Трудный путь

Негодные мальчишки совершенно точно избегали ее в общей свалке боя. Вальбурга металась между злостью и совершенно дурной гордостью. Блэки не прячутся и не бегут. И все же терять сыновей она была не готова, не после всего. Когда сердце больше похоже на кровоточащий кусок мяса, и болит так, что вырвать его хочется. Ей даже дышать больно, и вообще все больно. Но разве она могла остаться в стороне? Сейчас ей не хватало ощущения надежного плеча рядом. Ободряющих слов Ориона, сдобренных ласковой насмешкой. О... Как эта насмешливость, его вечная привычка быть несерьезным, доводила ее раньше. И он об этом прекрасно знал и почти все оборачивал в шутку. Лишь бы ее позлить хорошенько. Так, как будто эта маска могла кого-то вообще обмануть. Ее лорд держал в руках темнейший Род Альбиона и не стал при этом им всем ненавистным тираном. Уже одно это говорило об исключительной силе характера. Будь Орион сейчас рядом с ней - насколько легче, спокойней было бы. Но теперь его нет, и Вальбурге придется учиться жить в одиночестве, которое так тяготит. Она ужасно эгоистично привыкла быть любимой. Правда, смирение все равно не о Вальбурге Блэк. Вот скажите мне, откуда в окрестностях замка акромантулы? Как вообще гигантских пауков так близко к детям проморгали? Все же министерские просто безнадежные болваны. Вообще леди Блэк помчалась на вопль ужаса. Так обычно надрывали глотки те, кому не повезло разозлить ее старшего сына. Сириус бывал совершенным чудовищем, и она этим даже гордилась в определенные моменты. Когда это "чудовище" вело себя сколько-нибудь прилично и не доводило ее до инфаркта. Что бывало с Сириусом, но редко. Парочка перепуганных старшекурсников метали проклятия куда-то за стену. Вальбурга едва сдержала неприличествующую леди ругань, когда увидела, кого они так пытаются остановить. Огромная волна отвратительных пауков просто захлестывала северную стену замка. И многие членистоногие твари успели перебраться во двор. Нужно было ли уточнять, что одиночные проклятья детей им, что слону дробина? Эффект был просто ничтожен. А им в общей каше только агрессивных полуразумных и плотоядных тварей здесь не хватало. По ее знаку дети разошлись, и она смогла оценить площадь поражения. Все равно никого из защитников замка во дворе быть не должно. А солдат полукровной мрази совсем не жалко. Поделом всем, кто пошел за Томом, и не оценил риск здраво. Плакать она уж точно не будет. Разум затопило темное предвкушение. Сильная темная магия обманчива в своей сути. Поманит тем, чего желаешь, и уведет туда, откуда нет возврата. Если, конечно, дашь слабину. Но урожденной Блэк ли бояться такого исхода? Вальбурга точно знала, что собирается делать - осознавала риски и последствия. Она ведь не какая-то грязнокровка, много о себе мнящая и оглушающе беспомощная при этом. Поток темно-зеленого пламени сперва тонкой струйкой вырвался из ее палочки. С каждым ударом сердца набирая мощь и плотность. Приливной волной с острыми пиками сбивая паникующих акромантулов со стен, стаскивая вниз, безжалостно впиваясь в хитин и погребая их под собой. Пламя, которым она управляла, напоминало бушующее море. Акромантулы пытались повернуть назад, передние особи напирали на тех, кто шел сзади. Образовывалась давка. Был хорошо слышен писк, скрежет и звук ломающихся прочных тел друг от друга. Вальбурга Блэк подняла руку с палочкой выше, и зеленое пламя взметнулось готовой к прыжку пантерой. Секунда и последние твари утонули в зеленом огне. Лишь нескольким мелким особям повезло укрыться среди деревьев. Она удерживала огонь в оковах своей воли, сжигая, ломая тела в мельчайший пепел. Пока от арахнидов не осталось ничего. Тонкие пальцы ощутимо немели... Но у такой магии есть своя цена. И ей нужно было спешить. Коридоры были пусты, не считая мертвых тел. И некоторые можно было уверенно отнести на счет ее старшего сына. Ее "Блэк из Блэков" сумел стать гримом. Только зачем? Почему ее сын так стремился попасть на территорию Слизерина? Неужели такое нелогичное поведение связано с угрозой младшему? Кто бы мог подумать, она, Вальбурга Блэк, будет радоваться тому, что старший ребенок попал на Гриффиндор. Где не было принято бить в спину и где не было тех, кто служил Риддлу. Грязнокровки в некоторых особых случаях все же лучше, чем окружение сплошь из прислужников Тома. В бою можно полагаться лишь на себя. На свою силу, ловкость и инстинкт. Ничто другое тебе не поможет и не сослужит верной службы. Но сейчас Вальбурга почти верила, что все закончится хорошо. Потерь больше не будет, и они получат свой выстраданный мир. Пускай не она убьет Темного Лорда. Голос гордыни было легко заставить умолкнуть, жажду мести трудней. Кто оборвет жизнь полукровки, не имело значения, лишь бы все это закончилось. И ей больше не пришлось хоронить родных. Она дошла до потери тех, кого так сильно любила, ни за что бы не согласилась. Ведь Вальбурга была не приучена отступать и почти всегда получала то, чего хотела. Если война закончится, то пусть Том умрет хотя бы от свалившегося на голову кирпича. Лишь бы ее дети, племянницы были в порядке. Все равно, каким ни был бы итог, им всем придется жить в новом мире, в новой реальности. Ведь в мир вернулся Гриффиндор... Леди Блэк чуть не рухнула от облегчения, разглядев сквозь завесу пыли живого и целого Сириуса. Сын пока ее не замечал. Медные локоны, белая рубашка в крови Жасмин Блад и бывший Поттер, который бережно перетягивает маленькую ладошку бинтом, не используя магию. Главное, что живы и целы. Вальбурга стирает слезы и делает первый шаг. Сперва обнимет, а потом отругает. - Директор? Она настолько удивлена, что не сразу понимает, почему почтенный Альбус прячется в покрове скрывающего заклятия, словно вор. И почему его палочка направлена прямиком на Джеймса, а когда понимает, то в Дамблдора летит первое, что пришло в голову Вальбурге из обширного арсенала рода Блэк. Вальбурга знает одно: старик настолько спятил, что решил прикончить ее сына, Джеймса и безобидную девушку... Как всегда из высокоморальных причин, о которых, конечно же, никому другому знать не положено. Леди Блэк бьет в спину. Хладнокровно, почти расчетливо и ничуть об этом не сожалеет. Только ее проклятие директор блокирует, все-таки великий маг. Только она не рассчитывала справиться с ним так просто. Аппарировать в замке теперь возможно. Защиты больше нет, как таковой. Вальбурга в доли секунды оказывается рядом. И не использует магию, а просто оцарапывает руку Дамблдора отравленной иглой в перстне. Маленькая ранка, от которой моментально расползается черная нить под кожей и глубже. За секунды рука чернеет, и палочка просто выпадает из отказавших пальцев. Яд переползает на шею и на лицо. Гигант, победитель Темного Лорда, великий волшебник падает, как подкошенный уже без дыхания. Он мертв. Она это точно знает. Совсем скоро чернота сожрет плоть, оставив только кости. - Кричер. Роняет Вальбурга не громко. Ей что-то зябко... Слишком много потрясений. Мечта многих и многих исполнилась так просто. Сумасбродный маглолюбец, хитроумный интриган мертв. Он был словно второй Мерлин, всезнающий, не ошибающийся для многих, очень многих. Их мир вообразить без Альбуса Дамблдора очень трудно. Но никто не смеет трогать ее семью. - Забери это. И спрячь палочку, ты знаешь, где. В лапы верного домовика падает перстень. А волшебную палочку поверженного мага Кричер забирает сам. Когда она приказывает, он делает то, что должен. Кольцо будет уничтожено совсем скоро, а палочку Дамблдора никто не отыщет. Вальбурга отворачивается и решает вернуться на верхний этаж, чтобы спуститься к детям по другой лестнице. Ни к чему, чтобы ее видели на месте смерти всея светоча. Пусть лавры убийцы директора Хогвартса примерит кто-то из сторонников почившего Лорда. Все равно войне конец. Стоит прислушаться, и это сразу становится ясно - битва утихла. Пришло время считать павших и спасать раненных.

***

- Цела? Это было первое, что спросил Джеймс. Словно только что не переступил через три тела. Близнецы Пруэтт просто в отключке, ведь высокая леди их сильно потрепала в попытке добраться до моего горла. И собственно сама принцесса несколькими неравномерными кусками. Крайне не аккуратными, кстати... Уж больно Джеймс разозлился после того, что услышал и лицезрел. Правда почти всегда больно ранит. Пускай изначально Поттер намеревался поступить со своей пра-пра-пра-бабкой куда гуманнее. Просто убить без излишеств за попытку обидеть меня. Это ли не истинное милосердие? Одну идиотку удалось спасти от него. Но в этом случае повторять подвиг и заслонять собой несостоявшуюся убийцу совсем не возникало желания. В прошлый раз... То есть Элла всего лишь малолетняя и недалекая дура. Ее жизнь накажет, так что мало не покажется. Обычно к таким магический мир особенно жесток. Так что острой необходимости в немедленной казни не было. Высокая леди сидхе - другое дело. Прекрасное, как заря, создание оказалось неоправданно жестоким и чудовищно бессердечным. Видя ее ясный, как сам свет, лик, ты не находишь ничего, за что можно было полюбить. А ведь ее любили с такой страстью, что месть, ставшая самоцелью жизни, была легко отброшена в сторону лордом Гриффиндором... Но как можно любить пустоту? Или, быть может, принцесса давным-давно, когда они встретились, не была такой? Ответа мой растревоженный разум не находил. Как и оправдания той, которая веками плела интриги, оставаясь вне предела видимости. Той, которая хладнокровно вела тех, в ком течет ее кровь, к гибели. В ее словах не было тепла и жизни, только выверенный расчет. Кажется, проявить сожаление даже перед лицом смерти Таяна была не способна. Она говорила о непереносимой тяжести участи своего народа. Твердила, что милосердие Гриффиндора хуже, чем пытка... Что это был единственный выход. И ее ложь, в том числе о собственной смерти, только во спасение. Но чем больше пыталась убедить Джеймса единственная любовь его великого предка, тем большим ожесточением загорались его глаза. Он не собирался милосердствовать. Не потому, что не был способен на милосердие к поверженным. Нет, мой Джеймс и вполовину не был жесток, как эта вечная дева. У них одна кровь, сродство такое глубокое, что его не отринуть просто так. Связь через вечность, которую каждый потомок Гриффиндора отринул. Несмотря на все это, Таяна обрекала всех их, начиная с собственного сына, который собственно стал первым Поттером. Тяжесть ее предательства тяжким бременем легла на память славного рода. Обрушила хрустальный замок легенды о великой любви. Обнажила неприглядную в своей истине правду. Правду, которую даже мне было гадко услышать. Сжать горячие пальцы Джеймса тогда казалось единственно правильным выбором. Показать, что он не один и не будет отныне. Есть еще я, та девочка, к которой он подсел в купе в день первой встречи.