Возлюби врага своего (Хроники Атреи)

Когда теряет равновесие твоё сознание усталое, когда ступеньки этой лестницы уходят из-под ног, как палуба, когда плюет на человечество твое ночное одиночество, — ты можешь размышлять о вечности и сомневаться в непорочности… И. Бродский

      Сияние мягко лезло в глаза, пробуждая от странного оцепенения. Вмиг стала реальной плескавшаяся где-то в отдалении боль. Она вцепилась в тело, терзая каждую клеточку, но была принята почти с благодарностью: «Значит, я еще жив!».       Темноволосый мужчина охнул и попытался встать. Ему удалось лишь слегка поднять голову, что позволило оглядеться, но тотчас же силы покинули его, только ухнуло в простирающуюся вокруг пустоту сознание — он не чувствовал под собой никакой опоры, а глаза лишь подтвердили, что вокруг нет ничего, кроме прозрачной черноты, мерцающей редкими россыпями далёких звезд.       — Что за?..       Упорство перебороло слабость, и ему удалось приподняться на локте. Голова закружилась от невероятности происходящего — повсюду, и даже под нашедшей невидимую опору рукой, был только воздух и ничего, кроме него. Звёзды таинственно подмигивали из бархатной ночной дали. Лихорадочным порывом попытался призвать крылья — зов натолкнулся на неожиданную преграду.       — Не удивляйся. Ты сейчас не даэв, а обычный человек.       Откуда-то из черноты выплыла величественная фигура, с ног до головы закутанная в черный плащ. Она приблизилась к раненому воину — тот помнил, что был именно воином, и что совсем недавно дрался, но дальше мысли вязли в густом болоте — и замерла в нескольких шагах.       — Отрадно было услышать, что в минуту крайнего отчаяния ты призвал именно меня, — голос, шедший из-под низко надвинутого капюшона, был сух. А еще, где-то на краю слуха, в нем чудились громовые раскаты невиданной мощи.       — Я… ничего не помню, — отозвался мужчина, проклиная собственную беспомощность, — и совсем не понимаю…       Фигура в плаще взмахнула рукой — вокруг закружились вихри тьмы. Они вздымались и ширились, пока не закрыли собою небо вокруг. А внутри вихрей проносились места и города, люди и лица, шел бой и мелькали сценки мирной жизни… Рей заново переживал свою долгую жизнь, любил и ненавидел, убивал и умирал сам. Мужчина не мог сказать, сколько длилось это — миг или вечность, но в какой-то момент прошлое отступило, повинуясь велению властного жеста таинственного незнакомца.       Впрочем, для мужчины он незнакомым не был.       — Почему? — пересохшие губы вытолкнули вопрос, а глаза пытливо уставились туда, где под провалом капюшона мерцало синее свечение.       — Ты действительно сомневаешься, что именно я — твой Бог? — в тоне было столько ехидства, что, если бы Рей не был так слаб, он бы непременно врезал спятившему божеству как следует. За все хорошее.       — Меня окрыляют Светлые боги, — сказал, как отрезал. Даже голову отвернул.       Фигура бесшумно переместилась, чтобы оказаться напротив воина, упрямо сжавшего губы. Короткий шепоток, разряд магии, и вот темноволосый мужчина уже стоит, чувствуя, как каждое движение наполняется силой.       — Горько смотреть, как гордый и несгибаемый юнец валяется у твоих ног, словно побитый пес, — надменно обьяснило свои действия божество. — И печально, что за столько веков ты не избавился от своих косматых заблуждений.       — Ас-ссфель, — угрожающе процедил Рей сквозь зубы, — мне уже нечего терять!       — Ошибаешься, — саркастически улыбнулся Бог. — Потому что твой последний и единственный шанс — это я. Сколько бы ты ни призывал на помощь серафимов, твоя жизнь принадлежит мне: с того самого момента, когда ты стал даэвом, приняв частицу моей силы. Величайший просчет с моей стороны, что ты попал не туда, куда следовало бы. И прожил там не свою жизнь.       — Дьявол, — коротко выдал Рей свое отношение к божеству и происходящему.       — Это к Фрегиону (1), — невозмутимо ответил Асфель, но мужчина вдруг шкурой почувствовал его раздражение. Опасно было злить столь могущественную силу. Рей просто не мог иначе.       — Ты называешься моим Богом, только где ты был, когда я раненым зверем метался по солнечному Элиосу, пытаясь найти ту единственную ниточку, связывавшую меня с прошлым?! Когда шаг за шагом оступался и отчаянно пытался найти смысл существования? Когда неистово молил о помощи и проклинал злую волю свыше?! Когда терял все, даже слабую надежду, терял всех и самое главное — себя! Где ты был тогда?!       Собственный крик отдавался звоном в ушах. Рей удивлялся, как мог он высказывать Асфелю в лицо все то, что поднималось из глубин памяти. Он осознал, что и правда копил обиду на Служителя всю жизнь, проведенную бессмертным воином. За то, что тот однажды втянул юного следопыта в игры Богов, поломав тому жизнь и напрочь извратив судьбу. А потом навсегда исчез в эфирных потоках, безразличный к использованному и брошенному человеку настолько, насколько сам Рей был безразличным к копошению муравьев под ногами.       Фигура в черном покачнулась. Или показалось? Здесь, где царила вечная ночь, многое оставалось скрыто её сумрачной тенью.       — Ты так и не увидел, — с печалью произнес он. — Что ж, может быть, это к лучшему.       Мужчина устало согнулся, присел и уткнулся лицом в колени. Голос его доносился равнодушно и глухо:       — Мне не нужен такой Бог.       — Ошибаешься, — прошипел Асфель. Столь откровенное признание его заметно взбесило. Он резким движением руки схватил воина за грудки и поднял, приближая лицо к его лицу. Из-под низко надвинутого капюшона разливалось мертвенно-синее свечение:       — То, что ты вел свою собственную войну, еще ничего не значит! В силу своей ограниченности, ты даже не представляешь, как воевали мы, Служители! И чем приходилось жертвовать нам, жалкий червяк!       Рваным жестом Бог открыл под ногами мужчины черную воронку пространства и не по-человечески легко бросил его туда, как нашкодившего питомца. Сквозь расстояние пронесся стремительно удаляющийся громовой голос:       — Отправляйся в свой мир. Ты будешь жить. Но прозреешь не раньше, чем увидишь.