Спящий (Sleeping Man)

Когда он снова пришёл в себя, из-за приоткрытой двери его палаты доносились голоса. Говорили Кадди, Чейз и кто-то третий. Этот высокий мужчина выглядел смутно знакомым и вызывал мгновенную чёткую неприязнь. Когда он двинулся к палате сквозь толпу врачей и медсестёр, все перед ним расступились. Уилсон нагнулся к Хаусу, стёр с его лица и рубахи остатки желе и прошептал на ухо: — Так, Хаус. Делай, что хочешь, только не пускай слюни. Якоби никогда тебе этого не забудет. Затем он выпрямился. — Доктор Якоби! Рад, что вы здесь. Якоби не удостоил Уилсона даже мимолётным взглядом. Он пробежал глазами медицинскую карту и наконец взглянул на Хауса, вздёрнув вверх брови и подавляя самодовольную усмешку. — Отличный видок, Хаус, теперь вы и правда выглядите как кусок дерьма. Столько усилий приложили, чтобы поджарить почки! Хорошая попытка. Но только что нам теперь с вами делать — вот вопрос. Вы ведь и дня без диализа не протянете. Этот новый врач был настоящим гадом. Или полным кретином. Или сразу же тем и другим. Хаус внезапно вспомнил, где видел его раньше. Не тот ли это "Дж.Р.", что сидел прямо перед ним на том... сборище в аудитории? Точно, Дж.Р. собственной персоной. Блевать тянуло от одного вида Уилсона, Кадди и Чейза, заискивающих перед ним. — У нас тут конкурс «Капитан Очевидность»? — спросил он Дж.Р., но выговорить это оказалось слишком сложно, и то, что вырвалось из его рта, прозвучало скорее как «Уас …кнус». Вот чёрт. Больше он не мог произнести ни слова. — Что ты сказал, Хаус? — переспросил доктор Уилсон, наклоняясь к нему. Хаус снова зашевелил губами, но на этот раз с них не слетело даже звука. Уилсон выпрямился во весь рост и посмотрел на Якоби. — Я думаю, он сказал, что даже с одной долей забитого токсинами мозга он всё ещё лучший врач, чем вы. — Вы что, его переводчик? — фыркнул Дж.Р. — В общем, да, — подтвердила Кадди. — Он наш местный подпевала Хауса. — Чейз молчал, стоя рядом с совершенно потрясённым видом. — Итак, — продолжила Кадди, — каков вердикт? Дж.Р. выставил свою красивую квадратную челюсть вперёд и ещё раз взглянул на медицинскую карту. — Ладно, — выдавил он, еле шевеля губами, будто пытался проглотить нечто омерзительное на вкус. — Я могу поставить его на место миссис Спрэг. У вас, — он сверился с наручными часами, — сорок минут, чтобы доставить его вниз, — он поставил подпись на листке бумаги, сунул папку в руки Чейзу и задержал на Хаусе взгляд. А затем усмехнулся. — Вы мне должны, Хаус. Очень должны, — произнёс он с довольным видом и широким шагом покинул палату. Чейз перевёл остолбенелый взгляд на доктора Кадди, которая смотрела на Уилсона с ухмылкой как на идиота. — Как, ради всего святого, вы это провернули? — спросил Чейз, едва к нему вернулся дар речи. — Ну, я как следует изучила всех пациентов отделения нефрологии, отобрала несколько перспективных карт, проверила лабораторные данные, пока не нашла пациента, показавшего положительную динамику с прошлой ночи. Им оказалась миссис Спрэг. На данный момент она достаточно стабильна, чтобы отложить её диализ до завтра. Фокус заключался в том, чтобы заставить Якоби подписать разрешение. — Да, — сказал Чейз, — но никто бы не смог заставить его пойти на это! Даже вы. Даже решение суда. — Верно, — ответила Кадди, — но, пользуясь случаем, я любезно напомнила доктору Якоби точное количество нападений, совершённых доктором Хаусом на его репутацию. И упомянула тот маленький спектакль, который Хаус разыграл на прошлом благотворительном вечере в нефрологии. — Это та шутка про пирог с мясом и почками? — вмешался Уилсон. — Именно. А потом намекнула, как сладко будет напоминать Хаусу до конца его дней, кто именно спас ему жизнь. Вечно держать в должниках. Я расписала картину в красках. О, да. Кажется, я процитировала Эмерсона: «Должник — это раб». И, возможно, Бенджамина Франклина: «Тяжелейший из долгов — долг благодарности». И так далее. — И он повёлся, — резюмировал Чейз, восхищённо качая головой. Все трое обменялись абсолютно счастливыми улыбками. — Ну что ж, Хаус, — произнёс Уилсон, наконец-то обращаясь к пациенту. Кажется, у него перехватило дыхание. Он помолчал, а когда заговорил снова, его голос звучал необычайно растроганно: — Похоже, ты можешь перевести дух. Хаус не знал, чему все так радуются. Если он верно понял хотя бы половину из того, о чём они говорили, то это казалось непомерно высокой ценой за какой-то диализ. — Неужели нельзя было купить мне почки на чёрном рынке? — гневно спросил он их. — Я что, много прошу? Или, может, он задал этот вопрос про себя. В любом случае, ни один из них больше не обращал на него внимания. Все были заняты вызовом медперсонала, чтобы, не теряя времени, начать подготовку к диализу. И вскоре он был уже слишком измотан, чтобы по-настоящему о чём-нибудь беспокоиться. *** В следующий раз он очнулся от ужасающей боли, прошившей его насквозь даже через то дерьмо, которым была забита его нервная система, — его перемещали на каталку. Он огляделся по сторонам: одна из медсестёр закрепляла капельницу на временной стойке, санитары, взявшись за простыню, перетаскивали его с кровати, вторая медсестра размещала подушку под его правой ногой. Что-то было не так. Чего-то не хватало. Сердце забилось в панике без причины. Он попробовал заговорить, но его попытка обернулась лишь приступом кашля. Дышать, лёжа на спине, было тяжело, несмотря на приток кислорода по назальной канюле. — Поднимите изголовье! — приказала медсестра, подложившая ему под ногу подушку. Голос её прозвучал резко. Она прижала кислородную маску с мешком к его лицу и держала её, пока кашель не прекратился. — Так лучше, доктор Хаус? — ласково спросила она. Он помотал головой. Дышать всё ещё было тяжело, и всё ещё что-то... отсутствовало. Чего-то не хватало. Должно быть, она заметила, как он озирается по сторонам, и кое-что поняла, потому что накрыла его руку своей. — Он вышел, чтобы ответить на пейджер. Вернётся с минуты на минуту и отвезёт вас вниз, на диализ. Он кивнул, опускаясь на подушку. Дыхание выровнялось, и он снова заснул.