Ромашки

— Ты слышишь? — я вздрогнула, снова услышав какой — то шорох меж кустарников, растущих где — то неподалеку. Клаус третий раз за ночь глубоко вдохнул и выдохнул воздух, нервно зашевелив ногами и нечаянно задев мою. — Да, КЭРОЛАЙН. Я слышу. — его уже давно начал бесить тот факт, что я начинаю дрожать, как сумасшедшая, от единого шороха. Мне всегда кажется, что рядом кто — то ходит. Если бы здесь не было Клауса, я бы давно сошла с ума. Он прошелся пятерней по своим русым волосам, снова уставившись на меня, как на полоумную. В это время его глаза сверкнули в темноте, словно загорелись. Меня так заворожил этот момент, что я невольно уставилась на него, открыв рот. Вообще, я бы сидела так до утра, если бы мой дорогой соседушка не кашлянул, чем привлек мое внимание. Мне показалось, что он слегка смутился от моего пронзительного взгляда, но до меня только потом дошло, что этот школьный мачо не знает слова «стеснение». Майклсон приподнял одну бровь, по всей вероятности, ожидая от меня ответа на свой молчаливый вопрос. — Что? — воскликнула я, будто ничего такого и не случилось. Нет, действительно, а что такого случилось — то? Он хотел что — то сказать, из — за чего открыл рот, но потом резко остановился и осекся, нахмурив брови и сев по — турецки. Когда парень наклонил голову, несколько непослушных прядей упали ему на лоб. Мне так хотелось протянуть руку и поправить его волосы, что я недовольно выдохнула, не имея такой возможности. Нет, я как раз таки имела возможность. Мне даже не пришлось бы до конца выпрямлять руку, чтобы дотянуться до него, но мой здравый смысл сообщал мне, что кончится дело плохо. Тем более, зная Майклсона. От моего выдоха он дернулся, словно его задели за плечо, но постарался не подать виду. — Ты чего? — я снова нарушила воцарившуюся тишину. Клаус взглянул меня снова раздраженный и недовольный, как тогда, в день объявления ролей. Вообще, в школе он всегда не меня так смотрел, не смотря на присутствие учителей. Будто хотел убить, будто хотел выбросить меня из самого высокого здания, но я не знала чем я это заслужила. Я всегда прикрывала своего соседа перед его родителями, то и дело находя все новые и новые отмазки для него, стараясь не подавать виду, что он не просто так засиживается у Локвуда. А что я получала взамен? Нелепые оскорбления в мой адрес на глазах у всей школы, испорченные тетради и несколько побитых парней — друзей. Я была хотя бы рада тому, что он ничего такого, связанного с физической силой, не предпринимал к моим подругам. Может потому, что одна из моих лучших подруг Рэбекка, а может потому, что совесть не позволяла. Я всегда придерживалась первого варианта, так как совести у него так и не могло за это время появиться. Но… Как только мы оказывались за воротами школы он менялся. Злобный и самовлюбленный Майклсон становился всего лишь заносчивым соседом, старше меня всего на два года. Дома он был довольно нейтрален, поэтому за день или хотя бы за неделю мои чувства к нему снова кардинально менялись, пока не возвращалась пора школы. Так и не получив ответа на свой вопрос, я стала выпытывать его, буравя его лоб пронзительным взглядом. Клаус лишь неотрывно глядел на меня, будто что — то искал. — Ничего. — он снова осекся и снова поправил свои непослушные русые волосы. Когда он так делал, мне казалось, что я гуляю по пшеничному полю, что шаловливый ветерок ласково перебирает мои волосы, что мое лицо купается под теплыми лучами летнего солнышка. Я взглянула на него. Он заламывал пальцы, пытаясь сосредоточиться. Мне не хотелось ему мешать, потому что мне казалось, что тогда я ворвусь в его сокровенные места, отбивая ритм своего сердца. — Просто никогда больше так не смотри. — Майклсон нахмурился, недовольно глядя на меня и снова опустил взгляд на свои руки. — Не смотреть как? -удивилась я. В темной палатке, освещаемой лишь смутно светившим светильником, воцарилось молчание. Снаружи были видны яркие сверчки, будто мир окутали маленькие солнечные лучи. В таком волшебном моменте был лишь один минус: мне нечего было сказать своему соседу, потому что я совсем не понимала о чем он говорит. — Так, как только что смотрела. — он снова разозлился, крепко сжав кулаки. Между его бровями легла легкая складка, будто он постарел сразу на несколько лет. — Просто перестань. Но я все еще ничего не понимала. Я ведь никак на него не смотрела. Просто заинтересованно взглянула и все. Разве собеседники не могут рассматривать друг друга? К сожалению, такого прямого вопроса я не смогла бы ему дать, потому что прекрасно знала что таится внутри этого злого волка, пусть снаружи сейчас он и казался достаточно нейтральным. — Хорошо, но… — я осеклась, не зная: продолжать или нет. — Но, что? — парень сощурился и перестал рассматривать свои ладони. Прошелся пятерней по волосам и наконец — таки заправил непослушные пряди, которые я так хотела убрать сама. Я понимала почему половина девушек нашей школы была готова лечь под ним по первому зову, также понимала, что для него никто ничего не значил. Даже родители. Он жил лишь ради самого себя. Ни с кем не дружил. Даже если дружил, то вряд ли у него когда — то были настоящие друзья. Никого не любил. А вот в этом я была уверена. Он не из тех, кто сможет открыть свою душу для кого — то. Клаус Майклсон был достаточно скрытой личностью, поэтому никто не мог сказать какое же у него сегодня настроение. Мне было жалко его. Холодный, эгоистичный, пусть и пытается выглядеть равнодушным ко всему. Он не был таким. Окружающие сделали его таким. — Ничего. — мне пришлось сглотнуть, когда его серые глаза начали изучать мое лицо так пристально, что мне хотелось провалиться сквозь землю или сгореть от стыда. — И ты перестань меня рассматривать. Мой голос начал дрожать. Не знаю от чего это: от ветра, теребящим палатку, или от взгляда моего соседа. Клаус хмыкнул, криво усмехнувшись. Потом опустил взгляд ниже, к моим поджатым под себя ногам. Остановился на открытых лодыжках, которые не были прикрыты джинсами. Он снова вернулся к моему лицу и его губы расплылись в широкой улыбке, свойственной только ему: с ноткой сарказма. — Как скажешь, маленькая Форбс. Я ведь послушный мальчик. — парень расхохотался, из — за чего и я невольно улыбнулась. — А теперь, если ты не хочешь завтра опоздать на свою первую репетицию и сидеть там, как истукан, ложись спать. — он кивнул на расстеленный теплый плед и маленькую дорожную подушку. Словно доказательство его словам, я зевнула, прикрыв рот ладонью. Он понимающе улыбнулся. — А ты? — сквозь подступающий сон спросила я. — Если ты еще не сообразила, то плед тут один. Ну, учитывая то, что ты никогда не будешь спать со мной в обнимку, как ты и сообщила несколько лет тому назад, мне места нет. Поэтому я посплю сидя. — Клаус издал короткий смешок и слегка наклонил голову набок, чтобы сесть поудобнее. Я не знала, что он может помнит тот случай. Мне тогда было 9, а ему 11. Уже тогда он проявлял свои склонности к садизму и обижал других детей, с которыми нам иногда приходилось играть. Я тогда была очень зла на него и ненавидела всей своей детской душой. И в этот момент я громко и со злостью крикнула ему, что ни за что и не при каких обстоятельствах, даже если я заледенею от холода, не буду спать с ним в обнимку. Похоже, других оскорблений, которые достаточно задели бы его, я не нашла. — Ну да… Хотя, это же было давно, Клаус. Очень давно… — сказала я прежде, чем успела погрузиться в царство Морфея. Я тогда была так умотана, что даже не почувствовала тяжелое дыхание над ухом.