоры на кухне, вспоминала тот рассказ о его бывшей девушке и свои слова, которыми хотела его поддержать. Вспоминала его взгляд на нее тогда и бессонную ночь, когда в груди зародилось новое чувство к нему. Да, она тогда искала и хотела большего, чем просто быть друзьями, но не подавала виду, понимая призрачность желаний. – Мы все отложили в сторону, выстроили наше будущее. Могу сказать, это все благодаря тебе, ты показала мечту, в которую мы погрузились, – на этих строчках его взгляд остановился на ней. Он прекрасно помнил тот вечер в Вене, когда она делила с ним переживания и поддерживала его, когда верила в него больше, чем он сам верил в себя. И помнил, как за две недели до этого в его спальне она безапелляционно заявила, что он победит. – Мы видели опасность на пути, но с тобой она казалась пустяком. Волна популярности, свалившаяся на него, постоянные разъезды в связи с европейским туром, самолетно-автобусная жизнь и общение по Скайпу, каверзные вопросы журналистов по поводу личной жизни, сотни комментариев от фанаток, от которых разрывались его соцсети… это все действительно казалось пустяком, потому что Кара была той, кто понимал его и его жизнь. – Ведь когда приходит вечер, мы словно пламя при дожде. Когда наступает ночь, наша страсть утоляет боль. А наши общие мечты... они никогда не угаснут. Мы с тобой здесь благодаря любви, мы словно пламя при дожде. Каждая такая знакомая строчка песни, которую Кара неосознанно напевала, иллюстрировалась в ее сознании. Каждый вечерний разговор на кухне или в гостиной, когда она засыпала на его коленях или, когда он засыпал у нее на плече после утомительного дня; недавняя ссора и жаркое примирение после нее, когда каждый пытался ласками стереть боль, причиненную друг другу, когда оба хотели заполнить собой пустоту в душе друг друга; их общие мечты об изменении мира к лучшему, которыми они делились, сидя перед камином или на берегу возле его загородного дома, которые, она точно знала, в их сердцах никогда не угаснут, которые они обязательно исполнят. – Я помню каждую ночь: я отдал свою надежду, ты отдала свою жизнь. Мы могли бы залечить каждый наш шрам просто взглянув на звезды. Монс снова вспомнил утренний разговор, состоявшийся в понедельник, когда он узнал о прошлом Кары, которым она не гордилась, когда открыл другую ее сторону и понял, что они оба были далеки от идеала, оба совершали ошибки в жизни, которые дорого стоили не только им, но и людям, которых они любили; понял, что они действительно нашли в друг друге недостающие части, и что действительно могли залечить шрамы друг друга. – В моем зеркале я вижу тебя, и это все, что мне нужно видеть. Это отображение освободило меня. Он смотрел на ее отражение на полу сцены, но у Кары было ощущение, будто прямо на нее. Она знала, что что-то изменила в Монсе, что-то, что не давало ему покоя долгое время. Она догадывалась, что, а он знал наверняка. Он так долго винил себя в уходе Азры, так долго ненавидел себя за то, что не смог ее удержать, объяснить, попросить прощение, сказать, как она была важна для него, что не думал о других причинах их расставания, о том, что на самом деле они были слишком разные и просто не подходили, не понимали друг друга. Его сердце так долго было подавленным этим… Но потом оно нашло свое отражение и задышало спокойней… оно полюбило Кару. Голос Монса окутывал Эрикссон словно нежный бархат, каждое спетое им слово задевало струну в ее душе. Она знала эту песню наизусть, слышала абсолютно разные ее версии (студийную в плеере, акустическую под гитару, а капелла, напеваемую на кухне), но никогда прежде он не пел ее так… с такими эмоциями, от которых на глазах девушки выступили слезы. Она вспомнила, как он притащил домой этот гироскутер, чтобы научиться на нем не просто стоять, но и делать все те трюки, что сейчас проворачивал на сцене. Помнила, как благодаря Месси, которого привлекла необычная штука, он потерял равновесие и упал. Ситуация была забавной, поэтому Кара не смогла сдержать смех, но еще забавней было обиженное лицо Монса, который на самом деле больно ударился коленкой. Она помнила, как с улыбкой опустилась на колени рядом с ним, как к маленькому обращаясь с вопросом «Где болит?». Но в итоге ушибленным местом почему-то оказались губы, а Месси явно недоумевал, с чего вдруг хозяевам вздумалось поваляться на полу. Перед глазами, оживляемые пропеваемыми им строчками песни, просыпались яркие воспоминания. Как радовались его победе на Евровидении; как сидели на пороге его загородного дома у реки, глядя на дождь; как она тихо наблюдала за ним, когда он наигрывал что-то на гитаре или синтезаторе, пытаясь поймать нужную мелодию, зародившуюся в голове; как прощались утром у Стокгольмского университета; как кружились под падающим снегом в утро Рождества в Лунде, как смеялись и толкали друг друга в этот снег; как гордились получению ею задания на Евровидении. Эта песня действительно была о них. Это было наилучшая метафора, которой Эрикссон могла описать их с Монсом отношения. Она всегда была очень эмоциональной, иногда даже слишком, ей действительно было трудно сдерживать свои эмоции и чувства. А он был более спокойный и рассудительный. И поэтому они уравновешивали друг друга. Она была его искрой пламени, а он – ее каплей дождя. Иногда роли могли меняться, но они всегда оставались пламенем при дожде. И вот он снова пел победную «Heroes», которая пришлась по вкусу стольким людям по всей Европе не только во время конкурса, но уже и далеко после него. Он исполнял ее на сцене Евровидения в последний раз. Кара видела, как его глаза блестели от счастья, и ее переполняла невероятная гордость за него. Монс был прав: кто бы не выиграл сегодня Евровидение, для нее он всегда будет победителем. И вот результаты голосования жюри во всех странах-участницах объявили, первые подсчеты сделали. Австралия лидировала, за ней шла Украина, потом Швеция, Россия и Мальта. Монс брал небольшие интервью у Дами Им, а затем у Джамалы, которая довольно мило переделала его песню, а потом обняла его. Несколько дней назад, подобное, пожалуй, вызвало бы у Кары ревность, но сейчас глядя на экран на сцене, она не чувствовала ничего подобного. Не после всего, что произошло в последние дни и непосредственно несколько минут назад. Украинка была в приподнятом настроении, как и большинство людей в зале. Интрига нарастала… Эрикссон помнила, как переживала за Монса на Мелодифестивалене, где до конца не было понятно, кто победит. На самом Евровидении тогда было немного легче, потому что там его победа была очевидней. Но теперь и Евровидение поменяло формат объявления результатов, и Кара могла только догадываться, как же сильно волнуются и надеются на победу участники Австралии, Украины и России. Наверное, сердца всех волей-неволей замерли в ожидании, терзаемые такой интригой. Но вот прошло несколько минут, и в зале воцарилась буря эмоций. – И у нас новый победитель Конкурса песни Евровидение 2016. Это Украина! – прокричал со сцены Монс. Настоящее безумие творилось возле места украинской делегации. Все кричали, обнимали и поздравляли Джамалу с победой. Кара действительно была рада за нее. Такое завораживающее выступление и такая песня не могли оставить людей равнодушными. Хотя, впрочем, в топ пять попали действительно сильные конкурсанты. Эрикссон наблюдала за тем, как улыбающийся Монс вручал девушке хрустальный микрофон, он как никто другой знал, что она испытывала в тот момент. – Поздравляю! Я знаю, это тяжело, но есть что-то, что ты бы хотела сказать? Что ты чувствуешь сейчас, что бы хотела сказать всем, кто голосовал? – поинтересовался он. – Я знаю, что ты… поешь песню о мире и любви, и на самом деле я действительно хочу мира и любви для каждого. Спасибо, Европа! И добро пожаловать в Украину! Глаза Джамалы горели, а голос дрожал. Было видно, что она невероятно счастлива, что была услышана. Кара помнила первое интервью с ней, в котором она говорила о своей песне и послании, которое вкладывала в нее. То самое, о котором сейчас сказала на сцене. Эрикссон, как и многим людям в этом зале и далеко за его пределами хотелось бы, чтобы миром действительно правили мир и любовь, чтобы люди перестали ненавидеть, чтобы они приняли различия друг друга и поняли наконец, что это привилегия, дар – быть уникальными, отличаться друг от друга и учиться друг у друга. – Мы могли бы построить будущее, где люди свободны жить и любить. Счастливейшее время, наше время, – пела Джамала. – Где же ваш разум? Человечество, восстань! Вы думаете, что боги, но все умирают. Не поглощайте мою душу, наши души. Сегодня здесь собрались души, объединенные музыкой, верящие, что только искусство, только любовь спасет мир. «Это благодаря любви мы сегодня здесь», – пел Монс. Как бы хотелось, чтобы люди чаще руководствовались именно этим. Кара не понимала слов, которые украинка пела в припеве, но то, как она это пела, не оставляло ее равнодушной. Слова эти вместе с музыкой и ее проникновенным голосом закрадывались в самое сердце и задевали самые глубокие струны ее души, словно на каком-то генетическом уровне. Да, возможно, язык не был понятен, но певица доносила смысл строчек голосом, и от него у Кары были мурашки по телу. Так же, как от голоса Хови. Это были те песни, которые заставляли ее забыть обо всем и просто слушать, слушать, слушать, наполняясь музыкой до краев. Накапливать в себе светлую энергию, из которой создавать такое же Дерево Жизни, как на экране за спиной победительницы. Обычно в такое время шум в Стокгольме утихал, но сегодня ночью рядом с Глобен ареной ни о какой тишине и речи быть не могло. Все участники и их команды были слишком возбуждены и переполнены эмоциями, которыми делились друг с другом; кто-то даже давал какие-то интервью. Победительнице вообще не давали прохода, засыпая вопросами и поздравлениями со всех сторон. У Кары кружилась голова от одного только наблюдения за всех этим, но она прекрасно представляла, какого это, когда тебя так окружали вниманием. В прошлом году после победы Монса вокруг него царило настоящее безумие. В этом же году оно свалилось на хрупкие плечи украинки, пока теперь уже «бывший» победитель Евровидения спокойно давал интервью тем немногим журналистам, которые хотели с ним побеседовать в ожидании пресс-конференции с Джамалой. Монс думал, что передача титула действующего победителя Евровидения будет ощутима сильней, но самом деле он не чувствовал никаких перемен. Он и так очень сильно изменился за этот год после своей победы. Определенно стал уверенней в себе, профессиональней и точно не собирался останавливаться на достигнутом. Он считал Джамалу прекрасной певицей и хорошим человеком, поэтому искренне был рад ее победе. Было приятно вручать ей хрустальный микрофон. Он видел ее счастливые глаза и думал о том, что точно так же выглядел сам год назад в Вене. С тех пор его жизнь сильно изменилась в лучшую сторону, и Монс надеялся, что жизнь украинки измениться так же. После сумасшествия, царившего в Глобене, после пресс-конференции с Джамалой и бесконечной вереницы вопросов, от которых уже начинала болеть голова, парковка показалась Каре необычайно тихим и спокойным местом, хотя и сюда долетали крики еврофанов, участников и их групп поддержки, а со стороны шоссе доносились звуки проезжающих автомобилей. Монс ждал ее, опершись о капот машины. Он сменил свой последний костюм на тот, в котором выступал с «Fire in the Rain», вот только галстук теперь торчал из правого кармана. – Так мне даже больше нравится, – лукаво улыбнулась Кара, подходя к нему и обвивая руками за пояс. Сельмерлёв улыбнулся в ответ и потянулся к резинке на ее волосах, распуская хвост, в который они были собраны. – А мне так больше нравится, – отозвался он, пропуская ее блондинистые пряди сквозь пальцы и рассыпая их по плечам девушки. – Как прошла пресс-конференция? – Замечательно. Надо же, кажется, только вчера ты отвечал на вопросы за тем столом, – покачала головой Эрикссон. Все еще не верилось, что Евровидение, подготовка к которому длилась так долго, прошло так быстро. Больше никаких репетиций, никаких интервью конкурсантов, никаких евро-вечеринок… С одной стороны, Кара чувствовала облегчение, потому как такой режим был по-настоящему выматывающим как для Монса, так и для нее, но с другой стороны было грустно осознавать, что все закончилось, и грустно расставаться с конкурсантами… Кара успела найти Юстса и переговорить с ним прежде, чем его похитили другие журналисты для каких-то интервью. Он, конечно, не был в восторге от пятнадцатого места, но тем не менее не терял оптимизма. Эрикссон посоветовала ему не переживать по этому поводу, уверяя, что он обзавелся тысячами поклонниц по всей Европе, напомнив, что тогда ей в интервью он сам сказал, что в Евровидении нет проигравших, потому что каждый приехал со своей песней в надежде найти своего слушателя. И он своего слушателя точно нашел. Кара обняла его на прощание и пообещала, что приедет завтра проводить. – Сумасшедшая ночь, верно? – улыбнулся Монс, притягивая ее ближе к себе. – Не то слово, – покачала головой Эрикссон. – Тогда в Вене у нас не было для этого времени, – начал Сельмерлёв, загадочно глядя на нее, – как, впрочем, и после нее… Ты слишком устала? – Мне кажется, что нет. Для усталости у меня сейчас слишком много эмоций, – улыбнулась Кара, не понимая к чему он клонил. – Не хочу упускать эту волшебную ночь с тобой, – произнес Монс, заправляя за ухо прядь ее волос и пробегаясь пальцами вниз по щеке. – Пошли пройдемся. Почти четыре утра. Сонный Стокгольм. И их двое. Ни камер, ни журналистов. Никого. Кара довольно улыбнулась, крепче сжимая руку Монса. Это была ее романтика. Ей не нужны были ни дорогие рестораны или клубы, ни ювелирные украшения или дорогие букеты голландских тюльпанов, пусть они и нравились ей. Все, чего она хотела, это просто вот так идти с любимым человеком по рассветному Стокгольму, держать его за руку, согреваясь от тепла его кожи, или кутаться в его пиджак, вдыхая запах знакомого парфюма. Главное – чувствовать гармонию с окружающим миром, с человеком рядом, чтобы их сердца, дыхание и мысли бились в такт. Кара крепче прижалась к Монсу, накрывая его ладони своими и слегка сжимая их. Закрыв глаза, она сосредоточилась лишь на звуках только-только просыпающегося города и дыхании Сельмерлёва у себя над ухом. Горячем, размеренном и уже таком привычном. – Прости меня, – тихо прошептала Эрикссон, открывая глаза и устремляя взгляд на розоватые блики восходящего солнца на темной воде залива, на берегу которого они сидели. – За что? – в голосе Сельмерлёва послышалось удивление. Он слегка отстранил Эрикссон от себя, которая, вздохнув, развернулась к нему лицом. – За то, что почему-то не хотела говорить тебе о поцелуе с Юстсом, хотя он ничего для меня не значил, за мою глупую ревность... Я просто... – девушка закусила губу, пытаясь совладать с охватившими ее эмоциями. Надо же, еще минуту назад она тонула в безмятежном блаженстве, а сейчас еле справлялась с подкатывающими к горлу слезами. – Я просто боюсь тебя потерять, – выдохнула она. Брови Монса удивленно взметнулись вверх. Выглядел он абсолютно растерянным, явно не ожидая услышать что-то подобное. – Почему ты думаешь, что можешь меня потерять? – в голосе прозвучали нотки недоумения и любопытства. – Потому что все дорогие мне люди уходят, – на глаза все же навернулись предательские слезы, вызванные ветром от залива и воспоминаниями. Девушка поспешила отвернуться, вновь устремляя взгляд на воду. – Сначала отец. Я толком даже не знала его. Потом бабушка. А за ней...мама... Я понимаю, люди умирают, это закон Вселенной. Но почему так рано? Почему они оставляют меня одну? На мгновение мужчина растерялся, не зная, что ей ответить. Вопрос, пожалуй, был философско-риторическим. Но от одного взгляда на ее хрупкие, дрожащие от холода и рыданий плечи, внутри у него все обрывалось. Ему хотелось бы, чтобы она никогда не чувствовала подобного, чтобы ее глаза излучали свет, улыбались, но… Кара развернулась, заглядывая Монсу в глаза, словно пытаясь убедиться, что он был здесь, был реален. Не часть ее фантастического сна, не выдумка. – Ты – мой дом. И я боюсь... – Чего, милая? – глаза Сельмерлёва были наполнены нежностью по отношению к ней. Большим пальцем он вытер влагу под ее глазами и ободряюще положил руку на спину, распространяя тепло по всему ее телу. – Боюсь, что кто-то может прийти в этот дом и забрать самое дорогое для меня, не чувствуя за собой никакой вины. Девушка неосознанно произносила слова, схожие со словами песни-победительницы. Монс покачал головой и крепко прижал ее к себе. – Ты исцеляешь меня, ты наполняешь меня, ты разжигаешь внутри меня пламя,* – тихо произнес он ей на ухо, своим горячим дыхание заставляя «мурашки» пробежать по ее шее. – Ты та, кто делает меня сильней. Ты действительно мое пламя, Кара. – Пламя при дожде? – улыбнулась сквозь слезы Эрикссон. – Да, – улыбнулся в ответ Монс. – Помни, что мы с тобой пламя при дожде, которое не угасает, что бы ни случилось. Кара поудобней устроила голову на его плече, уткнулась носом в его шею и тихо повторила: – Пламя при дожде… *Монс цитирует строчки из песни Хови Стара "Made of stars".