Увидишь Будду на дороге — убей его

Если увидишь Будду на дороге — убей его, потому что истинный Будда внутри тебя. CSI: место преступления

      Ночь – это время, когда, просыпаясь в темноте, иногда ты обнаруживаешь, что за последние несколько часов в комнате все неуловимо изменилось.       Модель дирижабля – в точности такая, как ее взрослый близнец (Питер убедился в этом после того, как отец устроил для него и мамы воздушную экскурсию по Нью-Йорку, желая показать им Гранд Отель и собственную лабораторию*), – не переместилась ли она ближе к краю стола?       Не шевельнулась ли только что фигурка Джоны Хекса**, стоящая рядом со статуэтками прочих членов Лиги Справедливости?       А серебряный доллар, с которым Питер начал упражняться недавно, – очень уж хотелось научиться перекатывать монетку по косточкам пальцев так же ловко, как это делал папа (пока у мальчика не особенно получалось) – разве он не клал его перед сном на полку у постели? Почему сейчас его там нет?       Питер широко раскрыл глаза – все еще немного сонные – и резким движением сел, откидывая в сторону полосатое одеяло.       В первую секунду после этого он облегченно вздохнул: монета была на месте, просто с кровати ее блеск был незаметен – обзор заслонял мишка Фрэнки***.       Во вторую – вздрогнул: в дверном проеме маячил темный силуэт.       Зрачки мальчика расширились от страха, он начал уже прикидывать, сможет ли спрыгнуть с кровати, юркнуть к двери, позвать маму на помощь и не быть при этом схваченным, но вгляделся в гостя внимательно и быстро успокоился.       Это был вовсе не незнакомец из зеркала (в последние недели ему часто снилось, что оттуда за ним кто-то наблюдает – Питер не знал, добрый этот «кто-то» или злой, потому на всякий случай, засыпая, отворачивался к стене; впрочем, это все равно не помогало – во сне он метался, так что по пробуждению чаще всего обнаруживал, что лежит, повернувшись лицом к зеркальному шкафу), и не обгоревший монстр из «Пятницы 13»****.       Это был его отец.       Знакомый профиль. Приметный ворох кудрявых волос.       Ни с кем не перепутать.       Успокоившись, мальчик заговорил. Он прекрасно понимал, что выдает, что не спит, и по головке его за это не погладят, но удержаться не мог.       Слишком уж редко отец приходил на ночь домой. Обычно он оставался спать на работе – это позволяло на следующий день не тратить время на дорогу.       – А мама не говорила, что ты вернешься сегодня, – в слова мальчика незаметно проскользнул упрек.       – Я и сам не думал, что приеду.       Отец сухо улыбнулся, но даже это скупое проявление чувств для Питера было как рождественский подарок.       Если он что и понял за свои семь лет жизни, так это то, что папа крайне скуп на улыбки.       – Разве ты не должен сейчас заниматься опытами? – в конце фразы Питер широко зевнул.       Папа улыбнулся еще раз, и это уже тянуло на перевыполнение улыбочного плана.       – На сегодня с экспериментами покончено. Закончил раньше, чем думал. Ты не рад?       – Рад, конечно, рад, – заверил мальчик, боясь, что отец сейчас уйдет.       Встанет, отправится в спальню к маме, а наутро опять уедет на работу и... кто знает, когда с ним удастся поговорить снова?       Из-за этого страха и от желания задержать отца хоть на минуту Питер неожиданно для себя выдал:       – Пап, можно спросить?       – Что, Питер?       – Я читал сегодня про Нарнию. «Принца Эрлиана»*****. – Мальчик бросил на отца быстрый взгляд, пытаясь определить, не вызвала ли эта реплика раздражения и понимает ли папа, о чем вообще говорит Питер? Случалось, что тот реагировал на темы, предложенные сыном, с необыкновенной живостью, однако бывало и такое, что он просто отмахивался от «детских глупостей». Все зависело от того, насколько научные проблемы, владевшие в тот момент его мозгом, готовы были потесниться. Так всегда говорила мама. – Очень расстроило то, что Аслан приказал другому Питеру – тому, что из книжки – и его сестре, вернуться домой, хотя им совсем не хотелось, а потом сказал им по секрету, что они никогда больше не смогут попасть в свою волшебную страну. – Мальчик рассеянно потеребил одеяло. – Странно, что они не стали даже пробовать поспорить с ним – они же по-настоящему хотели остаться. Вот я бы точно попробовал.       – Не сомневаюсь, Питер. Я старался воспитывать тебя так, чтобы из тебя получился боец. – На лице отца читалось полное удовлетворение.       – Но ведь это совсем не обязательно было бы правильно. – Питер пристально посмотрел отцу в глаза. Его смущало, что в книге сам момент разговора был пропущен: Питер-из-книги просто рассказывал брату о беседе с Асланом, упомянув при этом, что когда наступит «последний раз» Эдмунда и Люси, они должны будут «все понять».       Казалось, когда герой говорил, что легко сможет перенести то, что никогда не вернется в Нарнию, это была просто его попытка выпендриться перед младшим братом.       Но мальчик все равно не был уверен, что понял этот момент верно.       Может быть, Питер Певенси действительно легко смирился с фактом, о котором Питеру Бишопу не хотелось даже думать.       – Что, если бы я правда оказался на месте того Питера?       Он часто примерял к себе сюжеты из книг или мультиков, пробуя понять, что сделал бы, попади он в ту же ситуацию, что и герои. Но признавался отцу, что делает так, он впервые в жизни.       – Как мне надо было бы тогда поступить? Чтобы все получилось, как надо?       – Знаешь, сын… Я не могу тебе этого сказать. Не потому, что не хочу. Просто я всегда думал, что такие вещи не может подсказать никто другой. – Отцовская рука сжала пальцы Питера поверх одеяла. – Если бы ты спросил, как бы поступил я – я бы тебе сказал. Если б ты интересовался любым абстрактным человеком, я бы постарался ответить, что думаю на этот счет. Но ты спросил, как надо поступить тебе, а на этот вопрос можешь дать ответ только ты сам. Ты, Питер.       Уолтер Бишоп, основатель «Бишоп Дайнемик», как всегда, был исключительно серьезен. Кому-то это могло показаться странным – речь ведь шла всего-навсего о детской книге. Питеру не показалось – он ведь тоже задавал свой вопрос на полном серьезе.       – Да. Я понимаю.       Отец уже давно покинул детскую, оставив после себя горящий ночник, а Питер все лежал без сна… Уже пару дней он чувствовал себя странно: к вечеру совсем не оставалось сил, с утра трудно было заставить себя подняться, а лоб по ночам горел, как печь в KGC******: мальчик чувствовал этот жар сквозь сон и очень удивлялся, когда к утру от него не оставалось и следа.       Питер не волновался по этому поводу – как все дети, он легко забывал о неприятном.       Ему казалось, тот жар, что приходит ночью и в ночи же остается, так же нереален, как и плохие сны.       Папе он о нем еще бы рассказал – если б только отец почаще бывал дома.       Маме не стал бы рассказывать ни за что.       …Когда-то Питер спросил у отца, все ли тот говорит маме о своих экспериментах.       Папа ответил: «Нет, сын. Есть вещи, о которых женщинам не стоит знать».       Мальчик до сих пор помнил эти отцовские слова.       Наверное, именно поэтому он не стал упоминать температуру в разговоре с мамой ни вчера, ни сегодня. Хотелось иметь хоть один «мужской секрет».       Как отец, у которого их было куда больше одного.