Не сказать, чтобы Санс был очень заботливым или знал, как необходимо правильно обращаться с новорождёнными, даже при том условии, что они сделаны из магии, костей и малой толики зачарованных хрящиков и сухожилий. Однако сама судьба не оставила ему выбора, поскольку общего отца двух магических братьев, Гастера Вингдингса, практически никогда не было дома. Бывало, что он не объявлялся по несколько дней напролёт, пропадая в Королевской Лаборатории, а если и приходил, то на улице уже была тёмная, непроглядная ночь; младший сын уже спал, а старший — охранял его сон, дожидаясь отца. И даже появление главы семейства не могло привнести удовлетворение и спокойствие в их дом, ведь Санс знал, что, однажды, именно ему предстоит взять на себя полную ответственность не только за жизнь своего младшего брата, но и за своё собственное будущее. Не сказать, чтобы Санс был очень заботливым или внимательным, но ему пришлось заново расставить свои приоритеты и поступиться многим, когда в их доме появился Папирус.
Костяной скеле-братец растёт и напитывается магическими свойствами не то что по дням. С каждым часом комик убеждается в том, что пересчитываемых косточек на теле Папируса становится всё больше, либо это он сам становится всё больше, а, может, сам Санс скоро заскелетируется и вырастет настолько, что станет как их отец — Гастер Вингдингс, единственный глава и опора их небольшого удивительного семейства, которого и то вовсе не застать подле растущих детей. Санс привык принимать на себя роль старшего братца, сказать так, в своём малом, даже в сравнении с младшим ребёнком, возрасте, он считал себя отнюдь не последней черепушкой не только в их доме, но и во всём Сноудине, если не в Подземелье. К сожалению, быть примером для подражания у юного заводилы, лишённого полноценного отцовского контроля, не получалось, из-за чего он и сам нередко попадал в передряги: то, не сдержавшись в выражениях, перейдёт дорогу какому-то задире, с которым приходится впоследствии решать всё на костях; то забудет, куда он положил своего младшего брата; то в их доме останется не так много источников пропитания. Впервые столкнувшись с последним раскладом, Сансу пришлось научиться применять на практике своё умение «находить короткие пути» да незаметно и быстро перемещаться в пространстве, чтобы банально прокормить хотя бы своего брата. Сам же Санс мог обойтись и бутылью любимого кетчупа, коих в их доме было интригующе немалое количество. К сожалению, Санс ещё не знал о том, как всё устроено в этом мире, как работают их местные правовые нормы, и как правильно зарабатывать себе на жизни. Поэтому приходилось довольствоваться и пользоваться тем, что есть. Безусловно, жители Сноудина, в особенности старшее поколение, прекрасно понимали сложившуюся ситуацию, буквально воспринимая двух братьев-скелетов за неотъемлемую часть их деревушки. Они были подобны их собственным непоседливым детям и внукам, коим также нужна забота и поддержка, на чьи проделки они не раз закрывали глаза — в прямом и переносном смысле. Нередки были и розыгрыши сценариев о том, что у Санса, действительно, получается (не)заметно появиться где-то на толику секунды, (не)снести стеллажи с товарами или полки с продовольствием, схватить что-то и, (не) с первого раза, но скрыться, (не)оставляя на месте преступления явный магический след. И, конечно, Санс ещё не мог до конца осознать, почему на одном и том же месте, в одно и то же время у него получается всякий раз раздобыть что-то полезное. И, конечно, Санс ещё толком не мог воспринимать нравоучения и советы о лучшем, которые старались донести до его костяной головушки соседи. И, конечно, когда-нибудь старший сын поймёт доброту всего Сноудина по отношению к нему и его семье. Но это произойдёт значительно позже. — Смотри, Папирус, — призывает Санс, вальяжно пройдя в гостиную, где в импровизированную из подушек и матросов люльку, не то, чтобы по своей воле, зарылся младший скеле-брат, довольно посапывая, — я нашёл мячик на заднем дворе нашего дома. Полагаю, мы можем забить пару 'голов' в импровизированную сетку для баскетбола, главное, чтобы ничья 'черепушка' тоже не пострадала. Санс, задумчиво отведя глазницы в сторону, не счёл нужным упомянуть и о том, что этот потерянный мячик принадлежал одному из младших детей семейства медведей, живущих неподалёку. Как не счёл нужным упомянуть о том, как прорезиненный, помятый жизнью мяч закатился под одну из заснеженных елей и, для соседских детей, без вести пропал, а для скеле-братьев — удобно оказался на 'заднем дворе дома'. Конечно, слёз у звере-детишек был град, но взрослые предпочли сгладить эту обстановку, придумав историю о том, что лесные духи решили одолжить их мяч, чтобы поиграть. Конечно, главы семейств Сноудина понимали, почему и каким образом в их доме пропадают вещи, но они предпочитали просто не обращать на это внимания, потому что связываться с семейством Вингдингсов, чей глава являлся по совместительству Главным Королевским Учёным, никто не желал. Все знали, что рано или поздно помощник Вингдингса явится на их пороге, принося извинения и удваивая в несколько раз выплаченную за понесённые убытки компенсацию. Поэтому никто особо не высказывал недовольства по поводу происходящего. Оставался единственный вопрос: по какой причине Гастер не мог проявить должной заботы о своих детях, предшествуя их баловству, предшествуя тревоге жителей Сноудина? Достоверно этого никто не знал и знать не мог. И лишь местные торговки распускали надуманные слухи о том, что глава семейства Скелетов настолько ушёл с головой в работу, что порой и вовсе забывал об оставшихся на его попечении детях, время от времени промышляющих воровством да пугающих других своими выходками и нерядовыми магическими способностями; о том, что и не дети они ему вовсе, а результат очередного несанкционированного эксперимента. Иначе как объяснить то, что они никогда лично не знали их матери? Подобные истории, как правило, всегда вызывают улюлюканье и бурное обсуждение со стороны завсегдатаев их овощных да хлебобулочных лавочек. И, конечно, эти завсегдатаи в дальнейшем разносят раздутые донельзя слухи и в пабе «У Гриллби», принадлежащем ещё отцу и тёзке будущего владельца этого местечка, известного нам всем просто как Гриллби. Конечно, у кого-то подобные истории вызывали сочувствие к брошенным детям, но такие благоразумные монстры оставалось в меньшинстве. И факт того, что никто не опровергал эти глупые слухи, лишь больше распускал языки любителей сплетен о верхушке Правления Подземелья. Пока они могли оставаться безнаказанными, то пользовались этим, как могли. Но это только пока. А в настоящее время, полусонный младенец, завидев неведомое юному уму красно-резиновое и раздутое нечто, название которому произносилось как «мяч», мгновенно взбодрился и залил комнату лучистым детским смехом с фирменным «ньех-ньех». Папирус ещё плохо умел говорить, хотя будет правильнее сказать, что он только и мог, что пускать импровизированные слюни из недоеденной детской кашки и хлопьев, да порой смеяться, или плакать, или всё вместе и сразу. Уследить за полётом его переменчивого настроения было довольно непросто. — Костьнечно, Папс, твой брат — настоящий умелец не только почесать языком, которого нет, но и позаботиться о своём мелком бро. Сбросив в сторону часть из добытого съестного провианта, Санс моргнул глазом, окрасившимся в желто-голубой, переливающийся оттенок. С помощью магии он легко поднял из люльки в воздух заворожённого Папируса и перенёс к себе на руки, попутно плюхнувшись на такой же импровизированный из пары матрасов диван. — То ли ещё будет, ты ведь знаешь, как хорошо я умею раскидывать кости, ньех-хех? — Ньех-НЬЕХ! — шумно раздаётся в ответ от сжимаемого в объятиях мальца. — Воа, окей, бро, ты победил, у меня не было ни шанса, — подмигнув, с усмешкой выдаёт старший. Посредством магии Санс всё также удерживал в воздухе мяч, а свободными руками он поднял над собой резвящегося младшего Скелета, одетого в милый детский костюмчик с белым кроликом и самодельный из лоскута красной ткани плащик. — Папс, да ты летаешь, а мне не рассказывал! — в сопровождении заразительного смеха малыша, не замечает, как сам еле хихикает. — Вот увидишь, когда я стану известным скеле-комиком, то буду летать так же высоко, как и ты! Ты ведь заметил, что в последнее время я довольно много сочиняю каламбуров и шуток, не так ли, юный Скелето-план? — ответом служит озадаченный взгляд и расплывающаяся непосредственная улыбка, в которой было что-то притягательное и завораживающее. Сансу казалось, что он может говорить с этим маленьким солнышком ни о чём и обо всём на Свете, он не мог его осудить или как-то препятствовать бурному желанию сочинять каламбуры про кости, и иже с ними (пока не мог). Да, такие моменты были его звёздным часом. А младенцу только и оставалось, что внимательно смотреть на старшего брата магическими зрачками глаз, гадая, что же он хочет до него донести.«Но если улыбался его брат — улыбался и он сам, чувствуя разливающееся в нём счастье», — это утверждение являлось обоюдным для каждого из братьев.
— Ладно, хватит шуметь костями, я думаю, что должен показать тебе пример того, как играют в баскетбол настоящие монстры, — удобно устроив ребёнка на одной из бедренных костей, спиной к себе, при помощи магии, шутник переместил поближе урну из-под бумажного мусора (точнее, с какими-то из научных заметок отца, которые заинтересуют Санса, но позже). Теперь эта урна служила прекрасным аналогом импровизированной сетки для баскетбольного мяча, роль которого играл надутый прорезиненный, самую малость