***
- Тёмочка, ну как ты? - осторожно спросила Лена, войдя в палату. - Нормально, - отозвался глухой голос, не похожий на принадлежащий Артему. Брусникина подошла к нему и присела на стул, стоящий рядом. Он повернул голову к ней. Колосов был другим, не тем, кем был раньше, и не только внешность потерпела изменения. Бледный как мел, обессиливший, сильно похудевший, в глазах тоска, как бы он не пытался ее скрыть, она всё равно была видна всем, а уж Лене и подавно. Брусникина провела рукой по его холодной щеке. Она понимала, как ему тяжело, как ему хочется забыть всё это как страшный сон, как хочется проснуться здоровым, но это невозможно. Почему, черт возьми, он должен лежать тут и медленно умирать, а подонки и мерзавцы, убивающие людей, должны жить? Почему жизнь так несправедлива? Но об этом они тогда не думали. Думали лишь об одном: "Всё будет хорошо!".***
— Леночка, привет, — забежала в кабинет к подруге Жанетта. Та, как всегда, сидела за своим столом, погруженная в работу с головой. Сельская села на стул около стола следователя, ожидая, когда она наконец оторвется от своих бумаг. Прошел уже месяц с того времени, как Артема отправили на лечение за границу. Надо же, именно ему досталась трудноизлечимая форма рака! Почему он?! Так и кричало всё ОВД. На место заболевшего опера пришел новенький, Максим Жаров. Парень быстро подружился с коллегами, даже Муха принял его радушно, хоть все и боялись обратного. Поначалу пес жил с Леной, но потом, из-за стечения обстоятельств, он переселился к Жарову. — А, Жанетт, привет, — поприветствовала подругу Лена и оторвалась от дел. Находясь в работе, было проще переносить это тяжелое время, когда в каждое мгновение мог раздаться звонок... Роковой звонок... — Ленка, ты какая-то не такая, что ли... — присмотрелась к девушке Жанетта. Что-то ее явно смущало, но вот что? Она всматривалась в какие-то не такие глаза Брусникиной. Более живые, что ли. Они светились, светились ярко-ярко. Такого она давно не видела, после вести о болезни Тёмы — точно. — Ты не болеешь? Нам одного Тёмки хватит! — Тут такое дело... — кашлянув в кулак, начала следователь. — Жанн, я беременна... Глаза суд.мед.эксперта потихоньку расширялись. Она смотрела на улыбающуюся подругу и не могла понять смысл сказанных ею слов. Да она же ни с кем не встречалась даже, не то что бы... Или!... Такого быть не может! Жанна смотрела на Лену и видела, как та изменилась. Похорошела. Улыбается по-настоящему. Она счастлива. — Это... — сглотнув с трудом слюну, начала Сельская. Помогая себе жестами, она старалась как можно точнее объяснить свою догадку из области фантастики следователю. — Тёмки...? Лена увела глаза вниз, а сама улыбнулась загадочной улыбкой. Да, это был ребенок Артема. Теперь Лена была уверена — он вернется. Вернется, и у их ребенка будут и мать, и отец. Мама и папа. Она верила, что Тёма будет жить, что они проживут долгую жизнь. Теперь, когда она носила его ребенка под сердцем, Елена уже не могла унывать и хоронить Колосова раньше времени. — Да, — тихо сказала Брусникина. — Ленка! Да как же ж это... А он, ты ему сообщила?! — сама себя перебивая, закричала Сельская, потрясенная радостной и неожиданной новостью. Лена беременна от Артема! Это ж надо! — Я ему звонила... Он, он рад, рад, конечно, но вот... Я разговаривала с врачами — улучшений почти нет... — готова была заплакать Брусникина. Ее надежды слабели с каждым днем. Новостей о положительной динамике почти не было, лишь... лишь не очень приятные. Меланомы были беспощадны по отношению к молодому, еще не начавшему жить парню.***
Лена уже ушла в декрет. Прошло полгода с того момента, как она сообщила Артему о их общем ребенке. С этого момента Тёма все реже стал выходить на связь, а положительных новостей в Москве не получали. Одни лишь убивающие и их, здоровых, несмотря на самого Артема. Каково же ему осознавать, что что-то сжирает его изнутри, а никто ничего даже за границей не может сделать! Что он фактически обречен! Брусникина сидела на своей кровати и плакала. Она забыла о том, что это ей запрещено. Что ей запрещено тревожить ее маленького мальчика. Ее сыночка. После такого известия Лена тут же определилась с именем для малыша. Она решила назвать его в честь отца, назвать Артемом. Когда она в очередной раз позвонила в клинику, там ей сообщили, что Колосова Артема Валерьевича выписали из клиники. Причиной тому то, что вылечить его они не в состоянии. Меланомы... Проклятые меланомы заполонили его тело. Это прозвучало как смертный приговор. Теперь он умрет. Умрет на ее руках. Возможно, не увидит их сыночка. Не увидит, как он растет, как он будет похож на него. В этом Брусникина была уверена. Он будет вылитый Тёма! Остается только ждать возвращения еле живого Артема. Как она по нему соскучилась. Как его не хватало. Любого. Лишь бы он был рядом.***
Прошло два года. — Лен, мальчику нужен отец, — сказал Макс, находясь с Брусникиной наедине. Сегодня день рождения у ее сыночка Тёмочки. Родной отец, вопреки ожиданиям, так и не появился. Все ждали. Надеялись и ждали, что произошла ошибка, что он там, на лечение. Может, что-то с телефоном, а новый купить не может. Даже эта абсурдная версия имела право на жизнь в такой ситуации. Хотелось верить. Верить во что угодно, лишь бы он был жив. Не падать духом. Он ведь все чувствует. А может, его и нет давно... Может, он уже умер от этой треклятой болезни... Нет! Этого не может быть! — Макс, это не твой сын. Зачем мы тебе? — посмотрев на давно ухаживавшего за ней коллегу, произнесла Лена. Жаров часто приходил к ней и Артемке. Он играл с мальчиком, дарил ему игрушки. Иногда Лене казалось, что он любит Тёмочку как родного, а может, просто привязался. Мальчик, как она и ожидала, был вылитый Артем, и у матери наворачивались слезы, когда она видела эту улыбку, такую похожую на улыбку Колосова. — Лен, какая разница! Я люблю тебя и Артемку. Ты же понимаешь, что Артем, он, наверно, уже давно... — начал Жаров, подводя к самой болезненной для Лены теме. — Макс... — перебила Елена коллегу, который хотел стать ей мужем. — Ты подумай. Лен, я не собираюсь заменять Артемке отца. Он у него один навсегда, — посмотрел Максим на девушку в черной кофте, подчеркивавшей ее фигуру. Она была для него воплощением стойкости, уверенности в себе, но в то же время женственности. Парня даже не пугал маленький сын девушки — Артем. Он быстро подружился с ребенком и уже начинал думать, что этот мальчик — его сын, хоть и не биологический, но сын.***
Прошел год. — Сынок, пойдем домой, — позвала Лена сына, придя за ним в садик. Из большой группы ребят к ней быстрым бегом направился широко улыбающийся светловолосый мальчишка. Он подбежал к ней и, попрощавшись с друзьями, они направились домой. Когда Артемка был устроен в сад, Брусникина, а теперь уже Жарова, смогла вновь выйти на работу. Она все-таки приняла предложение Максима после смерти папы. Одной было тяжело справляться с маленьким мальчиком. Лена знала, что, когда Тёма пойдет в детский сад, начнутся вопросы: "А где папа? Почему у всех есть, а у меня — нет," — а отвечать, что он пропал неизвестно где, она не решилась бы. — Мам, а папа дома? — держась за руку матери, спросил мальчик. — Нет, сынок, на дежурстве. Лена и сама не заметила, как Артем начал называть Жарова "папой". Она, хоть и не хотела этого, но все же не стала протестовать. Ведь, пусть она и верила, что Тёма жив, остальные говорили, что он скончался.