Гондорский цикл

Прямо над головой послышалось возмущенное стрекотание. Легкое облачко убежало, и солнце осветило заснеженный, словно теплым пуховым одеялом укрытый лес. Радостно заискрил снег, загомонили юркие птицы. Фарамир отвел от лица пышную лапу ели, припорошенную рыхлым снегом, и осмотрел поляну. Длинный заячий след пересекал ее прямо посередине. Похоже, косой куда-то спешил, иногда петлял, но вдалеке, у самой кромки леса, след резко сворачивал влево, будто что-то вспугнуло зверя. Князь нашел взглядом одного из стражей, патрулирующих окрестный лес, и незаметно дал знак проверить. Тот кивнул и растворился среди ветвей. Разрозненные отряды орков до сих пор иногда беспокоили Итилиэн, хотя минувшим летом Фарамир со своими людьми существенно проредил их банды, скрывающиеся где-то в горах. Однако такие меры предосторожности, как патруль, до сих пор оставались не лишними. За спиной чуть слышно захрустел снег, послышался серебристый, мелодичный смех, и глаза молодого князя закрыли знакомые ласковые ладони жены. — Что ты высматриваешь там, дорогой? — спросила Эовин, заглядывая ему в лицо и целуя в щеку. Фарамир улыбнулся, оборачиваясь к жене лицом, и с нежностью коснулся губами ее губ: — Ничего такого, о чем тебе следовало бы беспокоиться. Просто увидел на снегу след зайца. Итилиэн возрождается, любовь моя. Княгиня заметно оживилась и, в свою очередь приподняв ветку, посмотрела туда, куда указывал ей супруг. Сверху снова послышалось громкое стрекотание, и оба, подняв взгляд, увидели, как пара белок с яростным возмущениеием делят шишку. То ли они нашли ее одновременно, и теперь каждая из хвостатых по праву считала добычу своей, то ли она была крупнее и вкуснее прочих, однако шум нарастал. Гроздья рябины свешивались с ветвей, оживляя белоснежный пейзаж и придавая ему нарядности. Одна из веток под тяжестью снега прогнулась, а потом вдруг качнулась, обдав стоящих под ней людей белым искрящимся водопадом. Эовин рассмеялась, и Фарамир, подойдя ближе, принялся отряхивать волосы и пушистую шубку жены. Белки услышали их, замолчали и прекратили драку. В тени деревьев показался разведчик, и Фарамир, заметив его, вопросительно поднял брови. Тот отрицательно покачал головой, знаком давая понять, что их заяц всего-навсего испугался лисы. Князь кивнул, незаметно выдохнув, и спросил, обращаясь к жене: — Ну что, поехали домой? Зимний день короток — скоро начнет темнеть. Будь он один, он не стал бы торопиться, однако жизнью Эовин рисковать не хотелось. И тем не менее Итилиэн действительно оживал, постепенно оправляясь от воздействия Тьмы, и знаки эти ни с чем перепутать было нельзя. И если еще совсем недавно Фарамир не рискнул бы уехать без сопровождения вместе с Эовин, то теперь они могли уже позволить себе короткую прогулку. Патрули не в счет. — Поедем, мой господин, — откликнулась Эовин, светло и лучезарно улыбаясь любимому. Взяв Фарамира под руку, она на короткое мгновение прижалась к его плечу щекой, и на лице ее отразилась спокойная нежность, смешанная пополам с уверенной радостью. Они сели на лошадей, терпеливо ожидающих неподалеку, и не спеша поехали в сторону дома. — Эомер обещает, — говорила между тем Эовин, — прислать по весне саженцы яблонь и груш. Что-то привезут эльфы. Дорогу им преградил неглубокий овраг, и конь Фарамира, всхапнув, скосил хитрый черный глаз на хозяина, явно предлагая размяться немного и перепрыгнуть, но князь посмотрел на жену и, покачав головой, поехал в обход. — Леголас обещает вернуться, когда сойдет снег, — заметил он вслух, продолжая начатый разговор. Эовин кивнула и подставила лицо яркому, по-зимнему холодному солнцу, и мечтательное выражение озарило ее черты. — Мы сделаем этот край еще прекрасней, чем он был до войны, — проговорила она. — Однако в следующем году тебе будет не до этого, — заметил муж. — Ничего, — рассмеялась княгиня, — я все успею! Под копытами коней стелились поля. Зима укрыла раны, нанесенные Тьмой — те, что еще не успели залечить людские руки. А впереди, почти у самого горизонта, виднелся дом. — Более чем скромный, — заметил князь виновато, — почти лачуга. Эовин оглянулась, приподняла брови, и в глазах ее заплясало лукавство: — Может быть, для знатного гондорца. Но для дикарки с севера это жилье кажется вполне уютным и милым. И очень удобным. Фарамир видел, что ей очень хочется пустить коня в галоп, наперегонки с ветром, как они частенько забавлялись еще не так давно. Но пока на некоторое время о столь быстрых скачках стоило позабыть. На самом деле дом действительно был не так плох, тут он был согласен с женой, хотя и не выдерживал никакого сравнения с Минас Тиритом. Пока. Все-таки это их жилье временное — новую столицу еще только предстоит отстроить, и дворец князей Итилиэна заблистает в нем, подобно дивной жемчужине. Дворец, достойный его золотоволосой княгини. С помощью Фарамира Эовин спешилась и, пока он отводил лошадей на конюшню, поспешила внутрь. Когда же князь вошел, сбросив тяжелый плащ и теплые перчатки, в гостиной в камине уже жарко пылал огонь, на столике красовалось блюдо с хлебом, сыром и холодным мясом, а также с душистым чаем, привезенным из южных земель. Дом. Здесь было все, о чем когда-то во время долгих походов мечтал Фарамир. Камин, который весело потрескивал, разбрасывая искры, и мягкое кресло, чтобы читать. И еще имелись книги, привезенные из Минас Тирита. Библиотека была пока еще небольшая, но они ее непременно пополнят впредь. И, конечно, здесь была его жена. Князь сел на диван напротив камина, и Эовин, двумя руками обняв его, устроилась рядом и положила голову на плечо. — Любовь моя, — прошептала она и облегченно вздохнула. И Фарамир, обняв княгиню одной рукой, вторую осторожно положил на уже заметный живот.