Парадоксы жизни.

      Дорогой Кларк!       Ты не можешь себе представить, как непривычно и чертовски прекрасно обращаться к тебе снова спустя столько времени… До сих пор удивляюсь, как не додумалась до этого раньше!       Не то чтобы я считала ведение дневника глупой затеей. Напротив, я сама вела подобные записи в подростковые годы. Сам понимаешь, первая влюблённость (именно влюблённость! То, что было до тебя, иным считаться не может) комплексы по поводу собственной внешности и прочая детская ерунда. Подобным с отцом, увы, не поделишься, он бы, наверняка, заставил меня отжаться раз сто, чтобы подобные глупости больше не приходили в голову. Люси была слишком мала, чтобы понять все мои переживания (она и сейчас не особо меня понимает. Да и не интересуется моими проблемами, видимо, привыкла видеть во мне эдакую «Железную Леди», которая сама со всем справляется), а больше никого рядом и не было. Вот дневник и спасал меня в то нелёгкое время.        Ты этого от меня никогда не слышал, но я всегда завидовала твоему детству. Хоть тебе и пришлось нелегко, но рядом с тобой всегда были любящие родители, которые принимали тебя любым.        После того как я стала журналисткой, наша газета стала для меня своего рода дневником, к тому же, если честно, кроме работы рассказывать мне было не о чем. Поэтому нужда в подобном отпала сама по себе. Однако теперь мне кажется, что я опять вернулась в то время, когда вокруг было много людей, но рядом не было никого…       Знаешь, а я в курсе, что ты собирался сделать мне предложение. Твоя мама отдала конверт с кольцом. Оно прекрасно, напоминает то, что рекламировали по телевизору. Я ещё тогда сказала, что оно очень красивое, а ты поинтересовался, давно ли меня привлекает что-то, кроме работы и неприятностей на работе. Хотя погодите-ка! Ты ведь потому и заперся в другой комнате, потому что заказывал его по телефону, а не потому что тебе надо было поработать в тишине?! Вот ведь хитрец!       Возможно, ты опять позабыл, но у тебя сегодня день рождения. Помнишь, в прошлый раз я подарила тебе набор письменных принадлежностей, а ты долго смотрел на меня и никак не мог понять, что за знаменательная дата сегодня? То ли годовщина со времени нашего первого поцелуя, то ли годовщина с нашей самой первой встречи. Я знаю, как ты любишь подарки, поэтому не смущайся из-за того, что не сможешь отплатить мне тем же. Наши два года — это самый лучший подарок за всю мою жизнь.       В мире всё по-прежнему. Не считая того, что один раз мы были почти на грани, но всё обошлось. Даже не знаю, кого благодарить за это…       Мы уже почти на месте, поэтому придётся прекратить нашу беседу. Я обниму маму за тебя. До скорой встречи! Мне столько всего надо тебе ещё рассказать, но боюсь, тебе это не понравится. Хотя тебе и не привыкать.       PS. Я тебя люблю.       PS.PS. Только что прочла свои записи. Мне кажется, если кто-то ещё их увидит, то меня лишат Пулитцеровской премии.       Дневник остался в сумке, а ручку она второпях засунула в карман своей юбки. Эта мысль, как вспышка, озаряет её сознание, пока девушка в растерянности рассматривает человека перед собой.  — Ты?!       Возможно ли такое? Нет, она не про то, что кошмары приключаются наяву. А про то, возможно ли, что человек может быть настолько наглым: убийца явился на кладбище, чтобы бросить горсть земли на могилу своей жертвы?  — Признаюсь, мисс Лейн, я тоже немного удивлён нашей встрече. Мне казалось, что вас обязательно потянет в Мидвей-сити. И судя по тому, что вы живы и здоровы, — Лютор делает небольшую паузу, Лейн всем своим существом чувствует, что сейчас услышит какую-то гадость и старается незаметно добраться до своего оружия в кармане, — то ли без вашего героя вы боитесь и шагу ступить, то ли супергеройские способности передаются половым путём.       Убийство всегда гнусно, иногда оно необходимо, но всегда гнусно.       Лоис на все сто процентов уверена, что убийство Лютора необходимо. Она ни на минуту не сомневается, что оно абсолютно не гнусно.       Видимо, в психушке очень хорошая школа выживания — объяснить ничем другим то, как он успел отскочить от неожиданного удара, она не может. Пальцы становятся влажными и липкими одновременно.       Кажется, вытекли чернила.       Совершить второй удар не удаётся, её руку перехватывают, и от резкой боли в запястье девушка разжимает пальцы. Ручка слишком шумно падает на землю. Туда же, наверное, уходит и здравомыслие Лейн.       — Сколько пыла…       И это сигнал к началу конца. Лоис уже ничего не соображает. Любое желание выяснить что-либо исчезает. Если раньше на задворках сознания и маячило сомнение в правильности решения, то теперь она совершенно серьёзно уверена в своём желании.       Он опять столкнул её с высоты. Только уже не на твёрдый асфальт, а в пучину безумия.       Лейн сбивает его с ног своим весом, но не удерживается и падает вслед за ним и на него. Судя по шипению снизу, Лютору довольно больно, что и не удивительно при его-то телосложении. Но и сама Лоис не может похвастаться приятными ощущениями: ей кажется, будто она с размаху упала на острые колья. Но нельзя отвлекаться на боль, и рука лихорадочно шарит в поисках ручки. Не успевает она с какой-то животной радостью дотянуться до своего оружия, как её силой переворачивают на спину. Ручка выпадает из рук.       Почему никто не приходит на кладбище? Неужели все мертвецы пооживали, и людям теперь больше некого навещать здесь?!       Лоис со всей дури бьёт лбом по чужому лицу. Раздаётся хруст, и чужая кровь капает на любимую рубашку.       Когда творишь зло, твори его до конца. Безумие не останавливаться на полпути!       Кто-то явно перечитал умных книжек…       Лютор резко дёргается назад, и Лейн вновь пытается опрокинуть его на спину, но мужские руки успевают цепко впиться в талию. Она теперь фактически сидит на коленях своего соперника. Второй удар по лицу прекрасно завершил бы эту возню, но, видимо, она слишком предсказуема, потому что тяжёлая рука наконец отцепляется от её талии и ложится на затылок, прижимая её голову к чужому плечу, в то время как вторая рука притягивает женское тело поближе к себе.       Лоис теперь в западне.       Она шипит, извивается, пытается дёргать свободными руками за уже слегка отросшие волосы Лютора, но тот, кажется, никак не реагирует на это. Уже в отчаянии, из последних сил она сжимает зубы на чужом плече. Во рту теперь привкус железа из-за чужой крови, от него тошнит, хочется сплюнуть, но Лейн отмахивается от подобного желания. Только когда её резко дёргают за волосы, она слегка ослабляет хватку. Глаза застилает влажной пеленой, и до девушки не сразу доходит, что это слёзы. И это всё так смешно.       Сидеть на коленях своего врага в неприлично задравшейся юбке. Видеть перед собой могилу своего любимого, при этом вцепившись зубами в чужое плечо. Откровенно рыдать в объятиях убийцы. Чувствовать настолько чудовищную усталость, что даже не пытаться что-либо изменить.  — Тише, тише, — ей кажется, или Лютор действительно раскачивается с ней из стороны в сторону?       Интересно, если человек плачет и смеётся одновременно — значит ли, что он сошёл с ума?       Лоис бы попыталась найти ответ, если не провалилась вскоре в небытие.       Парадокс девятнадцатый: это псих прав в одном: без Супермена Лоис Лейн довольна никчёмна.