* * *
В общем-то, после противоядия Дикин вполне мог идти сам, но тогда бы госпожа Феос перестала нянчиться с ним, а этого совершенно не хотелось. Поэтому Дикин постарался как можно убедительнее вздыхать и закатывать глаза, чтобы подольше остаться на руках босса. – Вы действительно привязаны к этому болтливому хвосту, – сказал козлюка. – И почему вас это удивляет? Он мой боевой товарищ, мы через многое с ним прошли. А если говорить о хвостах, то у вас, как бы, тоже… Босс реально была на взводе: обычно она очень старалась сделать вид, что не замечает ни хвостов, ни рогов, ни клыков, ни чешуи, только прекрасную душу. Вален кашлянул. – Ну, я не имел в виду… У дроу есть кобольды-рабы, и они, в общем-то, агрессивные, неумные создания, которые вечно грызутся даже между собой. – И причем тут Дикин? В голосе босса прозвучал такой упрек, что Дикин едва не рассмеялся от радости вместо того, чтобы драматично простонать. Он только чуть-чуть приоткрыл глаз, чтобы убедиться – козлюка и впрямь стал похож на свеклу с рогами. – Я… на самом деле, миледи, я хотел сказать, что рад, что малек остался жив. Не знаю, почему меня понесло не туда. – Понимаю, – после паузы произнесла госпожа Феос, – почему-то трудно признать вслух, что переживаешь. – Я не… Да. Когда умирают даже такие мальки, это… непросто видеть. Как думаете, он оклемается? – Думаю, он уже подслушивает нас в оба уха, – сказала босс. Однако драматично восстать из мертвых Дикину не пришлось: госпоже Феос и Валену пришлось отвлечься на новую – старую – фигуру. Вполне по-людски сопя и отдуваясь, большими скачками к ним несся крысомаг Петир. Усевшись на задние лапы, он сокрушенно всплеснул передними. – Ох, неужели это… Бедняжка, бедняжка! Он сильно пострадал? А что с моей башней? У меня было несколько целительных зелий, но я их отдал ее величеству… Джонас не сотворил с моим телом чего-нибудь ужасного? – Королева Шаори жива? – пискнул Дикин, поднимаясь на руках босса. – Про башню, думаю, ты нам должен рассказывать, грызун! Вален поднял крыса за шкирку тем же жестом, что и давеча Ломилитрар – Дикина, и бард меланхолично задумался над тем, как по-разному воспринимается одно и то же пренебрежение чужим личным пространством. Петир забился в хватке тифлинга, но не смог ни вывернуться, ни укусить, а потому обреченно обвис – даже гибкий хвост теперь болтался, как веревка висельника. – Я… я же рассказал вам все, что знаю! Даже то, чего не выдал дроу! И раз вы до сих пор живы, этим вы обязаны мне! – Что за дела у тебя были с королевой и с зеркалом? – Вален поднял крыса чуть повыше, чтобы смотреть в глаза. – Зачем в башне казематы для нежити? Твой фамилиар твердил, что должен извлечь какую-то магию из зеркала, чтобы спасти королеву, и вряд ли природная крыса додумалась бы до такого, не будь у нее хозяйского примера перед глазами! – Ах да… Я, знаете ли, помнил об этом, но потом забыл… туман перед глазами, падение с небес, превращение в крысу… это так… нервирует… Да, ее величество приходила ко мне советоваться незадолго до… Бедная девочка! Что же ее тревожило? Что-то связанное с неистовостью, то есть с одержимостью? Ах, какой же у нее был румянец, ммм! Кажется, она как раз начала прихварывать… – Ты проводил какие-то эксперименты с зеркалом? – с нажимом спросила госпожа Феос. – Может быть, ты его и разбил? – Нет! Клянусь маховыми перьями Аэрдри Фэйниа, я тут не причем! Да, я пробовал… пробовал разорвать связь королевы с зеркалом! Оно проклято. Те, кто пользуются им слишком часто, чахнут на глазах. Может быть, без всякой магии, просто, сами понимаете, недостаток движения и свежего воздуха, отсутствие интереса к реальной жизни… Я экспериментировал на трупах, пытался привязать к зеркалу кого-то из них… да простит меня богиня, даже поднял из мертвых троюродного прадеда ее величества! Надеялся на голос крови… Но это не так работает. Зависимость формируется только у живого. В общем… я ничем не смог помочь. Королева забрала зеркало. – И чем же кончилось дело? – спросила госпожа Феос. – Ничем!.. Я как раз собирался лечь спать после бессонной ночи, подошел к окну, чтобы полюбоваться рассветом, и тут вдруг… осколок… просто взял и влетел в мое окно! А дальше вы знаете. Но, по крайней мере, королева жива и здорова. Да, несколько раздражительна, но хотя бы не выглядит такой печальной, когда приходила ко мне советоваться по поводу зеркала, бедняжка. Ах, и почему мне казалось более важным приступить поскорее к моему восьмидесятому труду, а не приглядеться ближе к этим милейшим глазкам… Да что же это такое?! Бормотание Петира сделалось совсем неразборчивым, а потом и вовсе затихло. Глаза потухли, усы опустились. Наверное, если бы крысы могли плакать, он бы расплакался. Вален заколебался, но все же опустил Петира на землю. – Ты знаешь, где найти королеву?* * *
Пещерка выглядела даже мило. Здесь тоже было сыро, но сбегавший по стене водопадик шумел вполне умиротворяюще, а на темной воде покачивались цветущие кувшинки. Да и королева Шаори, растянувшаяся на большом плоском камне, выглядела лучше большинства своих подданных. Ее серебристые волосы были обрезаны коротко и неровно, мешковатая туника сменила королевские одеяния, но леди-авариэль не выглядела ни грязной, ни истощенной. Только очень сердитой. – Опять визитеры! – Ее резкий высокий голос напоминал о криках лебедя. – Спасения от вас нет! Не видите, я занята? – А чем? – Дикин не увидел в пещере ни книг, ни инструментов, чем ее величество могла бы себя занять. – Ничем! Разве не это истинно королевское занятие – ничем себя не утруждать? – Нам просто нужны кое-какие ответы, – примирительно сказала госпожа Феос. – Ответы! Все хотят от королевы ответов! «Шаори, как лучше сделать это? Шаори, как нам получить то?» Почему никто не приходит ко мне за вопросами? «А если мне грустно? А если я не хочу ничего решать?» Но это ни-ко-му не интересно! Дикин озадаченно разглядывал Шаори. Было что-то неестественное в ее капризных восклицаниях, и в том, как упорно она отводила глаза. Кажется, леди-авариэль нервничала. – Но ведь теперь ничего нет, – заметила госпожа Феос. – Ни королевства, ни подданных, ни зеркала. И вновь Шаори отвела взгляд, будто пытаясь собраться с мыслями. – Но вот же, начинается! Сначала этот настырный Петир! Теперь вы! Скоро все… все станет по-прежнему, – ее голос прозвучал совсем визгливо. – И каким же образом? – поинтересовался Вален. – Королева нам врет, да? – спросил разочарованный Дикин. Он и ойкнуть не успел, как в руке Шаори появился нож – правда, держала она его так, словно собиралась ударить себя, а не кого-то еще. – Хватит притворяться. Я знаю, это он послал вас. Хочет вернуть меня… сделать так, как было. А я… я не пойду! Лучше так, чем как раньше! Лучше умереть сейчас, чем… Дикин не стал дожидаться, когда голос Шаори поднимется до самой драматической истеричной ноты, и швырнул ей в лицо остатки чихательного порошка. Стараясь не помять крылья, они скрутили Шаори по рукам и ногам, чтобы она никому случайно не навредила, и теперь королева сосиской лежала на полу, без перерыва рыдая и чихая. Дикин попытался протереть ей лицо мокрой тряпкой, но едва уберег руку от королевских зубов. Госпожа Феос отыскала в своем рюкзаке капли с пряным запахом, вроде как успокаивающие, но они тоже не слишком помогли. – Есть одно верное средство, – Вален выглядел смущенным, – не то что бы мне нравилось бить безоружных и связанных женщин, но… – Да, мне проще будет это сделать, – вздохнула госпожа Феос и закатила королеве оплеуху. В пещере вдруг стало очень тихо. Шаори все еще хлюпала носом, но ее взгляд наконец-то сделался осмысленным. – А теперь, наверное, давайте сначала, – сказала босс, – нам нужно знать, что здесь происходит, а не потащить вас на казнь, или на пытки, или чего там вы боитесь. – И как же одно возможно без другого? Вас прислал Элисид. Он хочет вернуть меня во дворец. – Шут считает вас погибшей. – Считает? – тихий изумленный смешок Шаори снова перешел в истерическое повизгивание. – Он видел, как я уходила! Он предупредил, что не перестанет следить за мной через свой осколок зеркала! Он хочет снять проклятье с города – и вернуть его мне! – Это не Халастер проклял Шаори Фелл, – очень спокойно сказал Вален, – а его королева. Глаза Шаори стали совсем пустыми. – Халастер подсказал мне выход. Я увидела в зеркале, как он разбивает свой телескоп, и… Королевская семья служит Шаори Феллу своими жизнями в самом буквальном смысле. Предупреждаем опасности, ищем добрые знаки… вся наша жизнь проходит над зеркалом. Моя мать умерла родами, а я едва ли протяну столько, чтобы родить наследника. Как только зеркало будет собрано, и мы вернемся в Затерянные вершины, все вернется на круги своя. – И что же тогда будет с зеркалом? С вашим городом? – спросила госпожа Феос. – Просто найдут другую Шаори для зеркала. Это не имя, просто титул. Моя семья правила в Шаори Фелле три поколения – очень для нас долго. – Дикин не понимает… королеве совсем не жалко своих подданных? Дикину кое-что понравилось в городе… тут скамеечки бегают… но красивые птички передохли, и драуки едят авариэлей, а авариэли воняют и бормочут всякую чушь. Дикин думает, тут скоро все помрут и будут гнить в храме Талоны. – Они всю жизнь пользовались мной и воспринимали это как должное. Зачем мне это надо? Я хочу, чтобы от меня ничего не зависело! Это делает тебя беспомощной, когда надо заботиться о других, и свободной, если нужно думать только о себе. – Но ведь вы не стали свободной в Подземье, вы тут просто не выживете, – попыталась объяснить госпожа Феос, но Шаори только прикрыла глаза и мотала головой, а по ее щекам текли слезы. Вален взвалил королеву себе на плечо. – Шут затеял это дело – пусть шут и разбирается. Петир, дожидавшийся их возле пещеры, даже закрыл лапами глаза при виде такого неуважения к королевскому величеству, но ничего не сказал. Да и не он один топтался возле выхода: здесь же оказался и Ломилитрар, еще более потрепанный, чем раньше, с роскошным кровоподтеком во всю щеку. Вален зыркнул на него, словно прикидывая, не добавить ли, и жрец шарахнулся назад, но не обратился в бегство. – Придя в себя, я обнаружил, что так и не вознаградил избранника Талоны за победу… – Просто уйди с глаз долой, приятель, – посоветовал Вален, но Дикину все же стало любопытно. Он был крутой дракон, босс стояла рядом, козлюка был хмур и свиреп – уже ничего страшного не могло случиться. – Мммм, Дикин выиграл что-то дохлое или ядовитое? – После испытания я совершал уборку в святилище и нашел вот это, – в протянутой ладони жреца лежали два темных осколка зачарованного зеркала. – Мать чумы шепнула мне: «Отдай их избраннику!», и я повинуюсь ее приказу.* * *
За время их отсутствия в тронном зале произошли определенные изменения. Во-первых, у стены теперь стояла пустая оправа зеркала – очень простая и не такая уж большая, как представлялось Дикину. Во-вторых, тут появилось полдюжины дроу такого зверского вида, что даже их безумная товарка только испуганно поглядывала на них из угла. Дроу немедленно шагнули к Валену и боссу, Вален и босс немедленно шагнули к ним, но Элисид звонко хлопнул в ладоши. – Смею напомнить, что на зал все еще наложены умиротворяющие чары, и так будет продолжаться до тех пор, пока зеркало не будет собрано до предпоследнего кусочка. Так что подождите, достопочтенная Сабаль, и вы, ее многоуважаемые противники: ваше сражение еще впереди. Предводительница дроу, чем-то похожая на леди Натирру, только свирепая и вся в красном, скривилась. – Может быть, будет проще выволочь тебя из зала, шут, чем играть в твои игры? – Может быть, и проще, достопочтенная Сабаль, но совершенно бесполезно: только я, вот этими самыми живыми руками, могу собрать зеркало. Вы же не хотите, чтобы ваш путь испытаний, ваши потери ни к чему не привели? Дроу неохотно отступила. Элисид тоже изменился – он и раньше был грустным, а теперь выглядел совсем потерянным. Эти самые живые руки заметно тряслись, на лбу выступила испарина. И быстрый взгляд, брошенный на королеву Шаори, которую Вален бесцеремонно сгрузил прямо на пол, был не сердитым и не довольным – просто печальным. Тем не менее, шут снова хлопнул в ладоши, и все колокольчики на его одеянии весело зазвенели. – Ваши осколки, господа! И тут Дикину пришла в голову мысль, и он даже растерялся, что не подумал об этом раньше. – А если все станет на свои места, это значит, что и Элисид станет на свое место? Превратится в дурачка? Руки Элисида задрожали еще сильнее, так что ему пришлось отвлечься от пересчитывания осколков, но он со спокойной улыбкой кивнул: – Именно так. – И Элисиду хочется этого? – Ох, приятель, что такое «хочется»? Какой прок быть мудрецом в мертвом городе? Да и восстановленный Шаори Фелл уже не будет прежним. Столько горя, столько потерь… не хотел бы я иметь с этим дело в своем уме. – Но Элисид может уйти с нами. – И всегда помнить, что все, кого еще можно спасти, погибли из-за меня? Боюсь, от этого я спячу еще быстрее. – Но королева же так сделала… Сабаль нетерпеливо хлопнула ладонью по бедру. – Чего ты там копаешься, шут? – Рветесь в бой, моя госпожа? Сейчас-сейчас, лучше потратьте это время на моральную подготовку! – Элисид закончил выкладывать осколки перед рамой. Дикину достался только один мимолетный взгляд. – Ты думаешь, королева получила то, что ей хотелось? Больше он не обращал на Дикина внимания, да и кобольд отступил назад, чтобы случайно не взглянуть в жутковатую темную глубину зеркальных осколков. Элисид работал проворно и сосредоточенно, один за другим вставляя осколки в оправу. Первый из них был угольно-черным, но с каждым следующим зеркало немного светлело, пока его поверхность не стала серебристой, только все еще ничего не отражала. С предпоследним осколком в руке шут обернулся к почтеннейшей публике. Краска на его лице размылась от пота, но ухмылка Элисида по-прежнему казалась нарисованной. – Ну что же, дамы и господа! Вместе с этим кусочком стекла я снимаю чары… и пусть победит тот, кому это нужнее всего! Дикин вдруг вспомнил Ломилитрара, и вдоль хребта прошел леденяще-обжигающий озноб, как от лихорадки Талоны. И этот осколок встал на место; послышался тихий гул, от которого затряслись висюльки на хрустальных люстрах и задрожала плетеная мебель. А потом все прочие звуки потонули в криках и звоне оружия.* * *
Обожженная вражеским заклинанием лапа горела так, что слезы на глазах выступали, но Дикин, как мужественный воин, крепился и не просил целительного зелья. Оно явно было нужнее боссу, чье лицо было разрисовано странными узорами из крови и пота, и хромающему козлюке, такому же заторможенному и красноглазому, как после первой битвы с дроу, – он снова поехал крышей, молотя врагов своим цепом. Кроме того, Дикин боялся отвести взгляд от Элисида даже для того, чтобы сделать глоток. Позванивая колокольчиками, шут прохаживался между трупов и не морщился, когда его мягкие сапожки хлюпали по крови. Он даже останавливался, чтобы в подробностях разглядеть особо впечатляющую работу меча и цепа. – Сколько трупов, – задумчиво сказал шут, – сколько грязи. Жаль, дворцовый этикет не позволит сохранить эти следы на память. – Чего ты ждешь, Элисид? – Королева, забившаяся в угол во время боя, теперь гордо выпрямилась – насколько позволяли связанные руки и ноги, конечно. – Давай, поступай правильно. Обещаю тебе, этот зал будет служить вечным напоминанием о безумии, гордыни и жестокости. – Ваше величество, я боюсь, вы будете слишком заняты реальным восстановлением города, чтобы отвлекаться на подобные нравоучительные глупости. Только самые дикие племена украшают свои жилища останками врагов, и только дураки убеждают себя, что эти напоминания чему-то учат. Кажется, я уже потихоньку становлюсь собой? – хохотнул шут. – В самом деле, ты чего-то ждешь? – Госпожа Феос прекратила ощупывать задетый кистенем Сабаль бок. – Может, Элисиду нужен какой-нибудь особенный ингредиент для заклинания? – осторожно предположил Дикин. – Например, кровь и кишки победителей? – О нет, больше никакой крови. Я просто тяну время, – шут развел руками, – пользуюсь возможностью подумать, пока еще это возможно. – Наказать меня, – уточнила Шаори. – «Поступить правильно»: вы ведь сами так сказали, моя королева, – поправил Элисид. Его руки почти не дрожали, когда он вертел в руках последний осколок. – Надо же, форма, размер – как есть гадательная карта… – Так что нужно сделать? – теперь босс глядела на Элисида так же настороженно, как и сам Дикин. – Я должна вставить последний осколок и посмотреться в зеркало, чтобы оно запомнило меня. Помогите мне встать, – Шаори завозилась на полу, – и развяжите мне руки. Я не сбегу, не буду отбиваться или как-то еще вести себя недостойно. – Особенно если от этого не будет никакого толку, – не очень-то дружелюбно заметил Вален. Он уже хотел поставить королеву на ноги, когда шут остановил его неожиданно властным жестом. – Нет, это лишнее. Если подумать, карта королевы уже разыграна и бита. Она, так сказать, презрела свои обязанности, погрузила свой народ в пучину бедствий… Если кто-нибудь – например, архимаг – сложит два и два, ему ведь недолго оставаться сластолюбивым бездельником, – Шаори будет низложена. А низложенная королева все равно что мертва. – Что ты задумал, Элисид? – голос королевы дрогнул, и госпожа Феос встала между ними на тот случай, если шут замыслил недоброе. Но Элисид даже не двинулся с места, вновь задумчиво разглядывая осколок. – Всегда находится новая или новый Шаори, верно? Так почему бы шуту не разыграть свою карту? Прощай, королева, да здравствует король! – Ох, Элисид… – почему-то с нежностью и облегчением вздохнула Шаори, и Дикин вдруг понял. – Элисид станет не просто дураком, но еще и проклятым дураком? – Дураком в квадрате, – подтвердил шут. – Видите ли, от умников с зеркалом Шаори Феллу не вышло никакой пользы, поэтому пусть в него смотрится тот, у кого мозгов не хватит им воспользоваться. А лучше… лучше обманите дурачка, отнимите у него блестяшку, пока не доигрался. Наше соглашение по-прежнему в силе. – И как это отразится на тебе? Проклятье не будет убивать тебя на расстоянии? – нерешительно спросила госпожа Феос. – Да какая разница? Всегда кто-то умирает, – Элисид пожал плечами, – здоровье, не в пример мозгам, у меня всегда было крепкое. А вы тем временем разберетесь с врагами или выручите за ценный артефакт кучу денег. А ее, – он взглянул на Шаори, – вы не судите слишком строго. Королева разбила зеркало в отчаянии, а потом на нее тоже повлияли разлетевшиеся осколки. Она всегда была хорошей и доброй правительницей. – Ты храбр, малыш, – просто сказал Вален. Элисид только рукой махнул. Дикин открыл пасть, но почему-то не смог произнести ни звука, и госпожа Феос тоже молчала. Они наблюдали за тем, как шут все той же легкой походкой, под звон бубенчиков, подошел к зеркалу и приложил последний осколок к пустующему месту. – Говорят, карта шута обещает удивительные новые возможности, – пробормотал Элисид. – Как устоять перед возможностью проверить это? И нажал на кусочек стекла. Вновь послышался гул, от которого завибрировали даже зубы в Дикиновой пасти, но теперь он становился громче и громче, а потом вспыхнул ослепительно яркий свет. Дикин вспомнил, как отрывался от земли летучий город Андертайд, но Шаори Фелл отправлялся в полет уже без них. Светящаяся воронка наверху засасывала предметы, куски зданий, авариэлей. Дикину показалось, он разглядел необыкновенно красивую леди со стопкой обгоревших книг, сухопарого волшебника, нежно прижавшего к груди огромную крысу, жреца с кротким лицом… Только драуки валились с высоты и смачно шлепались на камни. Потом яркий свет сменился теплым золотистым сиянием, в котором парили колонны, трон и почему-то скамеечка для ног. Они подрагивали, готовые тоже вознестись к небесам, но кто-то или что-то удерживало их на месте. Может быть, расправившая плечи и крылья королева Шаори, с лица которой исчезло брюзгливо-испуганное выражение. А может быть, сидящий у ее ног шут, беспечно игравший с маленьким зеркалом. Хихикая и высовывая кончик языка, он ловил солнечных зайчиков. – Благодарю вас за спасение моего народа, чужеземцы, – королева слегка наклонила красивую среброволосую голову, – Шаори Фелл возвращается в Затерянные Вершины. Думаю, самое меньшее, что я могу сделать для вас, это соблюсти вашу договоренность с Элисидом. Королева Шаори была прекрасна. Сияние исходило от ее голубых глаз, пышных волос и нежной кожи, потрепанную тунику сменило золотисто-зеленое платье, расшитое множеством хрустальных капелек. Но почему-то взгляд Дикина все время обращался не к ней, а к бормочущему, надувающему губы шуту. Королева легко выхватила зеркало из чумазого кулачка и протянула его госпоже Феос. – А что же будет с ним? – босс тоже не могла оторвать взгляд от Элисида. Шут захныкал, оглядываясь по сторонам в поисках потерянной игрушки. В уголке его рта повисла нитка слюны. – У него будет самое лучшее. Мягкая постель, вкусная еда, все игрушки, которые он захочет. Ничего другого он и не сможет пожелать или оценить. – Да-да, – госпожа Феос медленно протянула руку и забрала зеркало. – Конечно. Элисид продолжал хныкать. Королева вырвала из своего крыла блестящее гладкое перо, и шут принялся забавляться им с той же бездумной увлеченностью. Но когда его пустой взгляд мимоходом скользнул по Дикину, барду почудилось в нем что-то вроде сожаления. И холодный отблеск зачарованного стекла.