Чайки в небесах и моих голубых глазах

— А что, хочешь сказать, что можешь? Ладно, дерзай, порадуй меня.  — Лучше я пойду, заварю чай моей любимой Бекки. Ты права, у меня действительно нет для тебя ничего.  — Бенедикт, да прекрати ты уже издеваться! Не заставляй меня унижаться перед тобой!  — Почему бы и нет? — усмехнулся парень.  — Бенедикт!  — Ладно, ладно. В общем, я прошел, да еще и с большим успехом. Осталось эссе, но с этим справимся. Что касается нашей Ребекки, то в ее триумфе я крайне сомневаюсь. Она дрожала сильнее чем курица, которую отправляют на гриль! В трубке раздался звонкий радостный смех, который вскоре стал казаться Бенедикту истерическим. Девушка на противоположном конце провода не могла успокоиться по крайней мере минуты три.  — Любишь же ты свою девушку!  — Все закончится так скоро, что ты даже не можешь себе это вообразить! — после этих слов парень пустился в подробный рассказ о событиях последних дней, которые были хоть как-то связаны с даже не подозревающей об этом разговоре Ребеккой. Почти каждая фраза сопровождалась смешками его и его собеседницы. Тем самым Ребекка была выставлена в самом неприятнейшем свете.  — Черт, она вышла. Долговато она. Все, пока, позже созвонимся, бывай! Беки шла по коридору подобно сомнамбуле. Ее взгляд был устремлен в одну точку, находящуюся где-то в дальнем углу холла. Ее лицо покраснело от слез, сумка небрежно болталась на плече и была расстегнута. Бенедикт знал, что сейчас его долг — подойти к девушке, обнять ее, утешить, просто быть рядом с ней. Но он не мог сделать ничего. Физически мог, но морально — нет. Перед ним стояла огромная преграда — его чувства к Бекки давно угасли, изо дня в день он лгал ей, но с каждым днем это давалось все труднее. Однако, признаться парень не мог, тем самым лишь ухудшая ситуацию. В этот же момент он понял, что устал представлять себя лицемером, и лучше он не проявит излишних эмоций, чем соврет вновь. Ребекка молчала. Она остановилась, положив голову молодому человеку на плечо. Она продолжала молчать.  — В чем дело? — наконец спросил Бенедикт. Девушка продолжала легонько всхлипывать.  — Успокойся, Бекки, я прошу тебя! Бекки стояла, не шелохнувшись, с минуту, после чего утерла слезы и, часто сбиваясь, рассказала о том, как сильно разволновалась, и это послужило причиной почти провала.  — Они сказали, что теперь все будет зависеть только от моего эссе! — завершила рассказ она.  — Вот и напишешь эссе, я знаю, ты сможешь, ты у нас умница!  — Пойдем домой. Стоило только девушке достичь своей комнаты, она свалилась на кровать в той же одежде, что носила весь день; усталость возросла до невозможности, она валила беднягу с ног. Беки заснула почти сразу же. Она чувствовала себя ужасно, голова раскалывалась, и казалось, что сейчас она взорвется. Точно огромный вулкан. Ей снилось, как они с Бенедиктом отправляются куда-то в далекую страну. Та страна напоминала сказочный мир, который часто показывают на канале Discovery, но который в жизни никто не видел. Бекки не сразу же сообразила, что произошло, когда Бен с разукрашенным яркими красками лицом стал превращаться в приземистый силуэт матери.  — Бекки, ты горячая, как печь! — вдруг вскликнул тот силуэт. Девушка пробормотала что-то неясное и невнятное и попыталась перевернуться на другой бок, но только сейчас поняла. Насколько сильно болит все внутри нее, каждый кубический сантиметр тела, каждая косточка.  — Я схожу за термометром, в то время как ты будешь переодеваться, — слова мамы не звучали как приказ, но именно им являлись. Этот ее прием мы уже проходили. Бекки нашла в себе силы встать, после чего рукой нашарила под подушкой домашние шорты. С мыслью: «Потом поправлю!» она небрежно повесила костюм на вешалку и отправила в шкаф «до лучших времен». Скоро вернулась мама. В руках у нее был не только градусник, но еще и кружка с дымящимся напитком. Скорее всего, это снова был сладкий лимонный чай, который мать давала дочери при любых признаках простуды.  — Держи и ляг, — дала указание женщина, вручив дочери старенький термометр, сама же она села на низкое кресло, стоящее возле окна с видом на верхушки деревьев, ветряную мельницу и бескрайнее облачное небо. «Сто два и два» (102,2 градуса по Фаренгейту примерно равно 39-ти градусам Цельсия, прим. автора), объявила девушка, и ей стало настолько обидно за саму себя, что она не могла удержать побежавшей из глаза слезы.  — Какой ужас! Где же ты умудрилась так?..  — Мама, пожалуйста, не вызывай врача! — взмолилась Бекки, закутываясь в одеяло. Тело пробирала дрожь.  — Вот еще что! Сейчас действительно поздно. Я дам тебе таблеток на ночь, а с утра позвоню миссис Грин, надеюсь, она не будет занята, — миссис Грин была врачом в местной больницея, а по совместимости и очень хорошей знакомой миссис Моллиган. Мама зашла в комнату старшей мисс Моллиган около десяти часов вечера, когда та лежала и с полузакрытыми глазами смотрела какой-то документальный фильм о будущем.  — Как ты чувствуешь себя?  — Я только что мерила температуру, она поднимается, — с прискорбием сообщила Ребекка. — Сто четыре. Эта новость не могла обрадовать миссис Моллиган ровно так же, как и не радовала Бекки: откуда вдруг взялась температура — непонятно, но ясно лишь одно — она пришла в самое наинеподходящейшее время и давала Бекки почувствовать себя беспомощным ничтожеством, которое не в силах бороться с самой собой.  — Выпей это, — мать протянула дочери стакан и несколько таблеток. — Отвлекись от телевизор. Сейчас, когда в твоем организме идут воспалительные процессы, он принесет тебе лишь вред. Не произнося ни слова, Бекки щелкнула кнопкой пульта.  — Как же все навалилось! — сказала она после нескольких минут молчания. Почти провал в собеседовании, завтра нудно везти эссе, а я слегла и ничего не могу с этим поделать. Придется просить Бенедикта. Я вымотана и ужасно себя чувствую!  — Ложись спать, Бекки, ложись спать. Я тоже пойду укладывать Мэта.  — Выключи свет, когда будешь уходить, пожалуйста, — пробормотала Бекки и отвернулась к стене, зарываясь в одеяло с головой. Ночь была для Бекки неспокойной: то она чувствовала, как всю ее трясет с ног до головы, то в жаре просыпалась, откидывая одеяло в ноги. Сначала ей снилось, как она летит с лошади. Бекки точно была зрительницей фильма с самой собой, но в то же время чувствовала всю боль от ударов, вдыхала поднявшуюся дорожную пыль. И от этого она проснулась. Затем она блуждала по лесу, конца которому не было. И снова пробуждение. Спокойно поспать девушке удалось лишь пару часов перед тем, как в девять утра в ее комнату зашла мама, чтобы сообщить, что очень скоро приедет миссис Грин. «Очень скоро» наступило намного скорее, чем Бекки это предполагала: не прошло и десяти минут, из-за чего девушка не успела даже должным образом переодеться. Что же, придется предстать перед доктором в пижамных штанах.  — Здравствуй, Бекки! Как твои дела? Как ты себя чувствуешь? — миссис Грин всегда была удивительно приветливой и очень любила детей в принципе.  — Если быть искренней, то просто ужасно! Очень же я «кстати» заболела!  — Уж и не помню, когда я в последний раз приходила лечить тебя. Пора бы уже! — врач добродушно рассмеялась. Но девушка ее веселья не разделяла, она мечтала только о том, чтобы комнату поскорее оставили. А в частности и ее саму. Мечты ее, однако, не могли исполниться так скоро: прежде миссис Грин сунула Бекки градусник, с непонятной целью измерила давление, после чего еще час рассматривала горло.  — Ангины нет, но покраснения очень сильные. ОРВИ в осложненной форме, — вынесла вердикт она. — Пройдем на кухню, Дженнифер, я выпишу твоей детке лекарства. «Детке!» — мысленно передразнила Бекки, когда дверь за ними захлопнулась. Не то что бы она ненавидела мамину знакомую, вовсе нет, сейчас она ненавидела весь мир в целом. Немного успокоившись, Ребекка вылезла из-под одеяла, которое теперь казалось ей невыносимо жарким, и потянулась за лежащим на тумбочке телефоном. Девушка хотела набрать Бенедикта, но по ее подсчетам он должен был быть занят в это время.  — Алло. Бекки?  — Здравствуй. У меня есть новости, Бенедикт, и они не очень хорошие. Могу я тебя кое о чем попросить?  — Разумеется, о чем угодно, — приторно-сладким голосом произнес парень. Лицемерие вернулось.  — Я заболела. Чувствую себя ужасно. Ты не отвезешь мою работу? В трубке повисло молчание.  — Если ты не хочешь, Бен, я попрошу папу. И все же, я очень тебя прошу.  — Я не против, дело в том, что мне немного не по пути…хотя…конечно я отвезу! Даже без вопросов! — в какой-то миг Бекки показалось, что голос его кардинально повеселел. Спасибо тебе, спасибо огромное! — настроение у девушки слегка поднялось.  — Увидимся после школы. Прости, я должен идти на урок, не болей! Гудки. Скоро вернулась мама. Она уже не напоминала белку в колесе, как это было до прихода врача.  — Мама, ты так и не сказала мне, что случилось. Почему за нами не приехал папа? Миссис Моллиган молчала, опустив глаза. Дочь не пыталась ее торопить. Немного погодя женщина все же заговорила:  — Йена тяжело заболела. Йена была одной из лошадей семьи Моллиган. Не самой старой, зато одной из умнейших и умелейших.  — Как?! — девушка вздрогнула. Она любила Йену больше остальных, ою этом знала не только семья, но даже некоторые одноклассники. — Я должна немедленно навестить ее.  — Сейчас это невозможно.  — Из-за моей температуры? Она имеет какое-то значение сейчас? Мама, прошу, хоть на минуту!  — Конечно имеет! Но не в одной температуре сейчас дело. Йена не дома, ее лечат лондонские врачи. Не в самом городе, разумеется.  — Почему ты ничего не сказала мне, мама? — чуть ли не плача спросила Бекки. Разговор их прервал раздавшийся в гостиной телефонный звонок. Мать ушла, остаивв девушку одну. От досады и отчаяния та швырнула подушку в стену с такой силой, что висящая на ней картина с изображением улочки Парижа пошатнулась, однако не упала. Приход Бенедикта Бекки благополучно проспала. Сон сморил ее незадолго до визита парня. Миссис Моллиган решила не тревожить сон дочери и передала все необходимые бумаги самостоятельно. На следующий день девушке стало немного легче: температура почти спала, и Ребекка даже была способна сесть и перечитать пару параграфов по химии, понимание которых стояло свыше ее возможностей, к чему прибавлялись еще несколько пропущенных уроков.  — Приветы Ребеккам! — в этот день сестра вернулась необыкновенно рано. — Ну как твоя жизнь?  — Смотрю, у кого-то больно хорошее настроение? — совершенно равнодушно произнесла Бекки, не отрывая глаз от книги.  — Что ты все хандришь?  — «Все»? Всего-то второй день, — на лице девушки появилась улыбка.  — Ничего не второй! Третий, зуб даю! Беки не могла сдержать смех — уж слишком забавной была Тринити.  — К слову, сегодня встретила Бенедикта, он пообещал зайти после школы.  — Правда? — насторожилась старшая сестра. — Что еще он тебе говорил? Он отвез эссе?  — Это все, что он сказал, — пожала плечами Тринити. — Жди своего гостя, а я на тренировку.  — Стой! Как там Йена? Но сестра лишь пожала плечами, и след ее простыл. Каждый в этой семье что-то скрывал от бедняги. Время переваливало за пять, но телефон молчал, а комната пустовала. Мать занималась своими делами, и время от времени до Бекки доносился мелодичный звон посуды. Чем же был занят ее молодой человек, она не знала, но явно чем-то важным, раз не заглянул в обещанное время. Стало быть, заглянет позже. Но время шло. Шесть часов. Затем семь. Ближе к восьми Ребекка снова уснула, обескураженная и измотанная, хоть почти ничего и не делала. Зато не спал мистер Бенедикт Лукас. Начинало смеркаться, когда тот, стряхивая пылинки и лишние волоски со светлого пиджака, вышел из дома. Из гаража он выгнал начищенный мотоцикл отца, которым тот иногда позволял пользоваться сыну. Впрочем, делал это зря: на дроге Бенеликт меры скорости не знал, за что уже не раз был пойман местной полицией, а однажды ему даже удалось уйти от погони. Такой вид транспорта, как велосипед, Бенедикт не любил: он считал его слишком непристижным. Парень тронулся с места, развивая привычную для него скорость. Но к его сожалению путешествие продлилось недолго — Макдоналдс, куда тот направлялся находился лишь в двух кварталах от дома Лукасов. Здесь же царила столичная суматоха, суматоха шумного мегаполиса. Обстановка, такая несвойственная крохотному Банстеду. Заведомо зная, что приходить преждевременно совсем не в стиле его спутницы, Бенедикт уселся за свободный столик, найти который оказалось не так уж и легко. Он увидел Ее. Девушка вылетела из-за угла, отбивая мерный ритм своими неимоверными каблуками. Это была не Бекки. Завидев Бена, девушка улыбнулась. Это была среднего роста блондинка со светло накрашенными губами и собранными в хвост волосами в красном развевающемся по ветру плаще.  — Ну, привет, Мари. Присаживайся. Занял место для тебя, — вертя в руках телефон, задумчиво произнес парень. Мари достала из сумки бутылку шампанского, что вызвало у Бенедикта недоумение и в то же время восторг. Уже зная, какой вопрос он задаст, блондинка ответила:  — Есть, что отметить. Я прочитала твое письмо вчера вечером.