В том месте и не в том времени

      С самого раннего детства нам твердят о том, что мир не делится на черное и белое, а представляет собою громадный спектр цветов и оттенков, которые неустанно смешиваются, меняются, создавая всё новые и новые краски. На любую вещь можно посмотреть под разными углами: сверху, снизу и даже через увеличивающее стеклышко, чтобы не упустить ни малейшей детали. Но, согласитесь, иногда происходят из ряда вон выходящие события, и предмет, как бы мы ни старались посмотреть на него с другого ракурса, остается одинаковым со всех сторон, как будто существует в другой реальности. Хотя в большинстве случаев всё оказывается намного проще: тесная оболочка действительно скрывает тысячи неразгаданных тайн, но заглянуть внутрь, под кожуру, банально не представляется возможным.       Это как с Луной. Мы, жители Земли, прекрасно знаем о существовании темной стороны спутника — это логично и научно доказано! Почему же не верить науке? Но, к сожалению, довольствоваться нам остается видом лишь на одну из его частей. Ту, которая ежедневно (или, скорее, еженочно) облегчает путь сумеречным странникам, освещая сонные просторы нашей планеты. Другая же часть, как бы нам того ни хотелось, так и не поддается разгадке.       То же самое можно сказать и о жизни Грегори Боунса — самого что ни на есть обыкновенного жителя провинциального городишка на востоке Англии.       Город, в котором родился и вырос Грегори, известен миру в основном лишь тем, что когда-то давным-давно неподалеку от его улиц безбожно грабил богачей, чтобы отдать их деньги бедным, некий Робин Гуд. Сейчас уже никто и не скажет, действительно ли мистер Гуд орудовал близ Ноттингема или же он всего-навсего одна из тех самых горячо любимых англичанами легенд. Но, так или иначе, именно благодаря нему городская казна ежегодно обогащается не то чтобы на баснословную, но на более чем приличную сумму. Тысячи туристов с дорогущими камерами наперевес дорожным сумкам все как один спешат самолично прогуляться по Шервудскому лесу — и не боятся же наткнуться на лесного разбойника — да глянуть на рыцарский турнир в центре города. Обязательным атрибутом такого путешествия непременно становится десяток однотипных фотографий на память с переодетыми в рыцарские доспехи актерами. Но винить людей в неизобретательности не приходится, потому как делать тут больше и нечего: Ноттингем живет исключительно за счет своего славного прошлого.       Впрочем, Грегори Боунс не может похвастаться даже этим. Ему пошел уже четвертый десяток, а он за все это время не сделал ровным счетом ничего выдающегося.       Родившись в семидесятых годах прошлого века в Дарлтоне — крохотной деревне графства Ноттингемшир, — Грегори, как и все дети, строил грандиозные, порой даже невероятные планы на свою жизнь.       Будучи первым в классе в Дарлтонской школе, он с легкостью сдал все выпускные экзамены на самый высокий балл и незамедлительно получил приглашение в Ноттингемский университет, один из лучших во всей Британии. Для выпускника деревенской старшей школы это значило лишь одно — долгожданная свобода; мальчику наконец-таки подвернулась возможность сбежать из унылого, угнетавшего своей бесперспективностью Дарлтона. Конечно, поначалу парень не был уверен в том, что хочет связать свое будущее с медициной и наукой — его самым заветным и, как выяснилось, несбыточным желанием было стать известным музыкантом, — но упускать такой шанс было просто глупо. Судьба, казалось, не могла преподнести большего подарка: для Грегори Боунса Ноттингемский университет был сравним с Оксфордом или Кембриджем. А уж для остальных выпускников его школы и подавно — одноклассники парня не скрывали своей зависти, ведь подавляющему большинству Дарлтонских мальчишек и девчонок так и не удалось выбраться за пределы родной деревни по окончании выпускного класса.       Так что Грегори вполне искренне верил в то, что его жизнь складывалась наилучшим образом. И, в общем-то, какое-то время так оно и было! Накопленных в школе знаний юноше вполне хватало на то, чтобы блистать в университете, затмевая большую часть сокурсников — все преподаватели с нескрываемым трепетом относились к одаренному ученику и предсказывали ему успешное будущее. Ноттингем был готов принять на своем небосводе новую звезду медицины: Грегори Аллена Боунса, — подающего большие надежды хирурга. И парню определенно нравился этот статус, к которому, к слову, прилагалось немало приятных бонусов: несмотря на вполне посредственную внешность, Боунс не жаловался на отсутствие женского внимания. Почти каждая третья студентка Ноттингемского университета хоть раз задумывалась об отношениях с перспективным студентом. Однако Грегори не поддавался соблазну и весьма благоразумно отказывал тем девушкам, которые не подходили на роль будущей жены. Он прекрасно понимал, что подобные романы — пустая трата времени: он попросту не ужился бы с девушкой, которая не соответствовала картинке в его мечтах.       Образ идеальной женщины Боунс составил, будучи еще пятнадцатилетним мальчишкой, и с тех пор беспрекословно следовал списку из старого потрепанного блокнота. Конечно, список несколько раз корректировался: с возрастом Грегори вычеркнул некогда самый важный пункт «играть на приставке» и добавил куда более необходимое «умение хорошо готовить». Но, знатно истерзав пожелтевшие от времени листы, Грегори таки добился нужной формулы! В общей сложности под заголовком «Идеальная жена» было целых двадцать два критерия. И ровно под половину из них все потенциальные девушки так или иначе не подходили… Тем не менее Боунс не отчаивался и к двадцати четырем годам скрепя сердце обозначил целых десять пунктов как «необязательные».       «Облегченный» вариант выглядел куда более реалистичным, и удача не заставила себя ждать. Очаровательная Молли Бетани Купер с факультета гуманитарных наук Ноттингемского университета оказалась не просто идеальным кандидатом на импровизированном кастинге, но и с первого же взгляда по уши влюбила в себя жюри в лице Грегори Боунса.       Познакомились они при совершенно нелепых обстоятельствах — на вечеринке у общего друга, когда их обоих случайно заперли на кухне — и уже через год поженились. Искра, промелькнувшая между ними в одну из разгульных студенческих пятниц, была той самой любовью с первого взгляда.       Свадьбу сыграли летом, Молли не могла нарадоваться тому, что всё будет точно так, как она хотела с самого детства: выездная церемония на поле для гольфа, длинные ряды белых стульев, нарядная арка в конце прохода. Куча стройных подружек невесты в одинаковых кремовых платьях возбужденно шушукаются между собой, обсуждая симпатичного шафера, а сама невеста в пышном белоснежном одеянии от Веры Вонг, на фоне которой меркнут даже самые длинноногие гостьи, счастливо смотрит на жениха в элегантном смокинге. Щёлк. Щёлк. Щёлк. Вспышки фотоаппаратов тут и там пытаются ухватить самые вкусные ракурсы молодоженов, когда они запивают элитным шампанским сладкий брачный поцелуй под аплодисменты родственников и друзей. Пятьдесят со стороны Куперов и пятьдесят со стороны Боунсов — равновесие общей сложностью в сто человек, не считая официантов и операторов.       Эталонное торжество, словно сошедшее со страниц модного глянца, отгремело так, что отчет о бракосочетании действительно появился на страницах городской утренней газеты. А сразу после молодожены отправились в не менее идеальный медовый месяц. Несмотря на то, что оба всё ещё были студентами и не располагали большими деньгами, Грегори, подрабатывая медбратом в местной клинике, смог накопить весьма внушительную сумму, чтобы отвезти новоиспеченную жену в самый романтичный город на планете —Париж. Круассаны и ароматный латте на завтрак, вечерние прогулки под Эйфелевой башней, охапки тюльпанов и лучшее время в жизни — всё это подарил новоиспеченной жене Грегори вместе с двумя билетами на чартерный рейс из Ноттингемского аэропорта. Их рай на Земле длился невероятные две недели, но всё хорошее, увы, рано или поздно заканчивается. Дома ждал очередной курс в университете и новая, супружеская жизнь.       Стоит признаться, по возвращении из свадебного путешествия фанаток у Грегори Боунса заметно поубавилось — вакантное место внезапно оказалось занятым, — но некоторые девицы по-прежнему не упускали шанса построить глазки мужчине. Поначалу Грегори не обращал на это внимания, ведь дома ждала красавица Молли, теперь уже Боунс. Но со временем, когда отношения в семье постепенно охладели — угас тот неистовый страстный огонь, который заставлял сердце биться чаще, — он стал всё чаще поглядывать на чужие юбки, особенно когда эти юбки дружелюбно и неоднозначно улыбались в ответ.       Спустя полтора года в жизни супругов произошло знаменательное событие: родилась дочь — чудесная малышка Кэндис. Хотя и Молли, и Грегори считали, что это поможет сохранить брак, ни один из них не был готов к детям, поэтому рождение ребенка не то что не наладило отношения, а наоборот, только усугубило положение дел. Молли перестала выходить в свет — годовалая дочь требовала постоянного внимания — и постепенно превратилась в форменную домохозяйку, а Грегори был вынужден на время приостановить обучение в Ноттингемском университете, чтобы выйти на постоянную работу. Боунс долго оттягивал момент, когда придется позвонить в приемную университета, надеясь, что сможет придумать менее болезненное решение, но семье были крайне необходимы средства. И, чтобы хоть как-то выжить, Грегори как главе семьи пришлось взять полный рабочий день в клинике, где он раньше подрабатывал. Заведующий был рад видеть в своих рядах такого квалифицированного сотрудника, но профессия медбрата была вовсе не тем, о чем мечтал Боунс. Однако другого выхода не оставалось — финансовый вопрос встал ребром. Костлявым и острым ребром, норовящим проткнуть последние светлые надежды Грегори Аллена Боунса. По иронии судьбы ему тогда как раз исполнилось двадцать семь — выбери Грегори своим жизненным путем вместо медицины музыку, он вполне мог бы присоединиться к «Клубу 27».       Первые несколько месяцев Грегори с трудом заставлял себя ежедневно просыпаться в семь утра, чтобы вовремя прийти в больницу, — он всей душей ненавидел клинику Лефферсона за то, что она вынужденно заменила ему университет. Но спустя некоторое время Боунс пришел к выводу, что на самом деле ненависть он питал отнюдь не к клинике, а к своей жене и ребенку. В глубине души он понимал, что не должен этого чувствовать, но ничего не мог с собой поделать. Теперь уже клиника из вынужденной тюрьмы превратилась в единственное место отдыха. Маленькая Кэндис часто болела, все время кричала и плакала, не давая родителям ни секунды спокойствия, и Грегори, не в силах вытерпеть отеческий груз, при первой возможности сбегал из дому. Он стал брать все больше и больше работы, любезно подменял товарищей, когда те просили, и никогда не отказывался от ночных дежурств. Дела клиники Лефферсона значительно улучшились: в городском рейтинге она резко взметнулась к первым позициям, сместив с третьего места частную лечебницу Фернанда Кочевски. Сам мистер Лефферсон был жутко доволен таким раскладом событий и, не раздумывая, предложил Грегори Боунсу стать заведующим отделением персонала — слухи о трудолюбии медбрата уже несколько недель не давали спокойствия Лефферсону, он не мог поверить своему везению. Для семьи Боунса новая должность значила долгожданную прибавку к зарплате — денег едва хватало, чтобы сводить концы с концами, — а для самого Грегори повышение было замечательным шансом еще больше времени проводить вне дома. С каждым днем рутинные дела и проблемы всё сильнее и сильнее раздражали его: нескончаемый плач Кэндис стал совсем невыносимым, а хиреющая жена наводила лишь тоску.       Молли видела, что происходит что-то неладное, и всячески пыталась вернуть былые отношения. Однако ее слабые попытки снова стать той Молли Бетани Купер, которой она была раньше, только ещё сильнее выводили Грегори из себя. Единственное, что забавляло мужчину в сложившейся ситуации, так это то, что жена была готова на все, лишь бы он оставался доволен. И Грегори, с детства привыкший к тому, что все вокруг относились к нему с беспрекословным уважением и почтением, бессовестно этим пользовался. Он больше не утруждал себя ложью об очередном задании от начальства и, ничего не говоря, допоздна задерживался в своем кабинете, а то и вовсе оставался там ночевать. Боунс мог неделями пропадать черт знает где, а потом, прислав жене короткое «скоро буду» на сотовый, как ни в чем не бывало возвращался посреди ночи домой с букетом цветов в качестве извинений. И Молли не возникала: целовала мужа в благодарность за букет, шла на кухню в одной ночной рубашке и готовила ужин, заботливо приговаривая «ешь, милый мой, кушай».       Винила она во всем лишь себя и свято верила в то, что скоро их жизнь наладится.       Соседи, конечно, удивлялись, почему у Боунсов вечно горит свет по ночам, когда порядочные люди уже давно спят, и говорили о Молли за глаза такое, что в приличном обществе обычно держат за зубами, но Молли это едва ли волновало. Она каждый вечер заводила будильник на половину второго и просыпалась за десять минут до громкого звонка, чтобы проверить, не пришло ли сообщение от мужа. Чаще всего она, разочарованная, что «+1 новое сообщение» оказывалось очередным акционным предложением от местного торгового центра, ложилась спать дальше, но иногда жизнь всё-таки вознаграждала ее за терпение, и Молли с радостной улыбкой усаживалась перед трюмо прихорашиваться перед приходом Грегори. Этот сценарий они разыгрывали несколько лет и продолжали бы еще долго, если бы в один из таких счастливых для Молли дней Грегори не нарушил негласные правила спектакля. В тот раз он явился домой уже без цветов, но зато в стельку пьяный и с отпечатками красной губной помады на воротнике белоснежной рубашки.       Молли опешила: несмотря на все недостатки супруга, она его любила, всем сердцем любила. Одна лишь мысль о том, что он мог ей изменить, казалась такой унизительной, что на глаза Молли навернулись слезы. Она закусила губу, чтобы не разрыдаться, и принялась убеждать себя, что она всё неправильно поняла. Сейчас Грегори всё объяснит, и они вместе посмеются над тем, что Молли придумала такую глупость. Но Грегори не спешил ничего объяснять, он лишь тупо уставился на жену, сведя брови так, что между ними залегла вертикальная складка. Он всегда так делал, когда его что-то раздражало — за последние пять лет (он и забыл, что скоро годовщина свадьбы) на лбу обосновалась глубокая морщина.       — Бифштекс, медиум рер. — Голос мужчины был тихим и твердым.       — Что? — переспросила Молли, растерявшись от неожиданной реплики мужа.       — Желательно шатобриан, — всё так же невозмутимо пояснил Грегори. — И побыстрее, я голоден, как бродячий пёс. Как собака.       И пока Грегори смаковал свою последнюю фразу, дивясь тому, какое же удачное сравнение он подобрал, Молли и не думала сдвинуться с места — встала словно вкопанная. Она не могла поверить своим ушам: неужели он не шутил? Может, она ослышалась?       — Молли, я хочу есть! Что ты стоишь?! — произнес Грегори уже настойчивее и встряхнул супругу за плечи. — Приготовь мне бифштекс!       — Тс-с, разбудишь Кэндис! — Молли словно вышла из транса и, спохватившись, цыкнула.       — Да кто ты такая, чтобы затыкать мне рот?! — взревел Грегори. — Как ты, — он нарочито громко произнес последнее слово, — смеешь что-то возражать мне?!       — Право, милый, тише-тише, — взмолилась Молли. Время было уже поздним — она беспокоилась не только за малышку Кэн, но и о том, чтобы соседи ничего не услышали. Женщина принялась поглаживать по плечам мужа, пытаясь успокоить его пьяный запал.       — Отойди от меня! Не касайся меня! — еще громче заорал Грегори, брезгливо скидывая руки жены. Но Молли не послушала, и тогда он наотмашь ударил её.       Звонкая пощечина, казалось, вызвала гулкое эхо в ночной тишине. Молли сдавленно вскрикнула. Её рука непроизвольно дернулась к покрасневшей щеке. Глаза женщины загорелись неподдельной ненавистью, и она угрожающе зашипела:       — Убирайся.       Повторять дважды не пришлось. На Грегори тихое «убирайся» подействовало, как ведро ледяной воды — еще недавно затуманенные хмелем мысли теперь были трезвы. Он молча собрал маленький дорожный чемодан, бросив туда первое, что попалось под руку, и, на секунду заглянув в комнату Кэндис, вышел из яркой прихожей в непроглядную темноту ночного Ноттингема. Податься было некуда, не к кому — единственный, кого Грегори мог назвать другом, человек родом из далекого детства, давным-давно уехал за океан, в Америку, покорять Бродвей. А никто больше на ум не приходил. К своим тридцати годам Боунс так и не обзавелся друзьями — ему вечно не хватало на то времени: сначала он хлопотал об учебе, потом о пасии, затем жил карьерой. Кроме того, Грегори, несмотря на студенческий триумф среди девушек, не слишком любил близко подпускать людей, и в этом плане они отвечали ему взаимностью. Поэтому мужчина всегда придерживался мнения, что лучший друг себе — ты сам. Жаль, что в сложившейся ситуации подобная установка дала сбой: настолько необходимое дружеское плечо оказалось в том же незавидном положении.       Однако бродить по улицам в такое время было неприятно, а порой даже опасно, поэтому Грегори, вынужденный срочно найти место, где можно было бы перекантоваться хотя бы эту ночь, не придумал лучшего варианта, нежели вернуться в клинику. Несколько лет назад она стала замечательным укрытием от всего мира, почему бы не попробовать снова? Да, это определенно было самой удачной идеей за последние сутки.       Силясь прокрасться в клинику незамеченным дежурными врачами — не особо хотелось объяснять им причины столь позднего (или уже раннего?) появления, — Грегори чуть ли не на цыпочках шел к своему кабинету. Чемодан пришлось взять руки — его небольшие колесики шумно скользили по паркету, нарушая царившую в стенах клиники тишину. Погруженный в мягкий, слегка приглушенный свет жёлтых ламп этаж был пуст, и это нагоняло тоску. Где-то в глубине души Боунс всё-таки надеялся встретить хоть кого-то, кто остановил бы его и спросил, что заставило его прийти сюда посреди ночи. Он отчаянно хотел столкнуться с кем-то, кто был бы не против поговорить по душам, пускай это будет даже глупый санитар с дежурной смены! За последние тридцать лет одиночество успело порядком наскучить, и Грегори остро ощущал потребность в отзывчивом собеседнике. Особенно сейчас, когда от выпитого вечером накануне не осталось ни следа былой эйфории. Ровным счетом ничего, кроме легкой головной боли, которая усиливалась целым роем жужжащих надоедливых мыслей.       Добравшись до двери в конце коридора, Боунс уставился на отблескивающую в свете тусклых светильников табличку:

«ГРЕГОРИ А. БОУНС глава отдела кадров».

      Грегори впервые за столько лет работы у Лефферсона обратил на нее внимание, и выгравированные буквы вызвали нескрываемую гордость: он — глава, он незаменим, он — профессионал!       Зацепившись за эту мысль, Боунс зашел в комнату, с трудом оторвал взгляд от пресловутой таблички — надо было закрыть дверь — и устало плюхнулся на кресло. Неприятный осадок от скандала (он не хотел признавать это расставанием) с женой всё еще беспокоил его ум, — Грегори винил себя в неосторожности и чем-то еще, чего он пока не мог различить в шквале свалившихся на него эмоций, — но усталость взяла свое. Уже через несколько минут мужчина уснул глубоким сном, свернувшись калачиком за высоким дубовым столом.       На следующий день Грегори проснулся рано, резко и с жутким похмельем. Первые несколько секунд после пробуждения мужчина испуганно оглядывался по сторонам: он не мог сообразить, где находится, но, поняв, что сидит за своим столом в своем кабинете (позолоченная табличка всё так же грела душу), успокоился. Ему не раз приходилось просыпаться вне стен собственного дома, поэтому Грегори не растерялся, даже наоборот — сейчас ему по крайней мере не нужно было уворачиваться от кулаков разгневанного мужа очередной женщины. Так что, вытащив из кармана брошенного посреди комнаты чемодана зубную щетку, пасту, глупое розовое полотенце, принадлежащее Молли (его он захватил случайно), и комплект сменной одежды, Боунс направился на третий этаж. Третий этаж был в полной власти пациентов клиники — там располагались бесконечные палаты, комната отдыха с шахматами и нардами и, конечно же, душевые. Именно к последним и спешил глава отдела кадров.       Приведя себя в порядок, Грегори внимательно вгляделся в человека в отражении. Как сильно он изменился с последнего раза, когда ему доводилось вот так вот рассматривать себя перед зеркалом: некогда угольно-черные волосы местами начала пробирать седина, трёхдневная щетина больше не выглядела нелепо — юношеское лицо давно превратилось в лицо зрелого мужчины. Без изменений оказались только глаза: они были по-прежнему ярко-голубыми, с редкими вкраплениями зеленцы. Молли всегда говорила, что его глаза похожи на тихие, по-августовски цветущие озера. Молли. События вчерашней ночи вспыхнули перед глазами, и Грегори, пытаясь развеять наваждение, плеснул себе в лицо холодной воды, провел рукой по влажным волосам. Он решил во что бы то ни стало разобраться с тем, что вчера произошло. Слишком долго он откладывал момент, настала пора отпустить прошлое. Но попозже. Пока что его ждет несколько резюме на корпоративной почте. Ведь не зря он стал одним из работников месяца?       Спустя несколько дней Грегори наконец нашел время в своем плотном графике (на самом деле ни один из претендентов на должность дантиста в клинике Лефферсона так и не пришел на собеседование, но Боунс до последнего не терял надежды занять себя делом) и потратил обеденный перерыв на то, чтобы встретиться с Молли. Путь, который он обычно преодолевал за восемь минут, в этот раз мужчина растянул почти что на полчаса: он лениво тащился по аллее, оттягивая неприятный разговор. Однако разговор так и не состоялся. Придя к своему дому, Грегори с удивлением обнаружил, что, как бы он ни крутил ключи, ни один из связки к замку не подходил. И, казалось бы, он должен был порадоваться тому, что не придется выяснять отношения, но нет. То, что любимая женушка успела сменить замки, чудовищно разозлило его.       — Да кого ты из себя строишь?! — зло выплюнул Грегори, обращаясь скорее к улице, нежели к кому-то конкретному. Он несколько раз яростно ударил кулаком стену, но, до крови содрав костяшки о шершавую поверхность, прекратил.       Прекрасно зная, что Молли дома, Грегори заколотил во входную дверь:       — Я знаю, что ты там, открой! Открывай, тебе говорят!       Но дверь так и не отворилась. Ни тогда, ни когда-либо еще.       Через несколько недель в клинику Лефферсона пришла посылка на имя Грегори Аллена Боунса. Внутри большой деревянной коробки получатель обнаружил аккуратно сложенную одежду (футболки, рубашки, брюки, джемперы, джинсы, куртки и несколько пар теплых вязаных рукавиц), туго стянутую резинкой пачку дипломов и пластиковую папку с документами. Первым делом Грегори вытянул папку. Он бережно раскрыл ее, чтобы стопка бумаги внутри не разлетелась по всему кабинету, и принялся рассматривать содержимое: документы на развод — уже подписанные миссис Молли Б. Купер-Боунс, — несколько фотографий и письмо. Грегори развернул сложенный вдвое лист и принялся читать:       «Грегори!       Прости, что не дорогой, прости, что не любимый, просто Грегори.       Я знаю, что ты приходил. Старушка Палмер рассказала, как ты кричал на всю улицу. Не знаю, зачем ты это делал, но впредь попрошу тебя не позорить моего имени ни перед соседями, ни перед кем-либо еще. Если ты еще раз придешь без приглашения, я буду вынуждена вызвать полицию. Надеюсь, ты не забыл, что по закону дом принадлежит мне. Поэтому я отправляю тебе все вещи, за которыми ты мог бы приходить, и настоятельно рекомендую забыть дорогу назад. Замки я поменяла, можешь выбросить свой комплект ключей.       Как ты мог заметить, вместе с посылкой я приложила несколько бумаг. Тебе нужно поставить свою подпись и отправить их обратно. Я уже договорилась, наш брак аннулируют, как только я передам документы. Моя мама просила передать тебе привет и то, что ты свинья. А еще две банки варенья на первое время. Их ты можешь найти под курткой. Надеюсь, стекло не разбилось при транспортировке.       Спасибо за то, что ты был в моей жизни. Но теперь наши пути разошлись.

Когда-то твоя, Молли Бетани Купер».

      Слова неприятно врезались в память. Тон, которым было написано письмо, раздражал — словно они друг другу незнакомцы какие-нибудь. Грегори несколько раз перечитал послание и, убедившись, что всё правильно понял, отбросил лист куда подальше. Его хотелось сжечь, чтобы от унизительных строк не осталось ни следа. Но Грегори понимал, что, уничтожив клок бумаги, он ничего не изменит. Дом действительно был подарком родителей Молли и по доверенности принадлежал именно ей, она была права в каждой своей реплике. И это бесило больше всего. Грегори хотел насолить Молли хоть как-нибудь, например, разорвать на мелкие кусочки заявление о разводе, но здравый рассудок не давал ему этого сделать — Боунс прекрасно понимал, что это глупо. Этот развод неизбежен. А он, отказываясь от этого, только выставляет себя полным дураком. Поэтому, не желая больше ни секунды оставаться в этой игре проигравшим, Грегори схватил со стола шариковую ручку и поставил несколько подписей. Дело сделано, теперь они друг другу никто, прохожие, незнакомцы. Нет, формально Боунсу всё ещё предстоит отправить бумаги обратно Молли, но в его сознании договор расторгнут с последним рывком тонкой чернильной нити. И Грегори наконец-таки почувствовал себя свободным, даже немного счастливым. Он был искренне благодарен Молли за то, что взяла всё в свои руки. Сам он бы никогда не решился на столь ответственный шаг.       Грегори Аллен Боунс вернулся к той жизни, в которой не существовало Молли Бетани Купер. Но, чтобы прийти к осознанию того, что с вновь обретенной свободой ни Ноттингемский университет, ни толпы поклонниц, ни молодость не вернулись, мужчине потребовалось немного больше времени. Намного больше времени. Ровно столько, чтобы вконец разувериться в собственном будущем и смириться с этим.       Когда потребность в деньгах для обеспечения семьи отпала, Грегори внезапно обнаружил, что его зарплата вполне позволяет немелочно тратиться на всякие важные безделушки. Например, не искать сожителя, чтобы делить плату за квартиру, а снять собственные апартаменты; скопить немного денег на симпатичный автомобиль и время от времени угощать незнакомцев в пабе. Это значительно упрощало жизнь, хотя и, бесспорно, порой нагоняло скуку — раньше Грегори крутился, как белка в колесе, чтобы заработать лишнюю копейку, а сейчас умирал от безделья. Целыми днями катался в своем кожаном кресле за дверью, на которой висела табличка с его собственным именем.       С момента «казуса с Молли Бетани Купер» (Грегори по-прежнему не хотел называть это грязным скандалом с разрывом отношений) прошло уже больше шести лет, и некогда греющая самолюбие позолоченная табличка теперь вызывала только чувство жалости к самому себе и какое-то странное отвращение. Взгляды Боунса на жизнь несколько поменялись, он понял, что все это время занимался вовсе не тем, о чем мечтал, но что-то менять уже было поздно.       В один из рабочих дней, ничем не отличающихся от нескончаемой вереницы других, он, как обычно, обновлял корпоративную почту, чтобы незамедлительно ответить на все приходящие резюме. Однако письма присылали крайне неохотно: клиника Лефферсона поднялась до такого уровня, что далеко не каждый мог хоть наполовину соответствовать запрашиваемым требованиям. Поэтому томительное ожидание Боунса в большинстве случаев было безрезультатным. Зато давало уйму времени на размышления. К тому же другие сотрудники клиники редко его беспокоили без особой на то надобности (он так и не обзавелся друзьями или по крайней мере товарищами), так что почти весь день Грегори был предоставлен сам себе. Он думал о разном: и о великом, и о приземленном. Иногда рассуждал о политике, иногда — о ценах в ближайшем супермаркете, но чаще всего он анализировал собственное прошлое, приходя к весьма положительным выводам. Естественно, осмотрительно избегая воспоминаний о ночи-которую-нельзя-называть. Но в тот день что-то пошло иначе: Грегори не мог отделаться от чувства собственной никчемности. Он впервые за все время ясно понял, что занимается вовсе не тем, на что рассчитывал восьмилетний Грегги, бережно заполняя доску желаний. Он не лечил людей, не спасал им жизни на операционном столе, он разбирался с бумажной волокитой в душной коморке. Неужели к этому он шел так долго? Грегори с болью в сердце вспоминал дни студенческой юности: как сильно его любили преподаватели, какое великое будущее они все как один ему предсказывали. А что теперь? Что бы они сказали, увидь его крутящимся на стуле и строящим из себя персону первой важности? Удивились? Не узнали? Не поверили или разочаровались? Грегори не знал, как бы они отреагировали, но он сам ощущал к себе чистейшее отвращение. И тогда он твердо решил сделать все, что в его силах, чтобы изменить сложившуюся ситуацию. Трусящимися от волнения пальцами он набрал номер приемной комиссии Ноттингемского университета, совершенно не представляя, как начать разговор. Он боялся, как мальчишка, пригласивший на свидание старшеклассницу. Несколько гудков, казалось, тянулись вечно, за это время Грегори успел перебрать в голове несколько вариантов развития событий, но, когда на другом конце провода ответил приятный женский голос, он всё равно растерялся.       — Здравствуйте! Приемная Ноттингемского универститета. Меня зовут Лили Квигз, чем я могу вам помочь?       — З-здравствуйте, — нервно усмехнулся в трубку Грегори. — Я звоню, чтобы узнать насчет возобновления обучения в вашем университете.       — Простите? — переспросила девушка.       — Я учился в Ноттингемском университете, но потом приостановил обучение, — поспешил объяснить Грегори.       — Сколько курсов вы окончили?       — Семь, семь с половиной.       — Так, хорошо. Назовите, пожалуйста, своё имя и фамилию.       — Боунс, Грегори Аллен Боунс, — быстро ответил Грегори и услышал, как пальцы собеседницы застучали по клавиатуре.       — Кажется, какие-то неполадки в системе. Я правильно услышала? Грегори Аллен Боунс?       — Да, — подтвердил он.       — Простите, но вас нет в базе данных. В каком году вы приостановили обучение?       Грегори постарался вспомнить, но попытки не увенчались успехом. Тогда он принялся наспех отнимать от сегодняшней даты девять лет. Господи, сколько же времени убежало.       — Мистер? — позвала девушка, проверяя, находится ли Грегори на линии.       — Да-да, это было в 1999 году.       — Ох, — девушка замялась, явно не зная, как лучше сообщить собеседнику неприятную новость. — Боюсь, вы не можете возобновить курс. Максимальный перерыв в обучении составляет пять лет. Мне очень жаль, мистер Боунс.       — Но… — Грегори еще больше растерялся. — Что же мне делать?       — К сожалению, единственное, что я могу вам посоветовать — попробовать снова поступить на первый курс.       — На первый курс? — не веря своим ушам, решил уточнить Грегори. — Я не ослышался?       — Нет, мистер, это единственный выход. Таковы правила университета. Место за студентом удерживается в течение пяти лет, а по истечении этого срока договор аннулируется. Мне очень жаль.       — Ладно, спасибо, до свидания.       — До свидания.       Грегори ударил кулаком по столу, отчего карандаш, мирно лежащий у самого края столешницы, подпрыгнул и, покатившись, упал на пол.       Если бы он только спохватился несколькими годами раньше. Что за правила такие глупые? А вдруг у кого-то серьезные причины? А вдруг кто-то серьезно болен? Грегори задумался над этим, но пришел к выводу, что этих самых серьезных причин, по которым он мог бы так опоздать с возвращением в университет, у него нет. Он, конечно, мог бы попробовать позвонить кому-то из старых преподавателей, но вряд ли хотя бы кто-то из них его помнил — спустя столько-то лет. А если и помнил, то наверняка был не в силах помочь в подобной ситуации. Был и другой вариант — заново начать обучение. Но одна лишь мысль о том, как он, тридцатишестилетний мужчина, будет сидеть среди едва оторвавшихся от материной груди юношей, привела Грегори в ужас. Для Грегори Аллена Боунса это стало бы форменным кошмаром и самым большим унижением в жизни. А он вовсе не хотел падать еще ниже — его самолюбие и так было травмировано донельзя.       С трудом дождавшись окончания рабочего дня, Грегори, словно ошпаренный, выбежал из здания клиники, как только маленькая стрелка часов оказалась на цифре шесть. Ему было просто необходимо отвлечься от пережитой неудачи, поэтому он решил обратиться к старому проверенному способу — бару «Верлордер» на пересечении седьмой и десятой улиц. Заведение скрывалось под неброской вывеской, но тем не менее, словно магнит, притягивало случайных прохожих и завсегдатаев. Там всегда можно было найти себе компанию по кошельку, интересам или проблемам. Для Грегори Боунса это место стало спасительной тростинкой: природное неумение общаться с людьми с лихвой компенсировалось парой бокалов пива за его счет. Хватало одного «я угощаю», и внимательный слушатель на вечер обеспечен.       Прямо на пороге «Верлордера» Грегори столкнулся с каким-то мужчиной. В любой другой день это изрядно подпортило бы ему настроение, но сейчас на подобные мелочи было откровенно плевать. Так что он просто пробурчал под нос пару извинений и, звякнув колокольчиком над дверью переполненного бара, зашел внутрь. Бармен, заприметив очередного гостя, узнал в нем Боунса и приветливо махнул рукой. Грегори усмехнулся и отсалютовал давнему знакомому в ответ. Фрэнки — бармен — был одним из тех, кого Грегори мог назвать приятелем. И, несмотря на то, что он был в хороших отношениях со всем персоналом распивочной, дежурными шутками и мелкими секретами предпочитал делиться именно с этим веселым малым. Фрэнки был где-то на пятнадцать лет его младше, но тем не менее всегда держался на равных. С ним можно было обсудить всё на свете. Уж неясно, узнал он всё это на личном опыте или нахватался от болтливых посетителей, но в любом случае он с легкостью мог поддержать любую беседу.       — Привет, Грег! — прокричал Фрэнки, пока Грегори проталкивался к барной стойке через толпу.       — Здорово! — завопил Грегори в ответ, стараясь перекричать стоящий в заведении гул.       Наконец-таки пробравшись через весь зал, Грегори уселся на высокий стул и пожал протянутую Фрэнком руку.       — Давно тебя не видел. Как поживаешь, дружище? Чего так долго не заходил?       — Да все никак не было свободной минутки, — сказал Грегори, а мысленно добавил: «И повода».       — Ну, я рад, что наш важный мистер Клиника Лефферсона выкроил немного своего драгоценного времени, — усмехнулся Фрэнки. — Тебе как обычно?       Грегори едва заметно кивнул и уставился на дубовую столешницу барной стойки. Он вспомнил, почему, собственно, оказался тут — заливать хмельным свое поражение в битве с Ноттингемским университетом — и мигом погрустнел. Жизнерадостный собеседник начинал надоедать. Фрэнки истолковал подобную перемену настроения по-своему:       — Да ладно тебе, чего ты? Не обижайся, ты же у нас правда важный. Ну, хочешь, я сейчас позову Стива, пусть он меня подменит, а я с тобой выпью, — предложил Фрэнки и, не дождавшись ответа Грегори, громко позвал: — Сти-и-ив! Помнишь, я вместо тебя неделю назад вышел?       Однако Стив не спешил откликаться на отчаянный вопль Фрэнки, поэтому тот решил больше не кричать через весь бар, а пойти за другом самолично. Грегори не слишком радовала перспектива просидеть весь вечер с чересчур радостным и позитивным Фрэнки. Поэтому, пока тот отошел, он быстро взял два огромных бокала с пивом и направился к столикам в дальнем углу бара. С трудом курсируя между многочисленными посетителями «Верлордера», Грегори добрался до небольшой ниши в стене, переделанной под стол-кабину, с относительно небольшими потерями — стаканы были почти полными. Он даже удивился своей ловкости, ведь обычно Боунс не отличался особой аккуратностью и вполне мог случайно разлить больше половины содержимого или, того лучше, уронить бокал.       Грегори даже немного воспрянул духом: а он не так уж и плох. Но, спрятавшись в тени ниши так, чтобы его было почти не видно из зала, и сделав несколько глотков холодного «Гиннеса», он снова поник. Вспомнил, почему сидит тут в полном одиночестве, и залпом выпил целую кружку пенистого напитка. Пиво оказалось на удивление крепким, и уже через несколько минут Грегори почувствовал легкое пьяное головокружение, но останавливаться на этом он не собирался. Его простой план состоял в том, чтобы напиться до беспамятства и хотя бы на один вечер прекратить самобичевание. Поэтому, как только Грегори увидел проходящую мимо Синди — миловидную официантку, которая работала только по четвергам, потому что во все остальные дни ездила играть в крикет, — он незамедлительно подозвал ее к себе и, даже не затруднившись обменяться приветствиями, попросил повторить заказ. Уже спустя несколько минут Синди плыла к нему с новой порцией алкоголя. Поставив кружки на стол прямо перед Грегори девушка спросила:       — Что-нибудь случилось? Грег, ты какой-то сегодня особенно грустный. Парень, не надо грустить, жизнь — зебра, забыл? Вот я это точно знаю. Представляешь, вчера Боулдберик из команды по крикету сказал, что ему предложили место в сборной, Боулдберику! Не мне! Да он же совсем никакой, ничтожный, мелкий, глуп… — распалилась Синди, но осеклась не закончив предложение. Из-за своей чересчур оживленной жестикуляции она слишком резко взмахнула рукой и, задев кружку, опрокинула пиво на Грегори. — Прости, я не хотела, — Синди мигом стушевалась и даже не дала Грегори возможности возмутиться, поспешно ретировавшись.       Грегори, конечно, расстроился из-за испорченного пиджака, но хотя бы удалось отделаться от Синди — она была страшно болтливой и совершенно не знала, когда нужно остановиться, чтобы не показаться слишком навязчивой.       Мужчина полез во внутренний карман пиджака, чтобы достать и хоть как-то реанимировать бесповоротно утерянный предмет гардероба. Но вместо платка его пальцы нащупали кое-что другое: плотные листы формата А4, сложенные четверо. Грегори достал их и развернул. В «Верлордере» было достаточно темно, так что Боунсу пришлось прищуриться, чтобы прочесть, что написано на бумаге. Однако, наконец-таки сфокусировав зрение на писанине, он сразу узнал собственный кривоватый почерк. «Господи, неужели это…» — пронеслось в голове у Грегори, когда он прочел крупное название: «ЧЕГО Я ХОЧУ В ЖИЗНИ». Эти записи родом из далекого 1981 года. Он тогда только перешел в среднюю школу и изо всех сил старался понравиться миссис Тайлер — учительнице английского, — так что, когда она дала задание составить список своих целей на будущее, Грегори подошел к этому очень серьезно. Остальные ребята наскребли на линованных тетрадных листочках от силы пять пунктов, лишь бы не получить F за домашнее задание. Когда маленький Грегори, отправившись спать на несколько часов позже обычного, на следующий день принес целых два листа, озаглавленных громким названием «ЧЕГО Я ХОЧУ В ЖИЗНИ». Сначала он хотел написать сочинение, но, истратив полпачки бумаги на черновики, понял, что писательство — явно не его стезя. Миссис Тайлер, к слову, поставила Грегори за работу А* — самый высокий бал, похвалила его перед классом и на неделю повесила список мальчика на доске почета. Наверное, именно тогда и началась эра Грегори Аллена Боунса — Дарлтонского вундеркинда. Потом было еще много списков, эссе, сочинений, но именно это задание Грегори бережнее всего хранил как свидетельство собственного триумфа. Позже он несколько раз добавлял несколько целей, еле касаясь карандашом бумаги, чтобы, если что, потом бесследно стереть.       Напрочь забыв о пиджаке, Грегори принялся тихо читать вслух:       1. Писать все тесты на А*.       2. Стать учеником года.       3. Предложить Мэри пойти со мной на бал-маскарад.       4. Сдать выпускные экзамены на А*.       5. Поехать в Америку к дяде Вулфреду .       6. Поступить в Оксфорд Кембридж Ноттингемский университет (в карандаше).       7. Уехать жить в Лондон Ноттингем (в карандаше).       8. Отпраздновать день рождения с друзьями в Амстердаме.       9. Забрать родителей из Дарлтона.       10. Сделать открытие, которое изменит мир.       11. Спасать людей.       12. Получать много денег.       13. Жениться на Лидии Корнелии Фелисити Идеальной девушке (в карандаше).       14. Всегда быть с Молли (в карандаше, между строк).       15. Закончить университет лучше всех.       16. Стать самым лучшим врачом — хирургом (в карандаше).       17. Открыть свою клинику.       Скупая слеза покатилась по мужской щеке. В какой момент все полетело в тартарары? Ведь он действительно писал все тесты на отлично, дважды стал учеником года, пошел на бал с Мэри Бексенд, съездил на каникулах навестить дядюшку в Калифорнию. Он превосходно сдал выпускные экзамены, получил приглашение от Ноттингемского университета и переехал жить в Ноттингем.       Потом, правда, все начало понемногу отклоняться от плана: свой восемнадцатый день рождения Грегори действительно отпраздновал в Амстердаме, но не с друзьями и громкой вечеринкой на сотню человек, а с научным обществом Ноттингемского университета во время первой экспедиции. Родителей забрать из Дарлтона тоже не получилось: ни мама, ни отец не хотели оставлять город, в котором родились и выросли. А все остальное…       Какое же он ничтожество. Что бы сказал шестилетний Грегги, узнай, что ожидает его в будущем? Обрадовался бы? Едва ли. Скорее покончил бы жизнь самоубийством, не дожив даже до десяти.       Боунс сжал ладонь в кулак и отчаянно стукнул по столешнице, однако он был настолько пьян, что промахнулся и, потеряв равновесие, грохнулся головой на дубовую поверхность. Не в силах подняться, Грегори подумал, что ему, впрочем, и незачем подниматься — остатки достоинства канули в Лету примерно тогда, когда он разрыдался над клочком старой бумаги с юношескими мечтами. Никакой гордости больше не надо спасать, ее нет. Поэтому он просто положил под голову руки и прикрыл глаза. Гул бара постепенно отдалялся, а сам Грегори словно падал с высокого обрыва, погружаясь в сладкое состояние полудрёмы. Но не успел он провалиться в сон, как до него, будто сквозь толщу воды, донесся чей-то голос:       — Да, я его вижу. Да. Да за столиком в нише. Лежит, закрыв голову руками. Приближаюсь к нему. Конец связи.       Буквально через несколько мгновений кто-то действительно встал прямо у столика Грегори и, тихо кашлянув, отодвинул для себя стул напротив. Расположившись настолько удобно, насколько это можно было сделать на деревянной сидушке, незнакомец стал пристально вглядываться в Грегори. Пару минут он смотрел на мужчину, словно оценивая, а потом, как будто отмахнувшись от надоедливого ожидания, резко тряхнул Грегори за плечи. Тот вздрогнул и сонно уставился на сидящего перед ним человека в костюме.       — Да-да, сейчас я расплачусь и уйду, — на автомате промямлил Грегори и полез в карман за бумажником. Ему уже пару раз случалось отключаться в «Верлордере», немного перебрав с «Гиннесом». В последний раз такое было… когда они расстались с Молли.       На Грегори снова накатила волна ненависти к самому себе. Но не успела она накрыть его с головой, как мужчина отвлекся, услышав странный звук. Пронизывающий писк исходил от того самого псевдоработника бара, который разбудил его, а теперь стоял к нему спиной, переминаясь с одной ноги на другую. Грегори прислушался и выхватил обрывки тихого бормотания мужчины: «…да, это точно он…», «…сказал, что сейчас расплатится…» Кажется, он говорил с кем-то по мини-гарнитуре.       — Простите, — прокряхтел осипшим голосом Грегори, но мужчина его, судя по всему, не услышал. Тогда Боунс громко кашлянул, прочистив горло, и повторил: — Простите! Вы работник «Верлордера»?       Мужчина обернулся и, прошептав в наушник «конец связи», странно улыбнулся.       — Если вам будет так угодно. Мистер…       — Боунс, Грегори Аллен Боунс, — непонятно зачем выпалил Грегори и протянул мужчине руку. Он хотел было отдернуть ее, так как совершенно не собирался заводить знакомства, но это выглядело бы кошмарно глупо. — А вас?       — Можете называть меня Дэвид. Вы готовы?       — К чему? — Грегори уставился на собеседника в полном непонимании. Дэвид лишь загадочно усмехнулся. Опять.       — Тогда пойдем. Ваш счет уже оплачен.       Боунс огляделся вокруг: это шутка такая? Над ним снова издеваются? Он вспомнил, как как-то раз на Рождество, когда он как обычно ошивался в баре вместо того, чтобы справлять праздник в кругу родственников, Стив подговорил всех работников притвориться, словно на дворе не конец 2006, а 2034. Сначала Грегори им, конечно, не верил, но черти оказались такими талантливыми актерами, что в конце концов он метался по «Верлордеру», думая, что окончательно сошел с ума. А Стив, сгибаясь пополам от смеха, снимал всё это на камеру и потом загрузил в сеть. Позор был еще тот! Хорошо хоть история быстро изжила себя: ютуб тогда был в самом начале своего существования и пока ещё не вошел в список ежедневного посещения каждого пользователя интернета. Но тем не менее Грегори не слишком хотелось снова на целых два месяца стать предметом насмешек персонала «Верлордера», так что он решил подыграть странному мужчине в костюме.       — Погодите, я только попрощаюсь с моим другом Стивом, — нарочито официально сказал Грегори, делая акцент на имени бармена, чтобы Дэвид понял — Грегори раскусил их глупую шутку.       — Поторопитесь, у нас не так много времени, — мужчина пожал плечами и постучал пальцами по крышке золотых часов.       «Как натурально играет, — подумал Грегори, глядя, как Дэвид запахивает свое черное пальто и снова с кем-то торопливо говорит через наушник. — Интересно, где они такого таланта откопали?»       Стива не было нигде: ни в зале, ни за барной стойкой, ни на кухне. Такое случалось крайне редко, обычно он крутился везде и всюду, боясь пропустить что-нибудь интересное. Тот еще сплетник. Так что Грегори ещё больше уверился в том, что всё происходящее — фарс, большая подстава, в самый эпичный момент которой из-за поворота кто-то выскочит с громкими криками «Попался!». Ну уж нет, в этот раз им придется попотеть, чтобы Грегори повелся на весь этот спектакль. Он твердо решил заставить всех играть по своим правилам.       — Дэвид! — Грегори позвал нового знакомого и указал на выход, давая понять, что он уже закончил с прощаниями. Тот одобрительно кивнул и направился к двери. Боунс последовал за ним.       Зал бара находился в подвальном помещении, через маленькие окна котрого едва ли можно было что-то увидеть, так что, когда они вышли на улицу, Грегори с удивлением отметил, что на дворе стояла глухая ночь. Сколько же он просидел тут?       Свежий воздух обжигал легкие и немного отрезвлял. Мужчина зябко поёжился: от ночной прохлады защищала только тонкая хлопковая рубашка и пиджак, который, ко всему прочему, всё ещё не высох после опрокинутого на него пива. В этот момент Грегори искренне позавидовал Дэвиду, отчаянно желая тоже поплотнее закутаться в пальто. Но, к счастью Боунса, мерзнуть ему пришлось недолго. Маленький огонек, всё это время маячивший перед глазами, словно светлячок, потух — Дэвид докурил свою сигарету и, затушив ее о вывеску «Верлордера», бесцеремонно бросил окурок на пол. Грегори хотел было уж возмутиться (он ненавидел нарушать правила сам и не терпел, когда это делали другие), но решил, что сегодня до мелкого хулиганства ему дела не было.       — Если честно, я представлял вас немного иначе, мистер Боунс, — уже чуть более расслабленно (видимо, это никотин так подействовал) сообщил Дэвид.       — Вы меня как-то представляли? — нервно усмехнулся Грегори, не зная, как ещё отреагировать на подобное заявление.       — А вот и машина. — Дэвид указал на подъехавший прямо к входу в «Верлордер» «мерседес» и дернулся по направлению к автомобилю. Грегори помедлил. Он пытался как можно быстрее сообразить, каким бы могло быть следующее действие гнусного Стива, чтобы на несколько шагов опередить его и не выставить себя полным идиотом. Но на ум, как назло, не приходило ни одного варианта дальнейшего развития событий.       Решение надо было принять немедленно: идти или не идти? Сердце ёкнуло короткой вспышкой воспоминаний из детства: мама укладывает маленького Грегги спать и, дочитав сказку, в тысячный раз повторяет, чтобы он ни за что не разговаривал с незнакомыми людьми, а уж тем более никуда с ними не ходил. И этот урок Грегори усвоил хорошо. С другой же стороны, Боунса всё еще переполнял неприятный осадок, оставшийся после недавних мыслей о суициде, и он хотел во что бы то ни стало поскорее от него избавиться.       Грегори колебался еще мгновение, но потом отмахнулся от маминых слов, эхом звенящих в голове, и, расплывшись в улыбке, направился к «мерседесу».       Кожаный салон автомобиля встретил мужчин уютными мягкими сидениями цвета слоновой кости и приятным теплом встроенного обогревателя. Скованная напряженность Грегори сменилась полным расслаблением, как только он поудобнее устроился прямо за водителем. Грегори чувствовал, как его веки тяжелели, словно наливаясь свинцом, а тело обмякло, разморенное после холода осеннего Ноттингема и почти десятка пинт пива. Морфеево царство так соблазнительно манило в свои объятия, что только глупец осмелился бы сопротивляться. А поскольку Грегори считал себя кем угодно, кроме глупца, он без малейших сомнений поддался соблазну и уснул.       Размеренное покачивание машины на поворотах и тихий джаз из динамиков стереосистемы убаюкивали лучше любого снотворного. Да и сон был таким сладким — тягучим, словно карамель, — что совершенно не хотелось думать о благоразумии. А ведь по-хорошему мужчине следовало бы смотреть в оба, настороженно запоминая путь до малейших подробностей — кто знает, в какое приключение он мог влипнуть?       Вопросы-вопросы-вопросы, бесконечное отсутствие точек в конце предложения — одни скрюченные вопросительные знаки. Порой становилось даже жутко от их количества. И ни одного ответа! Ни единого!       В любое другое время Грегори задумался бы: а безопасно ли подходить к решению уравнения с одними неизвестными? Или, может, стоило бы поберечь силы для чего-то более реального, более решаемого. Однако сидения с автоматическим подогревом были настолько хороши, что отвлекаться на такие мелочи совершенно не хотелось.       В объятиях упоительного спокойствия Грегори виделись странные вещи: неизведанные дорожки, пролегающие через густые, непроходимые джунгли; диковинные звери, словно из воздуха возникающие на его пути; трясины, болота… И море — заглатывающая в свою пучину, воронка бесконечных просторов. Огромное, необъятное, бушующее и норовящее уничтожить любого смельчака, что лишь рискнет испытать судьбу. Оно оглушало, звеня в тишине, бесповоротно отрезвляя случайно забредших в его владения странников.       Проснулся Грегори в мокром поту: не то в автомобиле стало слишком жарко, не то сон так напугал его своей непонятной тревожностью. Но было в сложившейся ситуации что-то угрожающее. Липкий когтистый страх, приставший к Боунсу, стал почти что осязаемым. Грегори огляделся: в первые несколько минут он не понял, где он находится и что здесь делает. Однако уже через пару мгновений, когда Дэвид заметил вновь бодрствующего мужчину и позаботился о бутылке шипящей минералки ему для облегчения следов похмелья, Грегори наконец-таки пришел в себя. И, хотя мысли понемногу собирались в кучу, происходящее всё равно медленно начинало терять реальные очертания. Грегори пытался сложить в голове большой паззл, но главной детали по-прежнему недоставало — картинка никак не хотела укладываться в позолоченную рамку.       Из раздумий Грегори вытащил всё тот же Дэвид — он встрепенулся и, дважды постучав по стеклу, заставил водителя остановить автомобиль. Тормоза тихо взвизгнули.       — Приехали, — сообщил Дэвид и перегнулся через спинку сидения, чтобы передать водителю какую-то карточку. Грегори не успел увидеть, что это было — движения мужчины были быстрыми и резкими. Уже через мгновение он отпрянул назад и, мягко щелкнув ручкой задней дверцы автомобиля, выбрался из салона.       Грегори попытался выглянуть сквозь тонированное стекло «мерседеса», но снаружи по-прежнему стояла непроглядная темень. Боунс мысленно прикидывал, сколько заняла дорога, но так ни к чему и не пришел — осень вступила в свои права, ночи затянулись на несколько сотен длинных минут, так что даже приблизительно определить время по звездному небу не представлялось возможным. Во встроенной магнитоле тоже не было маленьких электронных часиков, и Грегори, чертыхнувшись про себя, что следовало бы давно купить наручные часы, бросил безнадежные вычисления.       Вроде бы ничего не изменилось, но Грегори чувствовал себя немного неуютно. Садясь в машину, он был уверен, что это розыгрыш Стива — очередная ни капли не остроумная подстава ради веселья, — но сейчас уверенность стала постепенно увядать. Ей на смену приходила необъяснимая тревога: когда же этот странный мужчина, Дэвид, раскроет все карты и покажет скрытую камеру? И раскроет ли он их вообще? В голову Грегори закралась странная мысль, которую он всеми силами пытался от себя отогнать: а вдруг это вовсе никакой и не розыгрыш? Вдруг его похитили и сейчас везут на какую-то заброшенную фабрику, чтобы убить и продать на органы на черном рынке?       — Мистер Боунс. — Дэвид вырос словно из-под земли. Грегори не увидел, когда он успел вернуться. В руках у мужчины он разглядел какой-то пухлый сверток и насторожился: с каждой секундой его волнение становилось всё больше и больше. Грегори громко сглотнул.       — Вы ведь понимаете, это в целях нашей общей безопасности, — вкрадчивым голосом объяснил Дэвид и распаковал сверток. Внутри находилась черная ткань. — Не беспокойтесь, это всего на пару минут.       Мужчина развернул ткань и протянул руки к Грегори. Тот запаниковал: ситуация выходила из-под контроля. Всё происходило слишком быстро, и Боунс не мог отделаться от мысли, что события разворачивались точь-в-точь как в дешевом боевике. Навязчивая мысль о том, что сейчас ему закроют глаза и отрубят голову тупым топором, не покидала его. Но тем не менее меньше всего он ожидал, что Дэвид именно это и сделает.       Как только мягкий бархат черной ткани коснулся лица Грегори, мужчина стал брыкаться, пытаясь помешать планам Дэвида. Ему даже удалось оттолкнуть от себя последнего, несмотря на то, что тот в несколько раз превосходил его в росте и силе. Но, как бы ни извивался Грегори, он был в слишком неудобном положении, чтобы защищаться. Едва ли можно было предпринять хоть что-то, сидя в салоне автомобиля. Единственное, что было в его распоряжении — дверная ручка. Грегори почти на все сто процентов был уверен, что ничего не получится, но всё же дёрнул её. И оказался прав: он был в ловушке — дверь машины была заблокирована. Сбежать не получилось, а самое главное, помедлив с проверкой, он потерял драгоценные секунды — Дэвид уже занял удобную позицию и занес руку со шприцом над Грегори.       Игла вонзилась в шею Грегори почти что безболезненно. В последнюю секунду он замер, понимая, что укол неизбежен, и предпочел не дёргаться из стороны в сторону, вредя себе.       — Прости, Боунс, но я должен действовать по протоколу. Это всего лишь вынужденная крайность. Ты сам виноват.       «Неужели я так и умру?» — пронеслось в голове у Боунса. Мысль показалась ему такой тошнотной, неприятной, что он старался как можно дольше цепляться за реальность и держать глаза открытыми. Несмотря на то, что буквально этим же вечером он серьезно задумывался над суицидом, умирать совершенно не хотелось. Он хотел вспомнить всю свою жизнь, прежде чем уйдёт в небытие, но неизвестность оказалась проворнее — уже через несколько секунд Боунс отключился… И тихо засопел.       Дэвид повертел в руках пустую ампулу снотворного и с насмешкой тихо произнес:       — Всегда с вами так. Ни разу по-хорошему не соглашались.

***

      Очнулся Грегори ровно через час посреди ярко освещенной комнаты. Боунс был почти уверен в том, что действительно умер — всё вокруг было таким стерильно белоснежным, как в морге… или раю, раз на то уж пошло. Поэтому когда в комнату начали заходить люди, вовсе не похожие на привидений, он даже удивился.       Среди зашедших были в основном одетые в белые халаты мужчины — двое нескладных молодых ребят где-то около двадцати пяти лет, одногодка Грегори, несколько седовласых старичков — и лишь одна женщина. Она сразу понравилась Боунсу: высокая стройная брюнетка с голубыми глазами, чувственными красными губами и длинными ногами. Она резко контрастировала с остальной группой, и Грегори на секунду даже усомнился, реальна ли она.       — Здравствуйте, мистер… Боунс? — поздоровалась брюнетка, сверяясь с какими-то записями. Грегори утвердительно кивнул, и она лучезарно улыбнулась. — Вы, вероятно, знаете, что вы здесь делаете?       Грегори замялся, не зная, что ответить. С одной стороны, небольшая надежда на то, что это всё-таки затея Стива, ещё слабо трепыхалась в его сердце, а с другой стороны, он понимал, что Стив здесь, скорее всего, совершенно ни при чем. Это минутное колебание женщина, по всей видимости, приняла за утвердительное молчание и продолжила:       — Тогда прошу вас пройти за мной. Мы уже всё подготовили.       Грегори решил не возникать и пустить всё на самотёк: он был уверен, что хуже уже не будет. Неловко подскочив со стула, на котором всё время полусидел-полулежал, он поплёлся за женщиной. За ним последовали все остальные члены странной группы. Они держали дистанцию, словно боялись, что Грегори, как сумасшедший, внезапно развернется и набросится на них, но в тоже время не отходили слишком далеко.       Миновав несколько, на первый взгляд, совершенно пустых залов, группа наконец-таки добралась до более-менее обставленной различной мебелью комнаты. Помещение было светлым, но уже не таким слепящим глаза болезненно-белым, как то, в котором Грегори очнулся, так что он смог рассмотреть детали. Весь потолок был густо усеян люминесцентными лампами, а по углам болтались лампы накаливания. У Грегори сразу же возникла невольная ассоциация со светильниками, которые используют для допроса, и он постарался как можно быстрее переключить свое внимание на что-то другое. Ему не хотелось показаться неадекватным перед женщиной в халате, поэтому он стал быстро обшаривать глазами комнату в поисках чего-то, за что можно было бы зацепиться. Диван! Посреди комнаты, прямо перед высокими столешницами с разнообразными колбами и мензурками, стоял самый что ни на есть обычный черный велюровый диван. Рядом весьма по-домашнему располагался невысокий журнальный столик. Его столешницу почти что полностью скрывали небольшой ноутбук и много сваленных в неаккуратную кучу чертежей. Эта картина немного подбодрила Грегори: всё это, если не брать во внимание химическую посуду, выглядело точно так же, как и у него в клинике. Непринужденный творческий беспорядок самого обычного офисного работника. По крайней мере, именно так хотелось считать Грегори.       Однако этой ночью желания Боунса резко расходились с реальностью. Женщина в халате разбила всю его напускную иллюзию спокойствия одним щелчком пальцев. В буквальном смысле этого слова… Сразу после того, как щелчок эхом отразился от стен помещения, оно стало изменяться. Прямо возле левой ноги Грегори пол разъехался в разные стороны, давая возможность высокой стойке медленно вылезти на поверхность. Грегори нервно огляделся: вся комната стала превращаться вереницу точно таких же белых лаковых стоек. «Офисный кабинет» таял на глазах, снова превращаясь в декорации к боевику с самим Грегори Алленом Боунсом в главной роли. Еще до того как женщина в халате произнесла следующую реплику, он быстро подсчитал количество выехавших стоек: семь. Ровно столько же, сколько и людей в белых халатах.       Не успел Грегори удивиться своей сообразительности, как женщина поспешила подтвердить его догадку:       — Коллеги, прошу вас. Займите свои места, — она пригласила всех к своим стойкам.       Грегори стоял словно истукан. Он понятия не имел, что делать дальше. Если до этого момента всё неплохо выходило само собой, то сейчас, судя по всему, от него ожидали каких-то действий.       — Мистер Боунс, — обратилась к нему женщина, легко коснувшись его предплечья, — ваше место здесь. — Она подтолкнула его к мягким сидениям велюрового дивана, а сама направилась к одной из стоек.       Грегори неуклюже плюхнулся на черные подушки. Все остальные смотрели на него выжидающе: кто-то нетерпеливо, кто-то с пониманием, а кто-то — со скукой. Грегори смутился. Судя по всему, следующий ход за ним, но какие правила у этих шахмат? И не подставит ли он короля, пожертвовав пешкой?       — Кхм… — кашлянул один из старичков. — Молодой человек, может, мы уже начнем? — В его голосе слышалось нескрываемое раздражение. Видимо, он был одним из тех, кто всегда и во всем ищет повод для возмущения.       — Мистер Боунс, — поспешила пояснить слова коллеги женщина в халате, её обращение было куда мягче, — думаю, медлить больше нельзя. Приступайте.       Эти люди были настроены серьезно, и, кажется, оттягивать момент становилось уже просто опасным. Да и тем более выигранное время всё равно ничего не давало. Поэтому Грегори, прочистив горло, шумно выдохнул и объявил:       — Янезначтолать.       В голове Грегори фраза звучала громко, ясно и четко, но на деле он едва промямлил какие-то обрывки слов, заставив женщину в халате переспросить, что он сказал.       — Мисс. — Грегори запнулся, не зная, правильно ли он обратился к собеседнице, и продолжил только после еле заметного утвердительного кивка. — Мисс, я д-д-думаю, п-п-произошла какая-то ошибка. Мне ка-ка-кажется, что я не тот, кого вы рассчитывали увидеть.       Он не заикался так с класса второго, когда пришлось отчитываться за разбитое футбольным мячом окно перед пожилой соседкой.       — То есть? — Женщину в халате, кажется, ошарашила такая новость. Она забыла о своей напускной вежливости и свирепо воскликнула: — Что вы имеете в виду?!       Грегори сглотнул. От волнения в горле стал ком.       — Мне кажется, я не совсем тот человек, для которого приготовлено, — Грегори обвел глазами комнату, — всё это. Я… понятия не имею, что я здесь делаю и чего вы все от меня ждете.       — Погодите! Но буквально двадцать минут назад вы утверждали, что прекрасно знаете, где вы и зачем вы тут находитесь.       — Вы всего лишь неправильно истолковали моё молчание, — пожал плечами Грегори.       — Так почему же вы молчали? — чересчур громко спросила она и, слегка подумав, добавила: — Так долго молчали?       — Мне было страшно признаться, — не скрывая правды, спокойно ответил Грегори.       Женщина в халате нервно хихикнула. Наверное, она не ожидала столь прямолинейного ответа. Она резко развернулась и, пару раз измерив размашистыми шагами комнату, достала из-за пазухи небольшую рацию.       — Агент Д43, это агент 11. Агент Д43, это агент 11, — несколько раз повторила она, прижав прибор к губам, пока оттуда не издалось громкое шипение.       — Агент Д43 слушает, прием.       — Это агент 11. Зайдите в лабораторию 77/98. Зайдите в лабораторию 77/98, — приказным тоном сообщила она агенту Д43. От былой дружелюбности не осталось ни следа.       Буквально через несколько минут за раздвижными дверями лаборатории послышалось тяжелое дыхание, словно кто-то только что перешел с бега на шаг и остановился, чтобы перевести дух. Дверь отворилась, и Грегори увидел уже знакомую себе фигуру — внутрь скользнул Дэвид, слегка запыхавшийся и раскрасневшийся.       — Агент Д43 прибыл, мэм, — отрапортовал он женщине в халате.       — Дэвид, мистер Боунс утверждает, что произошла чудовищная ошибка и он не тот, кого мы искали.       — Ошибки не могло произойти, мэм,— уверенно сообщил Дэвид. — Мужчина средних лет, брюнет, в потрепанном сером костюме. Зашел в «Верлордер» ровно в шестнадцать минут седьмого. Заказал четыре пинты пива у барной стойки и сел в самом углу, в темной нише. Спустя полчаса достал из внутреннего кармана пиджака листок бумаги.       Грегори стал прокручивать события прошлого вечера и ужаснулся: всё точно до мельчайшей подробности. Неужели они всё время следили за ним, а он ничего и не заметил?       — Ничего не понимаю. Описание сходится, — растерянно прошептала женщина в халате и уже чуть громче добавила: — Мистер Боунс! Вы хотите сказать, что всё это — обычное совпадение?       — Д-да, я это и хочу сказать. — Грегори заметил недоверие в обращенных к нему взглядах и поспешно начал объяснять: — Я вообще не планировал идти в «Верлордер», но случилось кое-что, из-за чего сразу после работы я направился в бар. Зашел туда, увидел Стива, бармена, поболтал с ним немного, но решил, что не хочу с ним провести весь вечер, и быстро ретировался. Взял свое пиво и спрятался в самой темной и тихой части зала, чтобы никто не приставал с дежурными шутками. Настроение совсем не было… А лист… Ну… Поверьте мне, этот список — это точно не то, что вам надо. Это всего-навсего страница из моего дневника школьных времен.       Силясь вспомнить, не пропустил ли он чего в своем рассказе, Грегори быстро добавил еще одну мелочь:       — А на входе столкнулся с каким-то мужчиной. Как раз в ту минуту, когда заходил.       — Мужчиной? — женщина в халате, которая, казалось, уже почти потеряла интерес к рассказу Грегори, словно ожила. — Опишите его!       — Ну… Высокий… Мужчина, да. Лет так под сорок, наверное… Не помню, правда, — как бы ни старался Грегори воспроизвести в памяти лицо, у него ничего не получалось.       — Кажется, это и был тот, кто нам нужен! — Женщина сокрушенно всплеснула руками и нервно закусила губу. Было почти что видно, как напряженно метались мысли у нее в голове. — Срочное собрание, коллеги.       Вся группа, кроме Дэвида (он так и остался стоять на месте), быстро подошла к женщине. Они стали возбужденно о чем-то спорить, то и дело бросая взгляды на Грегори. До слуха мужчины долетали обрывки фраз: «нет времени», «ты с ума сошла, Лиззи», «слишком рискованно», «серьезное дело». Однако после нескольких минут безостановочной то ли ругани, то ли убеждений, гул поутих — люди в халатах пришли к консенсусу.       — Мистер Боунс… — медленно начала женщина в халате, Лиззи. — Судя по всему, вы действительно совершенно не тот человек, который должен здесь быть, но… Менять что-либо уже поздно. Времени на выполнение осталось совсем немного, поэтому мы подумали и решили, что ваша кандидатура вполне подойдет для задуманного. Отказаться вы не можете, поэтому позвольте ввести вас в курс дела. Мы — секретная научная организация, которая занимается вопросами будущего, и прямо сейчас на стадии запуска находится один из наших самых важных проектов — капсула времени.       — Как в школе? — Грегори сам пожалел, что сказал это, но необдуманная реплика вырвалась сама собой. При словосочетании «капсула времени» мужчина невольно вспомнил свой первый день в Дарлтонской младшей школе, когда напуганные первогодки писали послания себе-выпускникам и складывали эти записки в так называемую капсулу времени.       — Что? — вопрос Грегори слегка сбил Лиззи с толку, но она быстро сообразила. — Да, мистер Боунс, почти так же. Идея не отличается, единственная разница в масштабах. Эта капсула времени будет не совсем обычной коробкой. Точнее, совсем необычной и вовсе не коробкой. Сверхпрочная капсула из материала, который может перенести аномальную жару и холод. Выдерживает любые погодные условия и нагрузку. Идеальный вакуум. Не пропускает ни малейшей частицы материи внутрь, так что содержимое сохраняется в первозданном состоянии.       Грегори ахнул. В детстве он часто думал о том, как круто было бы иметь такую штуку, но никогда не мог даже представить, что подобное когда-нибудь станет реальностью. Нет, когда-нибудь, конечно, стало бы, но точно не при его жизни.       — В эту капсулу времени нам нужно поместить что-то, что символизировало бы Землю нашего поколения. Это может быть что угодно: вещь любой плотности, размера и состояния. И именно это вам и предстоит решить — что будет находиться в капсуле.       — Мне? — опешил Боунс от свалившейся на него ответственности.       — Да, мистер Боунс, вам. Именно для этого мы все здесь и собрались. Все эти люди, — она взглядом указала на группу ученых, снова вставших за свои стойки, — представители самых влиятельных стран мира. У каждого из нас есть свой код для подтверждения запуска проекта. Использовать его можно лишь однажды. И обратный отсчет, к сожалению, уже начался.       — Но почему это не может сделать кто-то из вас? — Грегори в недоумении уставился на женщину.       Немного помолчав, та ответила:       — Исходя из документа, составленного и подписанного в 1979 году, принять решение может только лицо неофициальное, не входящее в Конгресс. Ни один из присутствующих в этом помещении, кроме вас, конечно, таковым не является. Нарушение этого правила недопустимо.       Грегори хотел спросить, что будет, если всё-таки нарушить договор, но Лиззи не дала ему этого сделать. Она сверилась с табло на своей стойке и сообщила:       — На раздумья у вас есть ровно двенадцать минут.       Двенадцать минут. Одна пятая часа. Семьсот двадцать секунд. За это время по всему миру умирают и рождаются люди, они же за это время благополучно женятся и разводятся. Но ни одному из них в жизни не предстояло принять настолько судьбоносное для человечества решение. Всего лишь за двенадцать минут.       Еще никогда на плечи Грегори не ложилась такая большая ответственность. Да, в школе ему частенько доводилось вести за собой команду в разных играх и соревнованиях. Он брал на себя самые сложные задачи и довольно хорошо справлялся с ролью лидера. Конечно, иногда не без потерь в виде штрафных очков, но всё же. Может ли это хоть на секунду сравниться с тем, что предстояло ему сделать сейчас? Распорядиться судьбой самого настоящего секретного проекта.       Из полуобморочного состояния Грегори вывел мобильный телефон. Аппарат вибрировал в карманах брюк, оповещая своего хозяина о критически низком уровне заряда батареи. Обычно этот звук жуть как раздражал Грегори — он вечно сетовал на недолгую жизнь аккумулятора, — но сейчас…       «Бинго! — пронеслось в голове у мужчины. Он на мгновение почувствовал себя Ньютоном, на голову которому только что свалилось яблоко. — Эссенция самых значительных достижений человечества за последние несколько десятков лет в одном маленьком устройстве с металлическим корпусом!»       Грегори был кошмарно доволен своей сообразительностью. Надо же было до такого додуматься? Его решение точно устроит ученых, ведь оно без преувеличения гениально! Такая маленькая, но столь практичная вещь как телефон сможет полностью уместить в себе целое столетие. Осталось только наполнить его информацией — картинки, фотографии, статьи, фильмы, музыка. Точно, музыка! Грегори задумался над тем, чей трек ему стоит загрузить первым. Возможных вариантов было так много, что он не мог определиться. А остальное? Кто знает, как истолкуют люди из будущего то, что они увидят? Историю нельзя вычеркнуть, а за спинами человечества рядом с минутами великого триумфа стройными рядами шагают войны, разрушения и жестокость. Что подумают потомки, увидев огромный ядерный гриб на одном из снимков? И смогут ли принять то, что их предки были порой так глупы?       За этими метаниями Грегори не заметил, как время, отведенное ему на раздумья, истекло. Лиззи переглянулась со своими коллегами и громко объявила:       — Хочу напомнить, что решение посла не обсуждается и немедленно приводится в действие. Ни единое обстоятельство не способно отменить или изменить окончательное решение посла, каким бы оно ни было. Мистер Боунс, озвучьте, пожалуйста, свое решение.       — Положите в капсулу… — начал Боунс и осекся. Он решил придать своему тону официальности. В конце концов, ситуация была отнюдь не обычной. — Я, Грегори Аллен Боунс, наделенный правами посла, принял свое решение. Временная капсула будет содержать… — Грегори решил выдержать паузу.       Все обратились в слух. В комнате повисло напряжение. Грегори веселило то, как внимательно смотрели на него все присутствующие. Перед глазами всплыла табличка двери в его кабинет «Грегори А. Боунс», только теперь вместо «глава отдела кадров» воображение нарисовало другую надпись — «глава секретной лаборатории и самый важный человек в эту минуту». Еще недавно ущемленная после инцидента с Ноттингемским университетом гордость вновь ликовала. Ему определенно нравилось это ощущение. Снова Великолепный. И Грегори, распаленный внезапным чувством собственной безграничной важности, решил подпитать его.       — Меня, Грегори Аллена Боунса, — тихо и с едва уловимой насмешкой завершил фразу Боунс. — Поместите в капсулу меня.       Все в непонимании уставились на Грегори. Они не ослышались?       — Что ж. Решение не подлежит обжалованию и пересмотрено тоже быть не может, — первой нарушила тишину Лиззи, — так что, уважаемые коллеги, введите свои ключи в поле на табло.       Все как один, пускай и нехотя, но повиновались приказу женщины, и уже в следующую секунду ввели набор цифр на сенсорный экран. Громкий механический женский голос наполнил комнату:       — Добро пожаловать. Вы активировали интерфейс программы «TimeC+». Чтобы разблокировать доступ к следующему уровню, поднесите, пожалуйста, свои пальцы к сканеру отпечатков.       Секунда, и стойки стали по очереди загораться мягким зеленым светом.       — Вторая фаза запуска проекта «TimeC+» успешно разблокирована. На выполнение каждого последующего шага вам дается четыре минуты тридцать восемь секунд. В поле на экране введите наименование предмета для помещения в капсулу.       Грегори наблюдал за тем, как заметались руки ученых по виртуальной клавиатуре. На каждой из семи стоек стало появляться его имя.       Словно из ниоткуда посреди комнаты, перед диваном, прямо там, где раньше располагался журнальный столик, материализовался большой сосуд. Несмотря на то, что он был прозрачным, сквозь него едва ли просматривались очертания остальной комнаты. Измерение рябило.       — Поместите в капсулу предмет Икс для запуска третьей фазы.       Грегори занервничал. План уже переставал ему казаться таким невероятным. С одной стороны, это был его шанс прославиться, а с другой — кто знал, что произойдет, если что-то пойдет не так?       Но путей для отступления уже не было.       — Мистер Боунс… Грегори, — затараторила Лиззи, боясь не уложиться в отведенное для выполнения шагов время, — сейчас вы должны будете зайти в капсулу. После того как капсула захлопнется, вы пройдете этап полной дезинфекции — звуки, запахи и вкусы уничтожатся, — а затем — этап заморозки. Температура внутри сосуда опустится до предельно низкой отметки, и ваше тело приостановит процессы жизнедеятельности. Что произойдет с вашим разумом нам, увы, неизвестно. Скорее всего, он тоже отключится до момента разморозки, но есть небольшая вероятность того, что вы останетесь в сознании. Если это произойдет, не паникуйте, вы не сможете ничего сделать до того времени, пока капсулу не откроют. Когда капсулу откроют, произойдет восстановление. Ваше тело не изменится, оно останется в таком же виде, как и сейчас. Но будьте осторожны. Мы не можем предсказать, что будет происходить дальше, равно так же, как мы не можем предсказать, кто откроет капсулу. Будьте готовы бороться за свою жизнь и выполнить главное предназначение проекта — расскажите всё, что знаете о нашей Земле. Удачи вам, Грегори.       Лиззи улыбнулась и кивнула в сторону капсулы. До начала третьей фазы оставалось тридцать секунд. Боунс с трудом поднялся с дивана и, словно на ватных ногах, сделал шаг по направлению к отверстию в капсуле. Всё его существо кричало, вопило об опасности. Его здравый смысл всеми способами пытался заставить Боунса хватать ноги в руки и бежать отсюда куда глаза видят. Но Грегори думал лишь об одном: это было его наградой и его наказанием. Это было его судьбой. А значит, бежать не было смысла. Он взял всю свою волю в кулак и, закрыв глаза, медленно ступил внутрь капсулы. Внутри находиться было странно: как только он оказался там, все звуки и запахи как будто бы исчезли — абсолютный вакуум. Грегори глядел сквозь прозрачную материю на комнату, в которой находился мгновение назад — внутри противной ряби не было, всё было видно как через только что вымытое окно.       Секундная задержка, наверное, чтобы выслушать последующие инструкции, и из поверхности каждой стойки выехали небольшие приборы. Ученые наклонились к ним так, чтобы те оказались на уровне глаз.       «Ещё одна проверка», — подумал Грегори и не ошибся. Маленькие лазеры сканировали сетчатку. Когда последнего мужчину, того самого раздражительного старичка, проверили, внутри капсулы раздался писк.       «Началось, — пронеслось у Боунса в мыслях, и он скрестил руки на груди, приготовившись к неизвестному. За писком ничего не последовало. — Неужели эта штука сломалась?»       Однако с капсулой все было в порядке. Температура падала так быстро, что всё, что смог почувствовать Грегори — легкую прохладу. А затем он отключился, превратившись в окаменевшую замороженную статую.

***

      — Ходят легенды, что тысячу лет назад Землю населяли одни только люди. Виды не смешивались между собой и многих из нас, — девушка обвела взглядом аудиторию, — сочли бы за невиданных мутантов. Да-да, тогда всё было иначе. Люди боялись инопланетян, опасались экспериментов и жили в огромном коконе размером с планету. Самое дальнее их путешествие — до Луны и обратно — было настоящим испытанием, и пройти его могли только избранные. Земляне жили в полной изоляции от остальной Вселенной.       Одна из слушательниц вскинула в воздух руку:       — Вы правда верите в это? — скептически спросила она, повиляв длинным кошачьим хвостом. — В то, что планету населяли одни лишь Чистые?       — Так говорится во всех историях, сохранившихся и дошедших до наших времен. Почему бы мне в это не верить?       — Мисс Бишоп, оглянитесь вокруг. Весь наш мир – сплошное смешение кровей. Я ни за что не поверю, что когда-то этого всего не было. Это невозможно.       — Не глупи, Кристи, это правда. Моя мама мне рассказывала о наших предках. Одна из пра-пра-пра-пра-пра-пра-пра-прабабушек была Чистой, пока не вышла замуж за Григоранца, — возразила девочка с волосами-перьями. Она сильно отличалась от одноклассников — если бы не эта маленькая особенность, внешне она бы вполне сошла за Чистую.       — Послушайте дальше, — проигнорировала девочку мисс Бишоп и продолжила: — Именно тогда люди, Чистые, создали первую временную капсулу — идеальную материю, — внутри которой спрятали что-то, что могло бы рассказать историю человечества. Так гласит древнее предание.       — Мисс Бишоп? — позвала учительницу девочка с волосами-перьями. — А что было в этой капсуле?       — Этого, Мэгги, никто не знает. Но поговаривают, что тайна скоро раскроется. Таймер капсулы продолжительностью в тысячу лет вот-вот истечет.       — Как вы думаете, что там будет?       — Не знаю… Мало ли какие тайны скрывает история. Но я уверена, что это что-то изменит нашу жизнь!       — Мисс Бишоп, мне очень бы хотелось посмотреть на эту капсулу.       — Мэгги, не думаю, что это возможно. Хотя… — девушка задумалась и прокрутила в компьютерной голове новости за последние несколько лет. — Может быть, мы сможем организовать путешествие на Землю в ближайшее время.       Дети в аудитории радостно завопили. Даже Игги, которая относилась к истории с капсулой с явным недоверием, была совершенно не против поглядеть на древний артефакт.

***

      Пять. Четыре. Три. Два. Один.       С оглушающим скрипом двери капсулы, помутненной временем, стали открываться. Изнутри повалил густой пар. Со всех сторон окружившие сосуд люди стали быстро отскакивать кто куда. Они были напуганы: никто не знал, чего ждать за дверным проемом.       Вся эта история с таинственной капсулой, захороненной на Земле тысячу лет назад, до последнего времени казалась самым настоящим бредом. Мало кто верил в правдивость древнего придания. Как, впрочем, мало кто верил и в то, что тысячу лет назад Землю населяли исключительно Чистые. Чистые исчезли давным-давно, когда начали смешивать кровь с другими видами. Во всей Вселенной не осталось ни одного настоящего человека, все они перевелись с первыми кошачьими хвостиками или инопланетными ушами в роду.       Однако несколько лет назад один из исследователей истории Земли во время очередной экспедиции на заброшенную, уничтоженную войнами и убийственной наукой планету нашел под громадным слоем космической пыли что-то необычное. Что-то несвойственное этому месту и этому времени: поразительно прочное, удивительно нерушимое. И как бы люди ни старались, сколько бы усилий ни прилагали, открыть, уничтожить или хотя бы переместить эту вещь не удалось никому. Тогда-то они и стали поднимать архивы, пытаясь отыскать объяснение этому странному явлению. В одном из музеев среди всякой ерунды им удалось откопать чудом сохранившиеся записи о первом опыте человечества с изменением времени и пространства — создании сверхреальной материи. Рядом нашлись и обрывки из протокола эксперимента под названием «TimeC+».       Исходя из подсчетов, на составление которых были брошены самые яркие умы Млечного Пути, капсула должна была открыться девятнадцатого октября три тысячи восьмого года. И вся Вселенная обратилась в сплошное ожидание этого дня. И вот сейчас, за день до назначенной даты, что-то пошло не так. Капсула активизировалась в самый неподходящий момент — экскурсионные часы. Сосуд был окружен огромной толпой зевак, сгорающих одновременно от страха и любопытства. Они ужасно боялись увидеть то, что целое тысячелетие скрывалось за прочной материей, но никогда не смогли бы себе простить, если бы не увидели это первыми, хоть на секундочку зажмурив глаза.       Среди прочих зевак оказалась и группа во главе с мисс Бишоп. К тому моменту как ученики средней школы Гренадского района Юпитера добрались до Земли, девушка успела несколько раз горько пожалеть, что согласилась на подобную авантюру — по пути ей пришлось не раз извиняться за своих недокучливых непосед. Но едва ли это могло сравниться с тем, что она чувствовала, когда по громкой связи объявили об экстренном положении. Все выходы и входы в центр были заблокированы — пути трансгрессии отключены, — а значит, посетители стали невольными заложниками неизвестного из прошлого. Дверь капсулы отворилась, и всех в зале окатило прохладным воздухом. Никто не осмеливался заглянуть внутрь до тех пор, пока из капсулы не показалось какое-то движение.       Грегори Аллен Боунс открыл глаза и не сразу понял, что произошло. Ему казалось, что он всего лишь на несколько часов уснул. Неужели что-то пошло не по плану, и капсулу открыли раньше времени?       Он с любопытством высунул голову из отверстия, в надежде выразить всё свое недовольство Лиззи и остальным ученым в белых халатах. Но, как только он открыл рот, чтобы отпустить гнусную шуточку в адрес недавних знакомых, он в немом ужасе остановился на полуслове. Грегори тихо вскрикнул, осознав, что белая комната лаборатории сменилась незнакомым антиутопическим пейзажем, а вместо команды из семи человек перед ним предстала целая толпа… чудовищ? Грегори не мог подобрать другого слова для описания того, что он видел: сплошные чешуйки, хвосты, перья и шерсть. Боунс представлял будущее совсем по-другому. По крайней мере, без всех этих… полулюдей-полуживотных. Его даже не волновал тот факт, что он сам для них, должно быть, кажется кем-то неизвестным, чужим. Да он забыл даже о том, что с того момента, как он уснул где-то под Ноттигнемом, прошло… Сколько прошло? Грегори не знал.       — Простите… Который сейчас год? — весело, как самый настоящий сумасшедший, выпрыгнул он из капсулы и обратился к первому попавшемуся… существу. То отпрянуло от Боунса, как от смерти с косой. — Вы, должно быть, не говорите по-английски?       Догадка осенила Грегори внезапно. Ну конечно! Откуда они могут знать английский, если прошло так много времени. Однако ответ пришедшего в себя существа удивил Грегори:       — Мы знаем все языки мира, — тихо и боязливо, но оттого не менее гордо ответил он, указывая на небольшое облачко над своей головой. — Сами мы не разговариваем, но все языки, которые когда-либо существовали во времени и пространстве, заложены тут. Оно автоматически переводит все фразы, которые слышит. К примеру, сейчас вам кажется, что я говорю по-английски, но на самом деле я всего лишь проецирую свои мысли.       Грегори удивленно переводил взгляд с чешуек на лице существа на облачко над его головой.       — Кто вы? — Грегори сделал еще один шаг из капсулы, чем заставил всех зевак расступиться в стороны. Они боялись его как огня.       Повисла напряженная тишина. Никто не решался ее нарушить. Тогда мисс Бишоп, оттолкнув всех своих учеников за спину, подальше от Грегори, громко сказала:       — Мы Вселенцы, — объяснила она, но, увидев непонимание в глазах собеседника, добавила: — Мы дети Вселенной из самых разных уголков реальности.       — Понятно, — хмыкнул Грегори, не зная, как еще прокомментировать подобное заявление.       — Как вас зовут, мистер? — тихо спросила Мэгги, девочка с волосами-перьями, и над ее головой возникло облачко.       — Мэгги! — шикнула на подопечную мисс Бишоп, пряча ту вглубь толпы. Но Мэгги не слушалась, она подалась вперед, поближе к Грегори.       — Меня зовут Грегори. Грегори Аллен Боунс. Мэгги, не подскажешь, какой сейчас год? — Грегори приветливо улыбнулся девочке. Она вызывала у него доверие, ведь, в отличие от всех остальных, необычным у нее были только ярко-красные перья вместо волос.       — Три тысячи восьмой, — с готовностью ответила Мэгги, гордая тем, что она уже знает такие большие цифры.       — Мамочки! — воскликнул Грегори, когда понял, что он в тысяче лет от своей привычной жизни. Однако он вспомнил слова Лиззи о том, что паниковать нельзя — кто знает, что может его ждать, — и поспешил взять себя в руки. Во внутреннем кармане потрепанного пиджака он нащупал конфетку и протянул ее девочке: — Хочешь? Прямиком из прошлого.       — Спасибо! — Сложно было сказать, знала ли девочка, за что благодарила незнакомца — вряд ли ей доводилось видеть такие диковинные вещи, но за конфетой всё же потянулась.       — Мэгги! — закричала мисс Бишоп. — Не прикасайся к нему! Это может быть опасно!       Но с предупреждением учительница опоздала: когда слова мисс Бишоп достигли Мэгги, та уже дотронулась до руки Грегори. В ту же секунду толпу окружили спасатели. Их лица были полностью скрыты за непроницаемыми масками, а тела — за амуницией.       — Всем отойти от объекта! Повторяю, всем отойти от объекта! — закричали они, оттесняя посетителей выставки от ценного экспоната. — Ни к чему не дотрагивайтесь. Если вы дотронетесь к объекту, вы будете изолированы!       Мэгги с ужасом глянула на мисс Бишоп, не зная, что ей делать. Но учительница уже исчезла с остальными детьми. Ее было не за что винить — она действовала по уставу.       — Держись, — тихо шепнул Грегори и схватил девочку за руку. — Не бойся, я тебе не наврежу.       Спасатели обступили двоих со всех сторон, закрывая все пути к отступлению.       — Не двигайтесь ради собственной сохранности, — приказал тот, кто был ближе всех к парочке, и, бесцеремонно взяв их за шкирку, бросил в левитирующую рядом клетку. — По протоколу номер два три сорок один вы признаны объектом первой опасности. Не сопротивляйтесь, если хотите остаться живы. За вами не остается права сохранять молчание.       Грегори не понимал, что случится дальше, но страха не было — всё происходящее казалось ему настолько нереальным, что какая-то абстрактная угроза, пускай и угроза убийства, вовсе не заставляла дрожать от ужаса. Чего не сказать о Мэгги. Она свернулась в клубочек у самого края клетки, подальше от мужчины, и горька плакала.       — Мэгги, — позвал девочку Боунс, чувствуя себя виноватым в ее слезах, — не плачь. Всё будет хорошо, обещаю.       Она подняла на него свои заплаканные зеленые глаза, и Грегори на секунду показалось, что в них есть что-то знакомое.       — Обещаешь? — спросила она по-детски наивно, и Боунсу не оставалось ничего, кроме как тихо согласиться: «Обещаю» .       Буквально за несколько минут вид изнеможенных пустующих земель сменился яркими разноцветными деревьями. Грегори не совсем понимал, как это произошло, но он предпочел смириться — он в будущем, где возможно все. На самом деле он принял это решение вовсе не потому, что соглашался с новыми законами реальности, а потому, что осознавал: если он будет анализировать каждую деталь, он не продержится в здравом уме и секунды.       Заключенных переместили в какое-то футуристическое строение, которое, судя по восторженному аханью Мэгги, было необычным даже для жителей этого времени.       — Не двигайтесь, — грубо бросил им конвоир. — Сейчас вас доставят в офис к Нему.       — К кому нему? — тихо переспросил у Мэгги Грегори.       — Тс-с-с, — шикнула на него девочка, ее глаза вновь наполнялись слезами. Значит, дело неладно.       — Он тут большая шишка, да? — рассмеялся Грегори, пытаясь поднять девочке настроение. Но был вынужден замолчать, когда поймал грозный взгляд мужчины в форме.       Одно мгновение, и они как по волшебству оказались в белоснежном кабинете. Грегори усмехнулся, испытав чудовищное дежавю. Конвоир снова грозно на него зыркнул, но кричать на арестанта в присутствии своего начальника, по-видимому, не осмелился.       — Так-так-так… — Высокое кресло развернулось, и перед взором Грегори предстал тот самый Главный, которого здесь все так боялись. Боунс с трудом сдержал смешок: существо выглядело точь-в-точь как зеленый марсианин из детских комиксов: с непропорционально большой головой и мерзкими тонкими ручками. И это он тут в почете?       — Значит, вы и есть тот самый объект первой опасности? — вкрадчиво спросил Главный, нарочито растягивая гласные. Над ним с тихим хлопком образовалось и зависло в воздухе речевое облако.       — Наверное, — просто улыбнулся Грегори. — Хотите поболтать?       — Какая наглость! — возмутился он и зло смерил мужчину взглядом. — Но вы правы. Я сгораю от любопытства, расскажите, кто вы.       — Если вы настаиваете… — Грегори откровенно глумился над инопланетянином.       — Замечательно, — расплылся в улыбке Главный и обратился к конвоирам: — Пусть расскажет.       Но только Грегори открыл рот, чтобы завести свой рассказ — описать дивные красоты Земли, поделиться всеми достижениями человечества и упомянуть парочку забавных шуток, — как в его шею вонзилась тонкая игла. Он в непонимании уставился на окружающих.       — Ах, мальчик мой, не знаю, каким был мир тысячелетие тому, но я не намерен тратить свое время на твои глупые слова. Я лучше позаимствую твои воспоминания. В камеру их!       Грегори хотел было возразить, но конвоир толкнул его и Мэгги к выходу. Кажется, в этот раз, обойдется без телепортаций. По пути в камеру Грегори пару раз пытался вырваться из цепких когтей сопровождавшего их мужчины, но тот оказался сильнее.       — Сидите здесь. Я приду за вами, когда Он будет готов огласить свой вердикт.       — Мог бы не утруждать себя, — зло выпалил Грегори, за что получил неслабый подзатыльник.       Бронированная дверь камеры захлопнулась, и маленькая коморка погрузилась в темноту. Боунсу вовсе не нравился такой расклад событий. Но думать о себе было некогда — под боком безостановочно всхлипывала Мэгги. Она была чудовищно напугана.       — Тише-тише, расскажи мне что-то, — попытался отвлечь Мэгги мужчина. — Расскажи о себе.       Сдавленные рыдания приутихли. Даже сквозь непроницаемую темноту Грегори увидел, как блеснули зеленые глаза девочки.       — Я… Я Мэгги. Мэган ванн дер Берг. Мне десять, и я с Юпитера. Мисс Бишоп, ты ее видел, — моя учительница. Мы поехали на экскурсию на Землю, чтобы посмотреть на… тебя… — продекламировала Мэгги четко и с выражением, словно она всю жизнь готовилась произнести эти несколько предложений.       Грегори рассмеялся, чем немного смутил девочку:       — Ну и как? Я оправдал твои ожидания? Стоило было так долго ехать, чтобы посмотреть на стареющего, даже уже не так, слишком старого мужичка?       — Так долго? Мы ехали несколько минут.       — А… — протянул Грегори. Он на мгновение забыл, где находится. Точнее, когда находится. — Расскажи мне о вашем времени.       — О нашем времени? — не поняла Мэгги. — А, ну да. Ну… — протянула она, прикидывая, с чего бы начать. — Ты, наверное, заметил, что мы не похожи на тебя. У нас есть хвосты, чешуйки, шерсть, когти, крылья. Мисс Бишоп рассказывала, что в твоем времени люди были другими. Сейчас таких называют Чистыми. Их почти не осталось. Может, затерялись какие-то на окраине Вселенной, но в основном все уже давно смешали кровь. У меня, кстати, тоже в роду были чистые. Моя пра-пра-пра… Короче, очень давняя бабушка была Чистой, а дочка ее стала первой, кто… Ну, изменился. Говорят, после этого мир и сошел с ума. Она была первой. Я вообще не уверена насчет того, так ли это было, но мама говорит, это правда.       — А почему она... — Грегори запнулся, не зная, как сформулировать вопрос.       — Сделала так? Не знаю. Но есть легенды. Они все-все разные, но чаще всего попадается вот такой вот вариант. Давай назовем пра-пра-пра, ну, которая чистой была, леди А, а дочку ее — леди Б. Нам так в школе объясняли, говорят, так проще рассказывать что-то очень длинное и запутанное. В общем, у леди А был муж, тоже чистый. Хороший, наверное, был парень, не знаю. Но так получилось, что, когда родилась леди Б, он их бросил. Ушел куда-то, непонятно куда. И не объявлялся больше. Ему-то ничего, а леди Б с ума сошла. Росла без отца и не знала, куда себя деть — боялась людей как огня. Вот так и случилось… А папаше тому хоть бы хны. О нем нигде не упоминается. Так бы хоть знали, кого за жизнь длиною всего в тридцать лет, и то, если повезет, благодарить. Эх, хорошо тебе. Тебе еще жить и жить, а я уже за две трети до смерти. А может, всего за пару минут.       Грегори не понял, к чему она тихо добавила последнюю реплику, но ее внезапное спокойствие пугало. Ему показалось, что она видела что-то, чего он увидеть не мог. И правда: через несколько секунд дверь отворилась, и яркий свет залил коморку, ослепляя расслабленные в темноте глаза.       — На выход. — Голос, по-прежнему низкий и неприятный, теперь принадлежал женщине.       Когда глаза чуть попривыкли к свету, Боунсу удалось разглядеть ее: выражение лица было жестким, а его черты — грубыми. Сама женщина была похожа на орлицу с длинным крючковатым носом и редкими волосами. Она была невысокого роста, но жилистые ноги и мускулистые руки с лихвой компенсировали этот факт.       Мужчина и девочка уныло поплелись за очередной надзирательницей. Всей своей сущностью женщина хотела показать то, как сильно она презирает арестантов, поставить себя выше них. Но удавалось ей это слабо: та единственная эмоция, которая пробивалась через напускную ненависть, с головой выдавала женщину. Она боялась Грегори, старалась держаться от него как можно дальше.       Боунс усмехнулся.       Путь в кабинет к Главному на этот раз выдался короче, а когда троица зашла, Он уже ожидал их.       — Что ж, я оценил твою историю, — протянул Главный вместо приветствия. — Очень интересно. Но, увы, бесполезно. Ты, Грегори Аллен Боунс, был совершенно не тем, кого они искали. И сейчас это видно особенно ярко. В тебе не было ничего примечательного. Так что сейчас, когда ты больше не прячешься за стенами капсулы, ты не представляешь никакой ценности. Ты не можешь рассказать ничего нужного: ни о Земле, ни о Чистых. Ты всегда был изгоем, как бы сильно ни хотел этого скрыть. Поэтому, к сожалению, нам придется закончить это недолгое знакомство достаточно печальным образом.       — Не думаю, что ваша жизнь куда ярче. Сидите здесь и не знаете, чем бы себя занять. Я хотя бы попытался сделать хоть что-то, — Грегори на секунду запнулся. Он понял, что врал себе. Безбожно врал: он не сделал ни единой попытки для того, чтобы спасти свою бренную жизнь. Он существовал. Безликое, бездумное существо. За ним не осталось ни следа в истории.       — Я видел все твоими глазами, Боунс. — Главный пропустил колкость мимо ушей. — Код двенадцать, — обратился он к Орлице.       — Вы уверены, ваше Величество? — переспросила женщина и тут же испуганно ойкнула. Она не должна была себе позволять подобное.       — Ты сомневаешься в моих приказах?       — Нет, ваше Величество. Код двенадцать.       — Не скажу, что было приятно с вами повидаться, но история получилась занимательной, — обратился к Грегори Главный. Его елейный голос резал слух. — А с вами, милая мисс, тоже придется попрощаться. Увы, правила едины для всех.       К удивлению Грегори, на этот раз Мэгги держалась молодцом. Он не знал, чего ей это стоило, но всецело гордился девочкой.       — Я знаю, тебе это надо. Держи, это леди А, — тихо шепнула она и вложила что-то в ладонь Грегори. Мужчина проследил за взглядом Главного и, убедившись, что тот отвлекся, рискнул посмотреть, что же ему передала Мэгги. В ладони он обнаружил небольшой серебряный кулон на длинной цепочке.       — Открой, — подсказала Мэгги.       Грегори осторожно щелкнул застежкой кулона и маленькие створки раскрылись. Внутри была крохотная фотография, которая заставила Грегори вздрогнуть. На фото ему улыбалась Молли Беттани Купер. В свои двадцать пять и в свадебном платье. Получается, Мэгги — его семья? А Кэндис… Грегори распахнул глаза от внезапно накрывшей его волны осознания.       — Кто будет первым? — насмешливо спросил Главный, выведя Грегори из полного оцепенения. — Кто хочет расправиться с рутинным занятием побыстрее?       Грегори колебался. Что ему делать? Как поступить? Так много вопросов и ни единого ответа. Снова. Он почему-то вспомнил о списке, по-прежнему покоящемся во внутреннем кармане. Пункт одиннадцать: спасать людей. И тогда решение стало таким очевидным, таким единственно правильным.       — Беги! — завопил мужчина, отталкивая Мэган с пути убивающего луча из рук Главного. Он грудью закрыл девочку, давая ей те самые доли секунды, чтобы телепортироваться отсюда куда подальше. Луч попал ему прямо в сердце — шансов не оставалось. Но ему и не надо было, он всё сделал правильно. Последней мыслью, которая успела забраться в его голову, была маленькая галочка в старом детском списке. Он спас жизнь.       А потом его накрыла всеобъемлющая пустота. Он лишь удивился, что больно не было.

***

      — Боунс! Боунс! — доносилось откуда-то издалека. — Боунс, просыпайся, свинья ты эдакая! Во-первых, я тебя тут битый час ищу, а во-вторых, я на тебя обиделся, так что выметайся, мы закрываемся!       Стив, бармен из «Верлордера», уже несколько минут безостановочно кричал на своего приятеля, которого он застал лежащим в отключке за самым дальним столиком в темной нише. Тот спал как убитый и всё никак не хотел просыпаться. Тогда Стив решил перейти к более радикальным действиям: он набрал в рот воды и выплюнул ее прямиком Грегори в лицо. Тот вздрогнул, и его веки затрепетали — проснулся.       — Черт тебя побери, Боунс, это же как надо было надраться пенного? Я тебя всё никак добудиться не могу!       — Стив? — сонно произнес Грегори и с недоверием стал переводить взгляд с бармена на себя, потом на «Верлордер», а потом снова на себя. Он. Был. Жив. — Сти-и-ив! — радостно протянул он и расплылся в глупой улыбке.       — Да что с тобой такое?       — Стив! Стиви! — вскочил со стула Грегори и, не переставая вопить, кинулся в пляс. Это был всего лишь сон.       — Боунс, ты меня пугаешь.       — Стив, а знаешь что, пойдем выпьем кофе? Как настоящие друзья. А я тебе расскажу, что за бред мне приснился. Не поверишь просто!       — Э-э-э, ты уверен, что обойдешься без визита к доктору?       — Вполне, — искреннее рассмеялся Боунс и похлопал друга по плечу. — Пойдем? Хотя нет, стой. Дай мне одну минуточку.       Грегори достал из кармана брюк телефон и набрал номер приемной Ноттингемского университета:       — Здравствуйте, это Грегори Аллен Боунс, я звонил вам накануне. Я подумал, не могли бы вы отправить мне детали поступления на первый курс по электронной почте? Спасибо.       Он улыбнулся во все тридцать два и полез во внутренний карман за списком — нужно было вычеркнуть один пункт. Однако вместе с аккуратно сложенными листами из кармана выпало и с глухим стуком грохнулось на пол ещё что-то. Грегори наклонился, чтобы подобрать это, и побелел — на деревянных досках лежал раскрытый кулон со свадебной фотографией Молли. Грегори охватило смятение, но он решил оставить раздумья на потом.       — Стив, не против, если мы по дороге зайдем к Молли?