***
Кэролайн вошла в дом, и ее встретила лишь мрачная тишина, как, впрочем, и обычно. Она прошлась рукой по стене и, найдя рубильник, щелкнула им несколько раз, но дом так и остался погруженным в темноту. — Черт возьми, — выругалась она. — Каждый раз в дождь… Вздохнув, она захлопнула входную дверь, бросила сумку на мягкий пуф и повесила пальто в шкаф. После пересекла коридор и на ощупь добралась до кухни, которая, к счастью, освещалась огнями от уличных фонарей. Свечи хранились в нижнем ящике: она достала одну, втиснула ее в горлышко бутылки от колы и зажгла. Постояв немного, понаблюдав за улицей и движением машин, Кэролайн направилась в свою спальню, держа ладонь перед язычком огня, чтобы свеча не погасла. Внезапно раздавшиеся гром и молния заставили ее вздрогнуть, и она отставила бутылку со свечой на прикроватный столик. Что-то было не так. Может, из-за темноты, может, из-за дождя, но Кэролайн ощутила странного рода беспокойство, предчувствие будто — в последний раз она себя так чувствовала перед смертью Тайлера. Казалось, все ее тело напряглось в ожидании чего-то, но она заставила себя отбросить подобные мысли. Закрыв глаза, она глубоко вздохнула, призывая себя успокоиться. Что с ней может произойти в ее же доме? Искать в темноте домашнюю одежду было проблематично, и в итоге она просто набросила на плечи короткий шелковый халат, который она бросила с утра на кровати. Затем она потянулась к свече, намереваясь посидеть в гостиной, пока не появится электричество или пока она не осмелеет ровно настолько, чтобы позвонить Стефану и попросить его присоединиться к ней, но тут молния вновь осветила ее комнату, обрисовывая фигуру, беззвучно появившуюся на пороге ее спальни, и Кэролайн закричала. Свеча, упавшая из ее рук, покатилась по полу и погасла, но благодаря яркому свету от молний, она увидела знакомые черты: темно-русые волосы, бледная кожа со шрамами, янтарные глаза и мрачно сжатые губы. Он быстро преодолел расстояние между ними и зажал ладонью ее рот, превращая ее крик в бессвязные всхлипы. — Тише, — хрипло произнес он. — Я здесь не для того, чтобы причинить тебе вред. Кэролайн уставилась на него широко раскрытыми глазами, не в силах сдержать слезы страха. Но она все же медленно кивнула ему, и этого движения было достаточно для того, чтобы он убрал руку. — Никлаус, — прошептала она, не в силах отвести от него взгляд. Услышав свое имя, создание чуть отстранилось от нее, но ей все еще приходилось запрокидывать голову назад, чтобы смотреть на него. — Так ты помнишь монстра, которого создала, а затем бросила? Хорошо. Впрочем, теперь я предпочитаю зваться Клаусом. Довольно любопытно, признаться, я предполагал, что ты давно забыла меня, предпочитая думать, что я всего лишь ночной кошмар. Кэролайн попыталась было отступить на пару шагов назад, но лишь прижалась к платяному шкафу. — Никлаус… Клаус, послушай меня… — Нет, ты послушай меня! — он яростно перебил ее, хватая за плечи. — Ты избавилась от меня так, словно я был мусором; ты думаешь, я когда-либо прощу тебя? Я не просил тебя давать мне жизнь, но ты дала, и ты должна была заботиться обо мне, а не позволять другому мужчине отвлечь тебя и забрать тебя у меня! Скажи, ты оставила меня, чтобы позволить ему забраться в твою постель? Да, я знаю все, я видел все. Неужели ты думала, что я покину тебя без сопротивления? Я так долго следил за тобой, я пытался понять причины, по которым ты так поступила, пытался оправдать твое поведение, потому что я просто не мог понять, как ты могла быть такой нежной и доброй, а затем внезапно стать бессердечной и жестокой… И в конце концов я понял. Я понял столько вещей за прошедшие месяцы. Я понял, что у меня нет никакой другой цели в жизни, кроме как принадлежать тебе: я твой, я твой сын, твое создание, но вместе с тем я и твой друг, твой спутник, даже твой любовник, если в этом твое желание. И точно так же ты — моя. Ты поняла? Ты принадлежишь мне! Последнее слово было больше похоже на звериное рычание, чем человеческую речь, это заставило Кэролайн задрожать. Все происходило так быстро, она даже не могла предсказать следующего действия своего создания, он смог поймать ее врасплох. Клаус обрушился на нее в жадном поцелуе, с таким пылом, что она не могла не застонать: холодные, как сама смерть, его губы были полными и нежными, отчаянно знакомыми. Кэролайн не могла освободиться из его хватки, он был слишком силен. Его руки, словно стальные канаты, держали ее крепко, и Кэролайн, в надежде успокоить его и утихомирить его гнев, приоткрыла губы, позволяя ему получить то, что он хотел — ее бабушка всегда говорила, что слабые цветы способны пережить шторм именно потому, что они умеют склонить голову перед ветром. Клаус тут же углубил поцелуй, словно пытаясь заклеймить ее им, показать, кому она принадлежит. Однако, несмотря на гнев и ярость, он ощутил ее пассивность и тут же почувствовал вину перед ней за подобный жест. Клаус отстранился от нее, ослабляя хватку, а затем и вовсе выпуская ее из своих объятий. — Я не хотел причинять тебе вреда, — мягко повторил он, разглядывая ее бледное лицо с покрасневшими глазами, в которых сверкали слезы. — Мне жаль. Я позволил гневу взять надо мной верх, и… — его голос дрогнул и затих. Их тяжелое дыхание и звук капель дождя были единственным, что нарушало тишину комнаты в течение нескольких долгих секунд. — Боже, что случилось с твоей рукой? — неожиданно произнесла Кэролайн. Растерянный от внезапной смены темы, Клаус опустил взгляд на свои руки и только тогда заметил рану на правой ладони, кровь капала на пол. — О, — пробормотал он, так, словно это была даже не его рука — на самом деле он даже не почувствовал боли. — Мне пришлось разбить окно, чтобы войти. Профессиональные инстинкты Кэролайн взяли над ней верх, а может это просто была причина, позволяющая ей сосредоточиться и не дать страху атаковать ее, но она осторожно подошла к нему, стараясь не наступить на осколки стекла на полу, и взяла его ладонь в свои, внимательно рассматривая рану. Ему повезло, что в ней не было осколков, но рана была действительно глубокой. — Идем, — произнесла она тихо, но давая понять, что не потерпит никаких споров. Привычка слушаться ее заставила Клауса проследовать за ней на кухню и послушно сидеть на стуле, пока она зажгла несколько свечей. — Я принесу свою сумку, — сообщила она и скрылась на несколько секунд в темном холле. Она вела себя так, будто забыла о его пылкой речи и о его действиях. Кэролайн осторожно прочистила рану, промыла и дезинфицировала ее, а затем осторожно принялась накладывать стежки, не рискуя посмотреть на него и столкнуться с ним взглядами. Она еще не решила, как вести себя и как вообще справляться с этой ситуацией — пока лишь проклинала так не вовремя отключившееся электричество. В отличие от нее Клаус не отличался терпением. — Ты настолько сильно ненавидишь меня, Кэролайн, что я не достоин даже ничтожного взгляда? — его голос звучал низко, он не отводил взгляда от нее, не желая пропустить ни одного ее движения. — Я действительно настолько ужасен и уродлив в глазах той, что создала меня? Всего на мгновение она подняла на него свои голубые глаза, и он увидел в них не ужас или презрение, но глубокую печаль. — Ты не должен был приезжать сюда, Клаус, — тихо ответила она, возвращаясь к работе. В ее голосе явственно чувствовалась усталость. — Зачем ты вернулся? Что ты хочешь от меня? Изумление и боль в его взгляде и голосе застали ее врасплох. — Ты правда… Ты правда думала, что я смогу жить вдали от тебя? Что я смогу начать новую жизнь, когда все, что у меня есть, это ты? Что я хочу от тебя… Тебе правда нужен ответ? Нет, дай мне закончить. Когда ты оставила меня, я чувствовал себя так, будто умираю, и только теперь, когда ты рядом со мной, я вновь могу дышать. Ты не веришь мне? Кэролайн, я уже сказал: я твой и только твой. Ты можешь попробовать убить меня, и я не буду сопротивляться. Если это сделает тебя счастливой, если это то, чего ты хочешь, то я готов направить твою руку… Год вдали от тебя был достаточной пыткой, чтобы понять, что боль, которую я чувствую здесь, — он коснулся груди, где билось сердце, — что эта боль вызвана лишь твоим отсутствием в моей жизни. Я вел себя неправильно ранее, этому нет никого оправдания. Мое терпение было на исходе, и я был настолько зол, что… Но теперь я хочу поговорить с тобой в цивилизованной манере, как полагается человеку. Ведь это то, чему ты учила меня, помнишь? Ты не хотела, чтобы я был негодяем. И потому я здесь не ради мести, не ради того, чтобы причинить тебе вред, — повторил он. — Да, я способен на это, ты наделила меня силой, превосходящей силу любого другого мужчины, не говоря уже о женщине. И со всем моим уважением к тебе, Кэролайн… Я не коснусь тебя никоим образом, если только это не будет твоим желанием. У тебя есть мое слово, Кэролайн… Ты можешь довериться мне? И разве она могла не довериться ему? Клаус был прав, она знала, ее сердце знало, что он не навредит ей и не ранит ее, если только он полностью не изменился и не ожесточился. Кэролайн решила дать ему то, чего он так жаждал, и кивнула в ответ. Его плечи чуть дрогнули и тут же расслабились. Подобие улыбки коснулось его губ. — Хорошо, — тихо произнес Клаус. — Хорошо.***
Кэролайн не могла заснуть. Осознание того, что он снова был с ней, спал всего лишь в нескольких метрах от нее, в ее маленькой гостиной, не давало ей уснуть. Она осторожно выбралась из постели, накидывая на себя одежду, и на цыпочках пробралась к двери, тихо открывая ее, не желая разбудить своего гостя. Ее ухищрения оказались напрасны: Клаус тоже не спал. Когда она появилась в дверном проеме, скрестив руки на груди, то увидела, что он сидел на диване, спрятав лицо в ладонях, поглощенный своими мыслями, слишком тяжелыми, чтобы справиться одному. Однако стоило ему услышать скрип двери, как он тут же поднял голову, немного изумленный тем, что она не спала и пришла к нему. В течение нескольких долгих минут никто из них не говорил: они просто наблюдали друг за другом, словно хищник и жертва, дожидаясь того момента, когда кто-то один из них сдастся. Кэролайн сдалась первой. Не произнося ни одного слова, она пересекла комнату и остановилась прямо напротив него. Клаус вскинулся, наблюдая за ней, но не сдвинулся с места, тогда как она медленно опустила руки на его плечи. Сначала она робко замерла, но затем уверенно притянула его ближе и обняла его, позволив прижаться лицом к ее животу. Клаус тотчас же обнял ее в ответ, сжимая ее бедра руками. Сначала робкое и нежное объятие стало более жестким и яростным, заставляя их обоих застонать. — Боже мой, — прошептала она, касаясь губами его мягких волос. — Я так сильно по тебе скучала. Клаус вздрогнул, и его пальцы впились в ее плоть словно когти, и только когда она ощутила горячую влагу на своем животе, то заметила слезы в его глазах.