Слова снова колкие и жгучие — Маки просто виртуоз по части таких. Юта хмыкает. Какая злая ирония: Маки любит колкие слова и лиловый цвет, а он сам любит Маки. (с) Эллия., "Остро-лиловое" (Юта/Маки)
Маки! Маки! Чарльз де Макинг! - Бака, - пробормотала она во сне, уронив голову на грудь. А, всё-таки услышала? Ну наконец-то! Отсюда не докричишься. - Тебя здесь нет, Руру... - протерев глаза, сонно сказала она. Я здесь есть. А что такое "здесь", Маки? Я везде! Повсюду! Я в каждом твоём вдохе и почти в каждом выдохе, ведь ты почти перестала выдыхать, заметила? Берёшь и не отдаёшь. Я в каждом твоём сне и в каждой чашке кофе, которую ты видишь по утрам. Я в каждой манге, которую ты (до сих пор) читаешь. Ты никогда не сможешь меня забыть. - Что за ерунда. Проклятий не существует... Проклятий не существует? Ха-ха-ха! Значит, меня тоже не существует! Тогда с кем ты говоришь, сумасшедшая?***
Вздрогнув, Маки проснулась. Она уже знала, что Руру было две, но так и не решила ничего насчёт себя. Как можно спокойно всё обдумать, если проклятие, ставшее реальным, преследует тебя? Неожиданная догадка осенила её и заставила подскочить на ноги с неудобного дивана. Диван? Где это?.. Неважно. Хонока осмотрелась вокруг, но ничего, кроме темноты, не было. Слава богу, она не нашла ни одной тени. "Я всё-таки любила Руру". Чёртова разгадка была так близко. Все эти годы Маки обманывала себя, полагая, что спаслась от всего на свете. И боль эта была притворная, она прикрывала другую, настоящую боль, другую, настоящую Руру, другую, настоящую Маки. Столько всего нужно было умножить на два! Обидно не то, что оказывается-любовь жила и после трагического конца. Обидно то, что Маки ошибалась. - Навечно, - прошептала она, сидя на краю дивана и глядя в пол. Это, кажется, был кабинет психолога. Всего лишь квартира, снимаемая в жилом доме, чтобы не тратить деньги на аренду места в офисе. Интересно, что более вечно - любовь или Маки?***
- Вот как, - немного разочарованно протянул Юта. - Я думал, ты действительно не любишь. - Я тоже так думала, - равнодушно отозвалась Хонока, сидя напротив него. - Кажется, одна Руру не ошибалась. Она хорошо знала, что я чувствую. Ха, наверное, всё на лице было написано. - Но ты говоришь в прошедшем времени. А что сейчас? - А сейчас мне плевать, - с любимой презрительной улыбкой твёрдо сказала Маки. - Это очень удобно. - Вижу... И что теперь? Ты разобралась во всём. - Но ты не считаешь свою работу законченной, насколько я поняла. - Верно, - Тсугухито был рад, что она правильно истолковала его серьёзность. - Мне не хочется отпускать тебя в таком состоянии. Молчи, не перебивай. Ты немного разрушена изнутри... немного, осколков эдак на миллион. Это может зажить само собой, но ты любишь сыпать соль на раны и ругать саму себя ни за что. Я понимаю, ты не особо хочешь это слушать... - Столько лет никого не слушала, теперь придётся, - то ли пошутила, то ли сдалась Хонока. - И... ты опять ведёшь к хэппи-эндам и счастливой любви? - Бинго! Именно так. - Встав из-за стола, Юта подошёл к полке с книгами, бессмысленно просматривая корешки. - Может, тебе почитать что-нибудь лёгкое? Или сходить в парк аттракционов? - Да, - неожиданно сказала Маки. - Отведи меня туда, Юта. Психолог обернулся. Она сидела неподвижно, но в то же время расслабленно, как во время их первой встречи. На губах таяла тень улыбки. "Какая же ты красивая без стены, Хонока-чан".***
Они могли расстаться и снова встретиться, могли пройти мимо одного и того же места десять раз подряд, могли кататься до упаду на каруселях или есть мороженое в парке, пока совсем не сядет голос. Странное ребячество казалось Маки возвращением потерянного детства, ведь она ни с кем ещё так не веселилась, кроме Руру. И они нечасто ходили в такие места, привыкшие к одиночеству и бывшие сами по себе. Человек, с которым ты счастлив - и есть твой человек; Маки прочитала это в какой-то манге, а может, зарубежной книге, но сочла несусветной глупостью. Интересно, счастлива ли она? Здорова ли она? Сможет ли она забыть Руру? Конечно, нет. Ей не нужно забывать Руру, забывать вообще нельзя - никого и ничего. Нужно как раз помнить: о своих ошибках, о радостях и о горестях, не выделяя только чёрную или белую полосу. Она ни с кем ещё так не веселилась, кроме Руру, и, наверное, никого ещё так не любила, кроме Руру. - И не такая ты ужасная, - смеясь, говорил Юта, протягивая ей очередное мороженое. Маки слышала, что он в неё влюблён. - Не стоит торопиться, - смущаясь, говорил Юта, почти невесомо касаясь её руки. Маки чувствовала, что он в неё влюблён. Она теперь научилась понимать, когда человек любит тебя, а когда - нет. Как научиться любить самой? Надо ли любить самой? Это же так больно. - Ты стольких девушек любил. Больно было расставаться? - Ч-чего? - зардевшись, Тсугухито отшатнулся от неё, но вовремя сообразил, что имелось в виду совсем другое, почти что личный интерес. - Ну... не особо. Мы же все знали, что это не навсегда. - Не навсегда, - вполголоса сказала Маки, глядя на сгущающиеся сумерки, лотки мороженого и воздушные шарики. Не навсегда - значит не навечно. Не навечно - значит не болезненно. Можно освободиться в любой момент и не страдать от боли и горя. Чёрт возьми. Неужели всё было так просто? - Юта. - Да? - Давай будем счастливы не навсегда. Они гуляли, пока ноги не отказывались двигаться, ловили себя на том, что смеются, и постепенно учились смеяться друг с другом проще. Маки нравилось чувствовать себя отделённой от вечности, от этой чёртовой, ненавистной вечности, которая испортила ей треть жизни. Маки нравилась эта ночь, нравилось кружиться на каруселях и, чёрт возьми, ей нравилось улыбаться; раньше она улыбалась только для Руру. Юте нравилось всё - проделанная работа, о которой он почти забыл, ночь, день, утро, любое время суток, если Маки могла улыбаться в это время. Он помнил по её рассказам, что говорила Руру, и мог признать, что улыбка Хоноки - лучшее, что сияет в этих сумерках, лучшее, что греет на её ледяном лице. Зарываясь лицом в карамельные волосы и обнимая Маки сзади, Тсугухито радовался тому, что она не видит его растерянно-счастливого лица. Перехватывая его тонкие запястья на своей талии и сжимая их холодными пальцами, Хонока радовалась тому, что он не видит её слёз, которых уже давно никто не видел. Неужели ей может быть так хорошо? Сколько продлится эта вечность?