Парадоксы жизни.

      Дорогой Кларк.       Я впервые осознаю, насколько ты был несчастен. Ты с самого рождения лишился своего мира, так толком и не познав его, а этот так и не смог принять тебя таким, каким ты был. Сейчас, вспоминая то время, когда мы были вместе, слушая рассказы Марты Кент про твоё детство, видя по телевизору людей, которые рассказывают о том, что обязаны тебе своим спасением, читая твои редкие записи, которые ты прятал за задней стенкой своего письменного стола (не спрашивай, как я их обнаружила), я ясно понимаю, что во всём свете для тебе не нашлось бы подходящего места. Хоть ты и никогда не был Богом, но небеса - самое лучшее место для тебя. Мы никогда тебя не заслуживали. Я никогда тебя не заслуживала. Помнишь, ты сказал мне перед смертью, что я и есть твой мир? Порой кажется, что в твоей смерти есть хоть что-то положительное, ведь ты так и не успел разочароваться во мне.       Кларк, боюсь, я больше не смогу тебе писать. Сейчас из-за моральной стороны, но вскоре и из-за физической. Прошу, не удивляйся и не сердись на меня. Если небеса и существуют, то меня и без этого туда бы не пустили. Говорят, Бог милосерден, но я не заслуживаю никакого прощения. Даже если бы передо мной распахнули двери Рая, я бы осознанно ушла в Ад.       Мне очень жаль, что я вовремя не осознала, насколько ничтожны все мои страдания и как глупы все мои поиски ответов. Мне очень стыдно, что я лгала и продолжаю лгать самой себе, ведь ответ мне никогда по сути и не был важен. Возникает вопрос, зачем же я всё это продолжала? Психологи скажут, что это аутодеструкция, (уже сказали, я посещала психологов, Кларк. Целых двух) следствие перенаправления агрессии, изначально направленной на внешний объект, но мы оба понимаем, что это просто оправдание. Истина заключается в том, что я дрянь. Я искала спасение в яде, но это не помогло. А если не убил яд — значит, убьёт время. Но я не могу так долго ждать.       Я не могу рассказать тебе, что же случилось. Знаешь, прямо как в той песне:       Оставишь ли ты меня,       Если я скажу тебе, что я сделала?       И нужна ли я буду тебе,       Если скажу тебе, чем я стала?       Ведь это так легко,       Сказать это в толпу,       Но это так тяжело, моя любовь,       Сказать это тебе, лишь тебе.       Хотя ты вряд ли её слышал. Я сама только недавно наткнулась на неё.       Если бы могли каким-то чудесным образом встретиться, я бы крепко обняла тебя, и мы бы простояли так целый час, пока бы я, наконец, не решилась сказать тебе правду.       Прости меня за всё. Я тебя искренне любила и люблю до сих пор.       Этот мир нереален: в нём люди летают, нарушая все известные законы физики. Герои умирают, а подлецы продолжают жить. Время ничего не лечит, а лишь бередит раны. Прекрасные девы не оплакивают своих возлюбленных, храня им верность до конца жизни, а идут к их убийцам за утешением.        — Аутодеструкция, мисс Лейн, аномальное состояние личности, выражающееся в стремлении индивида к саморазрушению. Причина зачастую личностный конфликт и парадоксальная ситуация, которая…       Парадокс двадцатый: ярлыки значительно облегчают жизнь.       И ведь так всё хорошо: весь её алкоголизм, развратное поведение и прочая мерзость — это просто способ отвлечься от подавляющих эмоций. Все счастливы и довольны. Больным можно всё, на то они и больные.       Когда Лейн просыпается в полной темноте, она ничуть не паникует. Чувствует чужие руки на талии и чужое дыхание на затылке, но не чувствует никакого отвращения, хоть и знает, кто это.       Знала ли она это с самого начала? Ведь какая, к чертям, разница, почему умер Кларк? Из-за банального ли комплекса неполноценности Лютора, из-за своего ли глупого самопожертвования или по какой-то другой причине. Причина не меняет последствия: он всё равно мёртв, и ничего этого уже не изменит. Так что да, скорее всего, её никогда и не интересовал ответ…        По всем законам норм, морали и логики, ей необходимо сейчас же высвободиться из объятий, тихо — очень тихо - и незаметно выскользнуть на свободу. Выхватить мобильник из своей сумки и позвонить в полицию.       Она также может достать свою запасную ручку из сумки и вонзить в горло спящего. Не очень красиво с моральной стороны, но всё равно поддаётся хоть какой-то логике.       Не поддаётся никакому объяснению то, что делает она вместо этого. Хватка у Лютора весьма сильная, и на момент, когда ей удаётся наконец повернуться, он уже просыпается от её возни.У него разбит нос, а майка испачкана кровью.       Неужели ему не хватило времени привести себя в порядок и переодеться? И зачем не оставил на кладбище?       На ней самой такая же испачканная одежда, и они оба теперь напоминают жертв автомобильной аварии. Лоис рассматривает его целых десять минут. Как ни странно, она ничего не чувствует: ни ненависти, ни отвращения, ни желания что-либо спросить. Даже смущение от необычайности ситуации не проглядывается.       Это ненормально.       Затем она вспоминает о Кларке, о том, как на её глазах его проткнули копьём, и снова ничего. Смерть матери, строгие выговоры отца, задорный смех Люси, получение Пулитцеровской премии, её недавние сны о возможном будущем — ничего не вызывает никаких эмоций. Она только помнит, что чувствовала тогда. Грусть и потрясение, отчаяние, раздражение, радость — остались только сухие слова.       Пустота пожирает изнутри.  — Подобное поведение -способ почувствовать себя живым, или почувствовать хоть что-то вместо пустоты.       Пожалуй, у неё всегда была тяга к нанесению вреда самой себе. Иначе чем объяснить её стремление всегда оказываться в самых опасных местах? Возможно, это и есть причина всего этого безумия.       Она кладёт ему руки на плечи и осторожно укладывает на спину. Лютор не сопротивляется, но она чувствует его замешательство. Оно и понятно. Легче продумать то, как столкнуть Тёмного Рыцаря Готэма и последнего сына Криптона, чем объяснить, почему человек, пытавшийся убить тебя несколько часов назад и которого ты сам также пытался почти убить, садится к тебе на колени и настойчиво тянется к твоей одежде.       Кларк был сильным и здоровым, она никогда не боялась причинить ему боль. С Лютором всё до точности наоборот, он чересчур худой, и ей кажется, что его ноги сейчас сломаются под напором её веса. Подобные мысли невольно вызывают улыбку. Кажется, пустота отступает.       Кларк Кент и Лекс Лютор полные противоположности: как внешне, так и внутренне. Герой, который слишком рано повзрослел и понял, что, несмотря ни на что, готов сделать всё, чтобы защитить свой дом и злодей, который так по-сути так и остался обиженным ребёнком, терзаемым воспоминаниями и пытающимся доказать себе и другим своё превосходство. Их глупо сравнивать, но Лейн почему-то отчаянно пытается это сделать.       Это как яд и противоядие. Только она почему-то принимает первое после второго.       В глазах Кларка всегда отражалось солнце. Звучит глупо, но так оно и есть. В его взгляде всегда было понимание, сочувствие, нежность. Всё то, что ассоциировалось у неё с счастьем и теплом. Кент сам ассоциировался с счастьем и теплом.       В голубых глазах напротив лёгкое смятение и недоверие. Он не останавливает её, когда она стягивает с него забрызганную кровью футболку, но его напряжение слишком явно. Наверняка он думает, что она опять попытается всадить ему в глаз ручку.       Всё происходит слишком неуклюже, как у подростков, которые впервые решились на подобное, дотягиваясь до запретного плода. Она старается не задевать его раненое плечо, а он ни на секунду не отводит взгляд от её лица. Чужие руки слишком аккуратно ложатся на талию       Когда всё заканчивается, Лоис лежит спиной к Лютору и ожидает почувствовать презрение к самой себе, душащее раскаяние, всё что угодно, но ничего этого не происходит. Хотя нет, не так: такое ощущение, будто вскрыли гнойную язву души, и от заполняющей её тело гнили становится необъяснимо легко. Это своеобразное очищение.        Она одевается под чужим пристальным взглядом. Он не спешит покидать постель, и это, наверное, хорошо. Прежде чем уйти, Лейн отыскивает в своей сумке отрывной блокнот и записывает свой номер, оставляя его на ближайшем стуле. Она уверена, что у него он уже либо есть, либо ему не составило бы труда отыскать его самому.       Она просто таким образом намекает.  — Или просто высвобождение боли и напряжения, которые ощущаются внутри.       Дорогу домой она находит довольно быстро, хотя район и оказался незнакомым. Как ни странно, людей по дороге она не встречает.Через восемь дней на телефон поступает звонок.        Все их последующие нечастые встречи происходят в том же самом месте, недалеко от Смолвильского кладбища. Её совсем немножко удивляет, как его до сих не обнаружила полиция или Бэтмен, но стоит двери закрыться, а чужим рукам зарыться в её волосы, как все вопросы очень скоро отходят на второй план. Ей плевать, что, возможно, в комнате стоят камеры или за стенкой могут сидеть люди Лютора. Плевать, что её могут опозорить на всю страну.       В этот момент есть только два больных человека с больными отношениями. Но при этом они никогда не целуются, так как даже для них это было бы слишком…       Хотя однажды она и забывает где и с кем находится, и чмокает Лютора в щёку на прощание, когда тот подходит, чтобы подать ей её сумку, оставленную у кровати. Это был их с Кларком обычай при каждом прощании, кроме него никто никогда не ждал её обратно, отсюда и такая ошибка. Слишком много оправданий в последнее время. — Иногда это способ отвлечься от подавляющих эмоций или сложных жизненных обстоятельств.       Следующая встреча затягивается аж на две недели. Он больше никогда не проявляет такие чудеса тактичности.       Парадокс двадцать первый: неизвестно, что с суперспособностями, но наглость явно передаётся половым путём. Марта Кент очень рада, что её несостоявшаяся невестка так часто навещает её в последнее время.