Искупление любви

      Вера рассматривала задумчивое лицо Илоны. Ещё месяц назад она никогда бы не поверила, что способна не вздрагивать, едва взглянув на неё, что сердце не будет сжиматься, только от звука её голоса, что будет скучать, когда та уезжает. Вера долго анализировала, почему так произошло, пока не поняла, что Илона в её голове теперь прочно ассоциируется с Владом. Она осталась единственной ниточкой, которая ещё соединяла её с мужем.       — Что смотришь?       — Ничего, ты сегодня какая-то тихая.       — Вера, мне надо уехать.       — Надолго, — спросила молодая женщина, чувствуя, как у неё холодеют руки.       — Не знаю. Это очень важно и от успеха моей поездки будет зависеть не только моя жизнь.       — Можно мне спросить, куда ты едешь?       — В Гамбург.       — Хочешь найти Рихарда? — усмехнулась Вера.       — А ты не хочешь доказать, что тебя оболгали?       — Нет.       — Знаешь, Вера иногда я тебя совершенно не понимаю. Эти фотографии…       — Илона, как ты не понимаешь, не важно, что там на этих фотографиях!       — Как это? — оторопела Орлова.       — Первое, что должен был подумать Влад — это фальшивка, второе, — кто-то пытается нас разлучить и третье, — найти и…       — Убить? Вера, вот уж не знала, что наш маленький цыплёнок может быть таким кровожадным, — захохотала Илона.       — Нет, не убить, а сделать так, чтобы этот человек никогда не делал такие мерзости.       — Боже, какая же ты наивная дурочка. Люди во все времена делали, и будут делать гадости ближним, особенно за деньги.       — Я понимаю, но речь вообще-то о Владе. Он поверил, понимаешь, поверил, что я могла вот так…       — Выходит, что на брата, ты злишься больше, чем на того, кто это сделал.       — Если бы он не поверил, если бы он не готов был поверить этим снимкам, — поправилась Вера, — ничего бы у негодяя не вышло. Значит, мне до конца жизни придётся шарахаться от людей, чтобы Влад не дай бог, что-нибудь там себе не напридумывал. Я так не могу и не хочу.       — Вот ты какая. Вера требует безоговорочной веры. Звучит.       — Да требую! Без доверия — нет любви и не надо иронизировать.       — Ладно тебе, не сердись. Знаешь, когда ты сердишься, твои глаза становятся цвета гречишного мёда, но всё равно остаются добрыми, а когда плачешь, хочется сесть рядом и завыть от тоски. Вера, обещай мне одну вещь…       — Какую?       — Когда я уеду, ты не будешь плакать. От твоих слёз раскисают сердца, даже у наших, сделанных из гранита, телохранителей.       — Хорошо, — кивнула Вера, — и по её щеке тут же скатилась одинокая слезинка.       — Вера!       — Но ты же ещё не уехала, — поспешно вытирая лицо, оправдывалась женщина. — Это я заранее готовлюсь.       — Мама, а почему Вера опять плачет? — недовольным голосом спросила Катя.       — Она хочет заранее до моего отъезда выплакать все слёзы, чтобы потом не плакать. Как ты думаешь, ей удастся?       Илона и Катя внимательно уставились на Веру, одновременно покачали головами и пропели:       — Не-е-е-т.       — Да ну вас.       — Мама, а ты вернёшься? — вдруг встревожилась Катя.       — Конечно, мой котёнок.       — Я буду скучать.       — Я тоже, дорогая, очень, но ехать мне надо обязательно.       — Ты можешь задержаться на неделю? — тихо спросила Вера.       — Зачем? Чем раньше я всё сделаю, тем быстрее вернусь.       — На следующей неделе будет ровно шесть месяцев. Мне спокойней, когда ты рядом.       — Вера, ты мазохистка. Я ору на тебя, обзываю, а ты рыдаешь из-за моего отъезда. Теперь я понимаю, почему Влад так в тебя влюбился.       — Илона, ты добрая.       — Если бы ты не была беременна, и тебя не тошнило даже от чая, я сказала бы, что ты напилась. Первый раз слышу, что я добрая.       — Мамочка, ты очень добрая, — строгим голосом подтвердила Катя, и женщины рассмеялись.        Через неделю Вера и Катя провожали Илону в аэропорт. Игорь и Александр отговаривали их от этой затеи. Илона кричала, что у Веры совсем не осталось мозгов, но им всем пришлось отступить перед ослиным упрямством Кати и дрожащими губами Веры.       Орлова стояла на поднимающемся эскалаторе и смотрела на Веру и Катюшку, отчаянно махающими ей в след. Впервые, она почувствовала себя любимой и очень нужной кому-то и какая-то сильно сжатая пружина внутри неё вдруг громко лопнула. Ей стало легко и спокойно на душе, потому что она знала, что скоро вернётся, и её будут не просто ждать, а очень сильно ждать.