The Path of a Jedi

— Ненавижу! — Ты был мне братом, Энакин, я любил тебя!       Оби-Ван резко проснулся, вспотевший под сбитым одеялом, тяжело дыша. Голова болела, как будто кто-то внутри раз за разом молотом бил по наковальне. Опять кошмары. Он медленно сел на кровати и начал массировать виски, простонав про себя, когда же они, наконец, прекратятся.       Хорошо понимая, что заснуть этой ночью ему больше не удастся, Оби-Ван встал, собираясь найти что-нибудь от головной боли, и вышел на маленькую кухню за водой. Глубоко вздохнув, закрыл лицо руками. Сны приходили почти каждую ночь. В первые годы на Татуине он мог спать три ночи из четырёх, теперь же был рад, если высыпался чаще раза в неделю. Каждая такая ночь оставляла в эмоциональном истощении, с которым он едва мог бороться даже с помощью медитаций. Он пытался касаться Силы, но она неохотно отвечала на призыв и не облегчала вину за случившееся, неизменной острой болью отзывавшуюся внутри. В глубине души Оби-Ван понимал, что должен был преодолеть это чувство, и почти слышал голос учителя, велевшего не уделять так много внимания прошлому.       — Да, учитель, я знаю! — сказал он в пустоту. — Но как? Медитация не помогает, и здесь нет никого, кто подсказал бы, как пройти испытание. А ты, кажется, решил держаться от меня подальше.       Мастер Йода давал советы, как связаться с Квай-Гоном, но они определённо не работали. Неоднократные попытки в течение нескольких лет не принесли ничего, кроме разочарования, и он просто сдался, поняв, что учитель не простил ему провала. Он подвёл его, подвёл их всех, на какой отклик и понимание можно было рассчитывать?       Оби-Ван схватил стакан, повертел в руках и неожиданно бросил в стену. Докатился, Мастер-джедай, не способный справиться с прошлым и воспоминаниями! Злость быстро прошла, как и всегда, и никакого сожаления за вспышку он не чувствовал, но…       — Осторожнее, падаван. Ты мог меня ранить этим.       Он почти подпрыгнул, увидев перед собой голубой мерцающий силуэт бывшего учителя, стоявшего перед ним с лёгкой улыбкой на лице.       — Как? — прошептал Оби-Ван, почти не веря своим глазам.       — Время пришло, Оби-Ван, — просто ответил Квай-Гон, присаживаясь напротив него.       — Для чего? Что ты решил, наконец, делать? — скрестил руки Оби-Ван.       — Решила Сила, и я лишь её инструмент. Ты носил чувство вины слишком долго, пришло время отпустить его. Я здесь, чтобы помочь тебе. — Квай-Гон улыбнулся и, когда Оби-Ван не ответил, продолжил. — В случившемся нет твой вины, ты должен наконец это признать.       Попытавшись подобрать точные слова, но не сумев передать ими одолевавшие его эмоции, Оби-Ван просто возразил:       — Ты так легко об этом говоришь, словно ничего и не видел. Я нёс ответственность за него, я направлял его, учил природе Силы. Всё, что я делал, было из любви к нему. Я слишком любил его, слишком часто прощал ему его недостатки. Я не отказался от привязанности к нему, я нарушил Кодекс.       — Ты считаешь, что причиной краха всего стала твоя любовь к нему? — Квай-Гон поднял бровь, спрятав ладони в рукава призрачного плаща.       — А разве нет? Если бы я не закрывал на то глаза, то заметил бы его растущий гнев и близость к Тёмной стороне. Привязанность ослепила меня. Я верил, что он никогда меня не подведёт, и я ошибся.       — Ты ошибаешься и сейчас, падаван, — строго сказал Квай-Гон. — Сама по себе любовь никогда не ведёт к Тёмной стороне. Я любил тебя, но никогда не упускал из виду твои недостатки, как и ты у Энакина. Ты предупреждал о них Совет, ты указывал на них Энакину, но исправить их мог только он. Какие бы события ни подводили его к падению, окончательный выбор делал он сам; и никто, кроме самого Энакина, не несёт ответственность за него.       — И на такой выбор наталкивал его я. Я признаю собственные ошибки в обучении Энакина, своё не всегда справедливое отношение к нему. Мне хватает смелости смотреть правде в лицо.       — Твоё самобичевание — подтверждение того, что в лицо ей ты смотреть боишься. Твоя любовь и твоё поведение были частью, но не полной виной. Множество событий способствовало падению Энакина Скайуокера: политика Совета, правила Кодекса, нашёптывания Палпатина, его привязанность к Падме. А прежде всего его страх и неумение справляться с ним. Да, Оби-Ван, ты не сумел воспитать идеального джедая, но и не смей брать на себя всю ответственность за его Падение. В том есть даже моя вина. Может быть, мы ошиблись, решив взять его с собой. Может быть, Совет был прав, отказывая в обучении, но не стала бы ситуация ещё хуже, если бы он остался на Татуине, где его могли найти ситхи? Мы не знаем этого и никогда не узнаем. Ты должен идти дальше. Сконцентрироваться здесь и сейчас, принять прошлое и ступить в будущее.       Оби-Ван проводил взглядом растаявшую фигуру учителя. Принять прошлое, чтобы подготовиться к будущему? Он это делал уже не раз, но стоило признать правоту Квай-Гона: он так и не разобрался в прошлом, постоянно находя в нём доказательствами своей вины и отказываясь искать глубже. С возросшим нетерпением Оби-Ван вышел из дома, над которым уже поднимались солнца Татуина, опустился на колени и почти мгновенно погрузился в медитацию, впервые за долгое время, прошедшее с Мустафара, чувствуя себя достаточно спокойным и уравновешенным для неё. Оби-Ван потянулся к Силе, ласково встретившей его волнами умиротворения, и вместе с ними пришло понимание, почему она прежде ускользала. Увлечённый переживаниями, он избегал предлагаемый ею урок, отказывался отпустить прошлое и жить настоящим, в которое она его звала. Теперь же, когда он принимал её волю, она легко отзывалась на прикосновение, раскрываясь в полную силу, увлекая за собой, и Оби-Ван позволил ей направлять себя, не замечая, в какие глубины она ведёт.       Перед ним снова возник Мустафар, но Оби-Ван впервые оказался на нём зрителем, не участником. Перед глазами проносились Войны клонов, Джеонозис, обучение Энакина, промелькнула Набу и старая боль потери, с которой не мог справиться до сих пор.       Всё больше он соединялся с Силой, всё дальше она вела его, отступая назад во времени.