Санс никогда не видел особого смысла в стирке или уборке, поэтому всегда принимал это не так, как должен был.
***
— Ну честно, Санс, когда ты в последний раз менял свою одежду? — он вопросительно смотрит на меня, указывая своей ярко-красной перчаткой на точно такого же цвета въевшееся пятно на моей неизменной и когда-то белоснежной кофте, когда-то со времён последней стирки с моим участием… на той неделе, в том месяце, году? "Как влитое, хех", — пробегает у меня в голове, пока я лишь незадачливо пожимаю плечами и всё так же улыбаюсь в ответ на вопрос братца, уже внимательно изучающего мою изляпанную и, пожалуй, самую малость помятую одежду так, как обычно изучают лягушку перед неизбежной препарацией. — Санс, не смей молчать, когда сам… — в этот момент Папс вновь принял свою героическую позу и вытянул указательный палец вверх (хотя в его-то полуперчатках это не особо заметно, но кого это, собственно говоря, волнует?), — великолепный Папирус кладёт на себя груз ответственности за твою лень. Не благодари меня, Санс! — теперь он стал более настойчив: сжал в своей руке часть той самой когда-то белоснежной кофты, недовольно посмотрел прямо в мои белые точки-зрачки, наверняка дабы показать свой серьёзный настрой, и всё не сводил своего столь приевшегося мне за все эти годы сердитого взгляда. — Сейчас же снимай её, у меня нет на это времени! А вдруг человек… — и он снова заводит свою шарманку о королевской гвардии и горе сумасшедших фанатов, которая действует на мои старые косточки не хуже хорошего успокоительного, и я уже чувствую, как начинаю проваливаться в царство Морфея, но очередной возглас Папируса, адресованный мне же, заставляет вернуться в реальность. Я немного прикрываю свои глаза несуществующими веками и, вздохнув, пытаюсь рефлекторно засунуть руки в карманы пуховика, которого на мне наверняка благодаря Папирусу не оказывается: — Думаю, твой груз прошёл бы, — похоже, в этот момент Папс засёк мою попытку скаламбурить, и он показательно сощурил свои глазницы, — насквозь, — я едва сдерживаю смешок, и вижу, как его начинает потрясывать со злобы, и слышу скрип его зубов, а сам Папс наверняка уже готов часами трактовать мне заученные нотации, но разве меня это может остановить? — Ведь я уже давно подвергнут износостой кости, — Казалось, что где-то на фоне нашего диалога праздно прозвучало сопровождение «Ба-дум, пс-с…»; жаль, что Папирус не мог этого оценить. — Са-анс… — младший приподнял меня над полом, взяв под руки, точно щенка или кост-ёнка, наверняка, чтобы не дать мне в очередной раз уйти от проблем, но сейчас размышлять об этом мне мешало обдумывание удачного момента для телепортации отсюда. Когда он успел так подрасти? — ты ведь знаешь, что я ненавижу твои шутки. Они такие пустые. Ты даже не стараешься сделать их смешными, ленивый мешок костей! — нотки раздражения в его голосе, казалось, уже давно достигли своего предела, но наблюдать за его эмоциями и попытками быть «строгой домохозяйкой» не могли не забавлять, правда? — Бро, ты ведь знаешь, что громоздкость — дело не моё. — Теперь мне кажется, что ещё чуток и из него пойдёт пар, словно из паровой машины, косте-шины? — Похоже, моя шутка была слишком горяча для тебя? Не успеваю сообразить ещё что-то, как чувствую его холодные руки и фаланги на своём позвоночнике и рёбрах, что заставляет меня аж посинеть от неожиданности и потерять ход своих мыслей: Папирус решается забрать мою одежду силой, и ведь точно не видя в этом ничего дурного. — Б-бро, умерь свою пылкость… — не успеваю и сообразить, как пара ловких движений оставляют меня с абсолютно окостлёным* верхом, и, разумеется, сейчас Папс хочет стащить с меня нижний элемент моего одеяния, что заставляет меня даже мысленно напрячься, в коем-то веке, хех. — Санс, не дрыгайся, ведь тебе же самому будет лучше! — Папс явно не собирается выпускать меня из захвата, но как же объяснить моему брату то, что должны быть хоть какие-то границы и личное пространство, которое не стоит без особой надобности нарушать даже родственнику? — Бро, ты ведь совершенно недавно занимался стиркой, — я, даже к удивлению самого Папируса, ловко выскальзывая из его хватки (правда, снова потеряв свой носок) и немного пячусь назад, — ведь я не отличаюсь особой водостойкостью… — но лишь упираюсь в стену, одержимый надеждой перевести тему. — Может, ты оставишь это на меня, м? А Папирус, снова недовольно прыснув в сторону, мысленно наполняется решимостью, явно не собираясь оставлять меня в покое. — Ты просто снова уснёшь, Санс…