***
Зинченко сидел у окна и пил чай из большой прозрачной чашки. Увидев Гущина, он коротко махнул ему рукой. Гущин махнул рукой в ответ, подошёл к барной стойке, взял стакан минеральной воды и уже с ним подошёл к столу. – Добрый вечер. – Добрый, – Зинченко хмуро посмотрел на Гущина. – Давайте без предисловий. Что это было? – Нужно было от девушки сбежать. Зинченко поперхнулся. – А сами не могли? – Ну, обидеть не хотел. – А зачем тогда вообще к ней пошли? – А вы мне посоветовали, – нагло заявил Гущин. Зинченко допил остатки чая одним глотком. – Ладно, не хотите рассказывать – не надо. Я другое хотел сказать, – он немного помолчал. – Вы меня утром обвинили в том, что я вас за человека не держу. – Ну, я на эмоциях был. Можно вопрос? – Давайте. – А почему вы вдруг снова на «вы» перешли? Зинченко ошалело посмотрел на него и тихо сказал: – Не знаю. Я как-то не заметил. Вы против? – Нет, – пожал плечами Гущин. – Но на «ты» как-то теплее. – Ну вы-то в своё время отказались. – Так вы это помните? – Слушайте, я там вообще-то руки повредил, а не голову. – Леонид Саввич, – Гущин поставил локоть на стол и подпёр щёку кулаком, – Вот почему с вами так тяжело, а? – В каком смысле? – Да во всех. Вы же никого к себе не подпускаете. – «Никого» – очень смелое заявление с вашей стороны. Это, я так понимаю, значит «вас»? – Угу. – А вам надо, чтобы подпускал? – Угу. – А зачем, позвольте полюбопытствовать? – А что, нужна какая-то веская причина? – И это, по-вашему, со мной тяжело? – хмыкнул Зинченко. – Ага. С Сашей и то легче было. – Так может, потому что я вам не Саша? – Может быть. – Вы как-то неуверенно это сказали. – Не волнуйтесь, цветов не будет. – И на том спасибо. – Так сказать-то вы мне что хотели? Про человека? – Про какого человека? А, – Зинченко потёр виски, – Так вот. Вы с утра сказали, что я вас за человека не держу, потому что с Шестаковым говорил, не принимая вас во внимание. – Да. – Так вот, если бы я этого не сделал, Шестаков бы вас так увлёк идеей нашего совместного полёта, что потом вас было бы не переубедить. Я же видел, как у вас глаза загорелись. – Ну загорелись, и что? – А вы меня совсем не слушали? – Слушал. Но не согласен. – Опять боевые вылеты в голове? – Ну давайте, прочитайте мне ещё одну лекцию про пассажирские перевозки. – А вам той было мало? – Вы зануда, – Гущин удивился собственной дерзости, но Зинченко, казалось, воспринял её как должное. – Господи, как вас Ларин терпит? – Не спрашивал. А вот вам с Азаровым, наверное, хорошо. – Это почему? – А он такой же зануда, как вы. – Гущин, не надоело вам? – Что? – Препираться со мной? Гущин пожал плечами. – Не-а. Дружить вы со мной не хотите, а стажёром я у вас уже побывал, надоело. – А вы, значит, дружить хотите? – Хочу. – Извините, жена звонит… – Зинченко вытащил телефон из кармана. – Да. Скоро буду. Совсем скоро. Ну сколько… десять минут дай мне ещё. Целую. Что купить? Хорошо… Ну всё, пора мне. – Вам пора, а я так и не понял, зачем я сюда через полгорода тащился. Зинченко улыбнулся совершенно не свойственной ему хитрой улыбкой и, вставая из-за стола, подмигнул Гущину: – А потому что за спасение от влюблённых девушек надо платить.Часть 8
8 июля 2016 г. в 06:38
Гущин расплатился за рекомендованный продавщицей букет, даже не посмотрев на него, и понуро двинулся в сторону торгового центра, в котором должен был располагаться кинотеатр. Уже у самого входа он сообразил, что в кино с цветами приходить не стоило, но было уже поздно: Марина его заметила. Увидев цветы, она порозовела, всплеснула руками, начала охать, что если продержать их в руках в душном помещении два часа, то спасти уже не удастся, и Гущин опомниться не успел, как обнаружил себя в маленькой студии вместо кинозала. На диване, с чашкой кофе в одной руке и коленкой Марины в другой.
Нужно было спасаться. Он сбежал в туалет и, громыхнув для убедительности крышкой унитаза, начал лихорадочно думать, к кому можно было бы обратиться за помощью. Он отправил сообщение Андрею, но оно не дошло: телефон был выключен. Отец? Даже если бы он умел читать сообщения, помогать бы точно не стал. Оставался Зинченко. Гущина снова затопило мучительное чувство стыда при воспоминании о том, что он наговорил о нём Марине, но он решительно набрал: «Я у Марины помогите придумайте что-нибудь вытащите меня отсюда». Отправил, убрал телефон в карман, спустил воду и долго-долго мыл руки.
Марина уже успела убрать кофейные чашки и предусмотрительно отодвинуть столик от дивана – видимо, чтобы раскладывать было легче. Гущина передёрнуло. В этот момент раздался спасительный звонок.
– Да, Леонид Саввич? – деланно недовольным голосом ответил Гущин.
– Гущин, вы можете сейчас приехать? Нам согласовали интервью, нужно обсудить детали, чтобы лишнего там не сказать.
– Прямо сейчас? Может, завтра?
– Завтра я весь день занят, – натурально как раздражение изображает, будто актёрское мастерство изучал.
– Ну я не могу… – он подмигнул Марине.
– Это ваши проблемы. Жду вас через полтора часа, адрес сейчас пришлю. Это кофейня у моего дома.
– Ну Леонид Саввич!
– У вас полтора часа, – Зинченко отключился.
– Вот же мразь! – с чувством сказала Марина.
Гущин извинился, мазнул губами по её щеке и выбежал из квартиры совершенно счастливый. Уже от метро он позвонил Зинченко.
– Леонид Саввич, вы меня так выручили! Спасибо вам огромное!
– Не за что. Я, кстати, не шутил про полтора часа.
– В каком смысле? – опешил Гущин.
– Приезжайте, разговаривать будем.