Возлюби врага своего (Хроники Атреи)

«Люблю тебя теперь Без мер и без потерь, Мой век стоит сейчас – Я вен не перережу! Во время, в продолжение, теперь Я прошлым не дышу и будущим не брежу…» В. Высоцкий

      — Вот так все и было! — громкий голос Лакстри, завершающего очередную небылицу, встретил гладиатора, входящего в дверь. В церемониальном зале, как обычно, горел камин, рассыпая искры магического огня, отбрасывающего неровные блики на лица сидящих за столом даэвов. Веселый смех и голоса, которые донеслись до ушей Рея, пока тот шел по коридору, сейчас угасли, и только настороженное любопытство осталось витать в воздухе, сгущая и без того напряженную атмосферу.       Ребята провожали легата глазами, пока он направлялся к своему креслу: молча прошествовал, молча опустился в него. Гордо вскинутая голова и надменные движения, все эмоции скрыты за обычной маской невозмутимости. В застывшей тишине было слышно, как переговариваются торговцы за окном, предлагая всем желающим купить у них товары. Никто не решался нарушить молчание первым, даже Даймон, которому уже стало известно от остальных о странной встрече, произошедшей после осады.       Что случилось там? Ребят очень сильно интересовал этот вопрос. Он читался во встревоженном взгляде Гвендолен, нарочито скупых движениях Херта, играющего кинжалом. Да и остальные застыли, не зная, как объяснить необъяснимое. Рейлинн всегда был истинным элийцем, покоряясь воле Светлых Владык. Он безжалостно истреблял асмодиан, тем самым внося свой вклад в правое дело. И хоть в действиях гладиатора никогда не было места необдуманной жестокости, но… таким, как подле крепости Серного Дерева, адъютанты своего командира еще не видели. Они и помыслить не могли, что отважный гладиатор станет нежным и безобидным, словно котенок, глядя горящим взором на чернокрылую целительницу с волосами цвета белого солнца. Кто она? Откуда знакома Рею? Почему? Зачем? Лишь Гвен могла пролить хоть какой-то свет на эти вопросы, но предпочла ни с кем не делиться своими догадками: пусть командир сам расскажет ребятам то, что захочет и сможет открыть.       Лакстри не выдержал первым. Со свойственной ему прямотой, он хлопнул рукой по столу и воскликнул:       — Ты что ж творишь, дружище? То — бей асмодиан, надо крепость завоевать. То — не бей асмодиан, отказывайся от частиц их душ в награду (1) и уматывай. Сам-то чего ждал? Что чернокрылые бестии любезно шаркнут ножкой и оставят тебя мило ворковать с той гривастой барышней? Может, прольешь свет на эту темную историю, а то мы не знаем, что и подумать!       Гладиатор словно только и ждал этих слов. Несмотря на внешнюю холодность, в душе его кипела буря, ведь до последнего вздоха ждал он, что цепные киллосы отступят по просьбе Линн, даруя им шанс поговорить, но не дождался. И сейчас его сжигал лютый гнев: на нее и себя самого, на друзей, так некстати вмешавшихся, на злобных асмодиан, на жестоких Владык — на всех, кто был причастен к тому, что его насильно разлучили с любимой, перечеркивая для них все шансы страшным словом «навек».       Сверкнув глазами, легат так посмотрел на разбушевавшегося стража, что тот моментально растерял боевой задор, сползая по спинке кресла в попытке показаться незаметным. Затем Рейлинн окинул зловещим взглядом остальных, разрешая искоркам гнева пробиться сквозь маску холодной невозмутимости, и произнес:       — Я очень расстроен, что мои приказы в боевой обстановке не исполняются, да еще и оспариваются. До этого времени вы мне обычно доверяли. И неважно, кого я встретил на Серном архипелаге: асмодиан, демонов или балаура лысого! Если сказано — отступить, значит, это следует сделать быстро и без проволочек!       — Но Гвен… — заикнулся было Лакстри, с опаской глядя на Рея круглыми глазами, но тут же умолк, потому что командир и не думал заканчивать разнос.       — Вы так поспешно покинули архипелаг Серного дерева, что совсем запамятовали зайти в новообретенную крепость! Хотя, на минутку забежали, наверное, чтобы с удобством запрыгнуть в созданный Даймоном портал перемещения. Когда я зашел в замок, толпа разгоряченных боем воинов крушила подвалы вместо того, чтобы направиться на подмогу союзникам в Ра-Мирен. И пока вы здесь в уютной обстановке обсуждали животрепещущие подробности моей личной жизни, мы с легионерами подсобили войскам совета и забрали не только Ра-Мирен, но и Ткисас, завершив тем самым грандиозный план по захвату всего Абисса под зеленые гербы элийцев! (2)       Смущенные и пристыженные, друзья не нашли что ответить на справедливые, хотя и больно жалящие слова легата. Он немного смягчился, понимая, что гневаться следует скорее на себя самого, чем на верных товарищей. Немного помолчав, Рей произнес уже совсем спокойно:       — Так что, считаю, мы квиты по количеству совершенных глупостей. И приношу свои поздравления с захватом крепости, над чем мы хорошо потрудились. Молодцы.       Если Рейлинн и пытался несколько разрядить обстановку, ему это удалось. Адъютанты зашевелились, улыбаясь воспоминаниям о недавней захватывающей битве и победе над чернокрылыми. Даймон укоризненно посмотрел на Лакстри, старательного прятавшего глаза: Рей с точностью угадал, как все происходило после того, как отряд оставил командира наедине с асмодианами. Страж и сам был расстроен, что войну продолжили без них, мысленно костеря себя за то, что отдал опрометчивое распоряжение отправляться в штаб, тем самым упуская возможность присоединиться ко всеобщему триумфальному шествию элийцев.       Гладиатор наблюдал за терзаниями друга с затаенной усмешкой. Они слишком привыкли к тому, что есть легат, который обо всем позаботится, решит любую проблему и не забудет о самой незначительной мелочи на пути к достижению цели. Давно пора ребятам научиться мыслить самостоятельно, не менее глобально, чем сам Рей, тем более, что у него были грандиозные замыслы на этот счет.       — Итак, — проговорил он на сей раз совсем доброжелательным тоном, даже с некоей ленцой, — сегодня празднуем победу. О том, что не нужно расслабляться и останавливаться на достигнутом, мы вместе подумаем завтра. С радостью приму любые ваши идеи, которые помогут нашему легиону стать еще значимее на политической арене. Нельзя также упускать достигнутого, что потребует от всех нас кропотливой и ежедневной работы. Главное, что сейчас может укрепить наши позиции, это увеличение количества бойцов хотя бы вдвое, в таком же ключе, как это делалось при подготовке к захвату крепости. К тому же…       — Рей! — вдруг прервал плавную речь легата Херт, хмурясь каким-то мрачным мыслям, — Прости, но прежде, чем обсуждать дальнейшие задачи, нам следует определиться в сегодняшнем дне. Чтобы воевать, нам нужно знать, против кого мы собираем и тренируем армию. Пару часов назад ты скомандовал не атаковать группу асмодиан, которые набросились на нас без предупреждения, и только полная их неумелость позволила остаться без жертв, если не считать нашей гордости…       — Почти без жертв, — тихо поправила Гвендолен, ставшая свидетельницей того, как Рей возродился на нике у Серного дерева, за миг до того, как прыгнула в портал перемещения.       — … а завтра, — безжалостно продолжал убийца, — ты прикажешь сложить оружие перед армией чернокрылых демонов и начнешь проповедовать мир, как знакомый всем командир легиона Бури! Я считаю, что нельзя умалчивать о том, что может повлиять на порой жизненно важные решения легата.       Ребята, все как один, посерьезнели и внимательно посмотрели на Рейлинна, явно солидарные со словами убийцы. Даже Гвен, которая прежде всегда была на стороне гладиатора, сейчас хмурилась каким-то невеселым мыслям. Он почувствовал себя прижатым к стенке строгими, но справедливыми словами Херта, но не мог не восхититься при этом такой рассудительности! Будь убийца более амбициозен и менее ленив, из него бы вышел потрясающий преемник, несмотря на то, что раньше по всем признакам, кроме излишней самоуверенности и вспыльчивости, на эту роль годился только Лакстри.       Рей усмехнулся, скрестил руки на груди и процедил с напускной ехидцей:       — Бунт, значит? Хорошо…       И погрузился в раздумья, подыскивая слова, которыми мог бы ответить на выпад убийцы, звенящий в воздухе, словно попавший в цель кинжал. Они все: Херт с Марли, Гвен, Даймон и Лакстри — привыкли доверять гладиатору свои жизни и смерти, послушно следуя за ним в любое пекло. При этом твердо зная, что командир никогда не подведет, вытащит из всех передряг, доберется до желанной цели, чего бы это ни стоило. И общее дело, и дружба, которая зародилась между ними, всегда предполагала верить друг другу, как самому себе. Конечно же, увидев странности в поведении легата, его друзья встревожились — вон, как поглядывают: настороженно, обескураженно. Допустив самую маленькую мысль о том, что Рей может предать, чувствуют себя виноватыми, но, тем не менее, решили идти до конца и принять любой его выбор, даже самый страшный. Настоящие воины, истинные элийцы. Поймут ли они своего мятущегося командира?       — Что ж, — медленно начал говорить Рейлинн, и в низком бархатном голосе послышалась легкая хрипотца волнения, — понимаю ваши сомнения как адъютантов Возрождения, но сейчас мне хочется обратиться не к ним, а к верным и преданным друзьям, которые способны понять. Потому что моя история началась много раньше, чем ненависть двух рас, и принадлежит не вечной ненависти, а любви.       Он не стал рассказывать товарищам о Катаклизме и его страшной истине, этого не следовало знать никому: официально разрешенная правда, изложенная в летописях, была единственной доступной версией тех давно забытых, но памятных событий. Тем более Рей не стремился поделиться тем, какую роль сыграл в ужасающих по последствиям событиях. Меньше всего, также, ему хотелось открывать свои мучительные переживания, связанные с Линн, после памятного пробуждения в Фоэте. Это значило обнажить душу до дна, чего суровый командир никак не мог себе позволить. Он уже жалел, что лунной ночью признался в этом Гвендолен и повторять сие не было желания.       Гладиатор поведал друзьям только факты, называя любовь — любовью, беду — бедой, а раскол мира по воле безумных Владык — проклятьем. По мере того, как он говорил, лица присутствующих зажигались то недоумением, то сопереживанием и, наконец, пониманием, которое Рею так хотелось увидеть.       — Не могу обещать, что наша с ней встреча не повторится. Я сам буду стремиться к этому, и кто был хоть единожды влюблен, тот меня поймет, — закончил легат хмуро. — Когда встречаешь ту самую, родную душу, которая была рядом, разум отступает перед велением сердца. Но вы можете не сомневаться, — вскинул он голову гордо и уверенно, — что моя личная жизнь не повлияет на дела легиона. Любовь нельзя смешивать с войной. И вряд ли нам будет дан даже крошечный шанс быть вместе, — при этом мужчина лишь горько улыбнулся.       — Мы не сомневались, — вкрадчиво произнес убийца, крепче обнимая Марли, потрясенную услышанным. Он не ведал, к чему приведет «выяснение отношений» и раскаивался в том, что оскорбил друга ненужными подозрениями. Сам он что бы делал на месте легата? Вот то-то!       Немного поколебавшись, Херт проникновенно посмотрел Рею в глаза и добавил с подкупающей искренностью:       — Прости…       — Еще одно, — гладиатор вздохнул и задумчиво потер лоб. — Уповая на нашу дружбу, я попрошу… — он мучительно подбирал слова, не зная, как выразить словами неистовое желание защитить Линн от ужасов войны — тем немногим, на что мог повлиять. Собравшись с мыслями, продолжил, глядя поочередно на каждого из сидящих за столом даэвов: — ...если вам придется встретить где-то светловолосую асмодианку с прозрачными серыми глазами, отмеченную знаком целителя, пощадите её… пожалуйста.       Гробовая тишина стала ответом на слова легата. Никогда не выглядел он таким уязвимым, как сейчас, когда открыл завесу тайны, непроницаемым покровом скрывавшую его прошлое. Никогда еще не был таким настоящим, сняв на какое-то время маску твердого, несгибаемого командира, интересы которого касались исключительно легиона. И ребята не знали, как отвечать на смиренную просьбу, привыкнув слышать из этих уст приказы и распоряжения, каждую секунду ожидая, что легат расхохочется и признается, что пошутил, что нет у него никаких тайных чувств, страшных в своей безнадежности. Но капали мгновения, и ничего не происходило, только складка у губ гладиатора становилась все тверже, словно он крепче и крепче стискивал зубы.       Первым не выдержал Даймон, для которого сегодняшние откровения не только не притушили сияющий нимб героя, окружающий фигуру легата, но заставили его разгореться еще ярче — от восхищения не только воинской доблестью, но и благоговением перед человеческими и истинно мужскими качествами командира. Волшебник не мог выдерживать ноток сомнения, читавшихся во взглядах друзей, и удивленно посмотрел на них со словами:       — Что мы, демоны какие? Конечно, пощадим! Мало того, можешь рассчитывать на нашу помощь, если таковая потребуется. Сколько раз ты прощал нам ошибки, глупости, странности, великодушно закрывая на них глаза. Учил, тащил за собой на вершину, помогал и оберегал… Думаю, настала пора рассчитываться по долгам чести. Только скажи, Рей, и мы сделаем все, что в наших силах, чтобы эта ситуация не была столь трагичной.       — Делов-то, — пробормотал Лакстри немного виновато. Страж и так ощущал себя самоуверенным глупцом от недавнего опрометчивого решения. Он терзался мыслью, что причиной всего стало желание показать себя не в меньшей степени командиром, чем сам Рей и воин чувствовал неловкость. Их всегдашнее дружеское соперничество в лидерстве отряда никогда не омрачалось затаенной жаждой доминирования со стороны Лакстри, и он сейчас клялся себе никогда не пытаться показаться более значимым, чем их бессменный легат. Тем более услышав душещипательную историю, прозвучавшую только что.       Вот почему Гвендолен так и не смогла очаровать гладиатора настолько, чтобы назвать их влюбленной парой! Но как же жаль Рея, утратившего навек возможность находиться рядом с любимой! Лакстри не верил, что для двух ненавидящих друг друга рас есть возможность, пусть даже самая крошечная, быть вместе, и поэтому искренне печалился за друга.       Херт выдал короткий смешок, смущенный оттого, что напридумывал себе невесть каких «истин» про Рейлинна. Он хорошо помнил Дельтраса, поступок которого не поддержал однажды, — это было не оправданием, но пояснением именно такой реакции убийцы на произошедшее в Бездне. В то же время, реальность оказалась много проще, но несоизмеримо печальней. Хотя убийца знал, что гладиатору не занимать ни упорства, ни целеустремленности, и есть возможность, что сия трагедия может закончиться много лучше, чем ожидалось, но он осознавал, что это значит, как минимум, крах легиона. Отбросив раздумья, он решил, что Рею хватит благоразумия не разрушать то, что они все строили много лет, и улыбнулся легату:       — Даймон прав, можешь на нас рассчитывать, кэп! Оказывается, любовь зла — полюбишь и асмодианку.       Обе девушки позволили себе улыбнуться попытке убийцы развеселить компанию, после чего даже обычно молчаливая Марли решилась произнести:       — Главное, ты по-прежнему с нами, а не мчишься в стан врагов, покрасив крылья в черный цвет.       Гвендолен, которая сидела рядом с Лакстри, а не Реем, послала легату ободряющий взгляд. Гладиатор помнил, что целительница сегодня пострадала в схватке из-за него, и когда неугомонный страж вскочил с места с воплями: «А мы же так и не отпраздновали победу! Мчусь за напитками!», Рейлинн наклонился к девушке через опустевший стул и проникновенно сказал, глядя на неё своими яркими зелеными глазами:       — Прости, что заставил страдать…       — Ничего, — отмахнулась она, хоть и без прежней всепоглощающей нежности, но вполне дружелюбно. — Я еще не разучилась исцелять телесные раны. Жаль, что не могу так же легко справляться и с душевными.       На миг мужчина почувствовал сожаление, что это прекрасное создание никогда не будет принадлежать ему, но только на миг. Острыми гранями запечатлелись в его душе одни только серые глаза, полные слёз и надежды. Как давно забылось то счастье, которое дарили они, сколько страданий было и будет еще связано с ними. Рей знал только одно: что не может иначе, не может оставить прошлое за спиной, все время поворачиваясь к нему лицом. Он сам выбрал свою судьбу и желал остаться верным ей в любом из миров.       Отбрасывая усилием воли тревожные мысли, командир весело засмеялся на какую-то шутку Херта, стараясь не замечать ноющую боль в груди. Завтра, он подумает об этом завтра: о том, что делать с чувствами, царапающими сердце не хуже алмазных осколков, и о том, как жить дальше, не теряя доверия друзей и уважения к себе, как к белокрылому воину могущественной элийской расы. А сейчас все внимание надо обратить к товарищам.