Когда-нибудь

— Урушибара? — позвал Ямада, краем глаза заглядывая через приоткрытую дверь в комнату напарницы. Ему казалось весьма странным, что спальня Урушибары сейчас была открыта. Обычно Муцуми всегда плотно захлопывала свою хлипкую дверь и, кажется, ещё и стулом её подпирала — будто боялась чего-то — но не этим вечером. Ямада всего лишь возвращался себе в комнату, весь измотанный, нервный и невероятно уставший, однако не запертая дверь напарницы моментально привлекла его внимание так, как, например, привлёк бы огромный гомурин в ярко-красном костюме. «Воры там у неё, что ли? Ещё этого нам не хватало, особенно сейчас», — недовольно думал Казунао, изо всех сил сражаясь с одолевавшей его зевотой, но, опасливо осмотревшись, таки решил зайти: вдруг случилось чего. — Урушибара? Ты забыла закрыть дверь… Эм, ты где? — протянул он, пытаясь разглядеть хоть что-то в слабом свете ночной лампы и продвигаясь практически на ощупь. В комнате почему-то витал противный сигаретный запах, вызывавший у Ямады крайнее удивление: насколько он знал, Урушибара не курила вовсе. — Тьфу ты, ёлки, чего ж у тебя так воняет! Урушибара? Уруши… — Уходи. От неожиданного звука её хриплого, надтреснутого голоса Ямада даже шарахнулся в сторону и, недоумённо захлопав глазами, с трудом обнаружил в темноте знакомый миниатюрный силуэт. Муцуми сидела на полу рядом с кроватью, обняв руками колени и низко опустив голову; вся сгорбившаяся, сжавшаяся в комок, она будто бы враз стала ещё меньше и тоньше. Возле на полу синеватым дымом медленно догорал окурок, и Ямада, с отвращением поморщившись, поспешил затушить его ногой. — Пожар устроишь, Урушибара. Не забывай, что я живу в комнате по соседству, — проворчал он. — И вообще, какого чёрта?! Я бы даже не… — Уходи… Уходи, — сиплым шёпотом перебила его девушка, чуть приподнимая голову; глаза у неё были мёртвые и прозрачные, а растрёпанные короткие волосы липли к щекам. — Уходи, — зажмурившись, бесцветным голосом повторила она. Только бросив взгляд на её бледное, чуть поблескивающее в голубоватом свете лампы лицо, Казунао моментально всё понял. — Вот оно что… Не успокоилась ещё, — медленно проговорил он. Внутри у него что-то слабо дёрнулось; они с Урушибарой были знакомы всего каких-то полгода, но этого, кажется, было вполне предостаточно. Ямаду всегда невероятно раздражало, когда Муцуми начинала плакать без повода. Избыточная ранимость, впечатлительность, сентиментальность — Казунао вообще поражался, что подобные черты характера сидели в девушке, которой предстояло стать учёной. Урушибара излишне волновалась и переживала за каждого ребёнка; для Ямады эти дети, конечно, тоже отнюдь не являлись лишь материалом, однако парень прекрасно осознавал, что может произойти в худшем случае, и не раз пытался донести это до Муцуми. Однако порой она даже слушать его не желала и продолжала относиться к своим подопечным так, будто они в действительности являлись её кровными братиками или сестрёнками. Урушибара искренне любила их всех, но в особенности — Нори-чан. Ямада видел это; он видел также, что с маленькой девочкой происходило что-то странное. Сначала их не посвящали во все тонкости процесса, но он понимал: нечто идёт совсем не по плану; посему Казунао не оставлял (немного) грубых попыток предупредить Муцуми и заставить её хотя бы начать мыслить здраво. Но что-то, как назло, и впрямь пошло не так. Для Урушибары случилось самое страшное, а Ямада почему-то начал корить себя за беспомощность, хоть и был убеждён, что ему вовсе не было до напарницы никакого дела. Эксперимент провалился, провалился бесповоротно и с треском; идея об идеальном мире и вовсе во мгновение рассыпалась в прах. Смотреть на пустые оболочки, оставшиеся от детей, было бесконечно тошно, на рыдающую Урушибару — в миллион раз хуже, поэтому Ямада чувствовал себя в высшей степени отвратительно. Пожалуй, как никогда ранее. Сейчас у него даже беситься сил не было. Его собственные перспективы стать успешным исследователем в этом проекте незаметно упорхнули далеко-далеко; сам проект готовился к закрытию, а это значило, что всему, что было наработано за эти полгода, было предназначено кануть в небытие. А потом скука, снова серая, беспросветная скука… Морща лоб от какого-то паршивого ощущения внутри, Ямада в задумчивости присел на кровать, частью сознания успев заметить, что Урушибара несколько притихла, а тело её больше не подрагивало от тонких всхлипов. «Сама виновата, — хмуро думал Казунао, чувствуя, однако, что он сам в полной мере не согласен со своими мыслями. — Вот и ревёт теперь. Если бы она не привязывалась к этой девчонке…» Но докончить он не успел. Лицо Муцуми вдруг исказилось; резко вскинув голову и вскочив, она схватила тонкими пальцами Ямаду за плечи и, подавшись вперёд, с жаром зашептала прямо ему в лицо: — Ещё не всё потеряно, слышишь? Я обязательно, обязательно продолжу исследования, такого не должно больше повториться, не должно, не должно… — Казунао почувствовал, как её пальцы сильнее сжимают его плечи; стало немного больно. — Я всё ещё верю в идею создания идеального мира: она никогда не ушла, она всё ещё здесь, а Сугомори — до сих пор экспериментальный город… — Муцуми перевела дух. — Ямада, я верну Нори-чан, — добавила она еле слышно, не выдерживая и отводя взгляд в сторону. От изумления Ямада оцепенел: глаза её, ранее блеклые и будто неподвижные, теперь сияли странным лихорадочным блеском — то было сияние неистовое, пугающее, почти безумное, но Казунао понял: такая перемена в напарнице ему определённо нравилась. Он даже вздохнул от неожиданного облегчения. — По правде, я тоже не готов просто так расстаться с этим экспериментом… —  проговорил Ямада и усмехнулся. — Я с тобой, Урушии! — Как ты меня назвал? — недоверчиво пробурчала она и, по-видимому, постыдившись своих порывов, наконец разжала побелевшие пальцы. — Урушии! — воодушевлённо повторил Ямада, перехватывая её прохладную руку и с каким-то удивительным ощущением восторга и уважения пожимая её. Урушибара ответила ему ошарашенным взглядом, но потом вдруг улыбнулась слабой, почти незаметной, но невероятно светлой и благодарной улыбкой, какую Ямада никогда ранее не видывал. Тогда он понял, что был неправ: всё же из неё когда-нибудь выйдет талантливая, способная и в целом очень даже неплохая учёная… Но прекрасной напарницей Урушии уже была.