Сезон дождей

Скотт бежит по тропе вслед за Мпанде, который черной тенью мелькает впереди. Он старается держать ритм дыхания: на четыре шага — вдох, на четыре — выдох, и пока, до поры до времени, ни о чем не думать. Потому что, если вдуматься, то все довольно-таки погано. Два раза, когда они останавливались отдышаться, Скотт пробовал призвать местных муравьев — и два раза чуть не терял сознание. Он все еще не восстановился. Итого, у него есть только пистолет с двумя обоймами и отчаянная решимость. Но он не отступит. Он что-нибудь придумает. Главное не отставать — и он мчится по следу, как гончая. Услышав далеко впереди голоса, они с Мпанде ложатся на животы и ползут, выбирая самые густые кусты. Колючие ветки проезжаются по лицу, рукам и шее Скотта. Сердце грохочет, как сумасшедшее, ему страшно — кажется, его сердце можно услышать за пару километров. Они подбираются как можно ближе, и сквозь просвет в ветвях Скотт видит, как Мартин Стридом — влепить бы в него прямо сейчас пулю! — разговаривает с лежащим на носилках Бартоном. Сэм, кажется, тоже жив. У Скотта камень с души сваливается. Они оба пока еще живы! Значит, он не опоздал. Он, припав к земле, пытается подсчитать противников. Почти два десятка человек, и все вооружены. Слишком много, чтобы напасть на них прямо сейчас. Скотт беззвучно чертыхается себе под нос. Если бы он мог управлять муравьями в полную силу! Он не может совершить ошибку, он должен выждать подходящий момент, и только тогда… А если никакого подходящего момента так и не представится? —  спрашивает кто-то трезвый и безжалостный внутри него. Тогда я просто сделаю все, что смогу, и будь что будет, — думает Скотт. В конце концов, у него есть две обоймы. Это немало. Привал заканчивается, он видит, как сменяются те, кто нес носилки, как Стридом склоняется к Бартону, достает у него из-под майки цепочку с кольцом, что-то говорит. — Сейчас? — беззвучно выдыхает ему в ухо Мпанде. Но Скотт не решается. Половина противников не видна ему из-за кустов. Да он, с его сомнительными навыками стрельбы, не успеет уложить даже тех, кто видны. — Нет, — он качает головой. — Потом. Как ты думаешь, куда они идут? — Здесь есть рядом старый храм Мертвых богов, — шепчет Мпанде. Где-то вдалеке сухо прокатывается гром. Душный воздух липнет к коже. *** Носилки тошнотворно раскачиваются на ходу, и с каждым шагом времени становится все меньше, — понимает Бартон. Он отчаянно пытается придумать хоть что-то, но что можно сделать, когда они с Сэмом абсолютно беспомощны? Одна надежда на Скотта — что тот остался жив, доберется до радиоцентра, свяжется с кем-нибудь на "Рубиновой Ваканде", вызовет помощь. Успеет ли она? Бартон сильно сомневается. Лучше рассчитывать только на себя. Но то, что они не поймали Скотти — это здорово. — Сэм! — окликает он. — Да? — тихо отзывается тот.  — Когда нас будут отвязывать. Другого шанса не будет. — Понял, — хрипит Сэм и получает прикладом по голове. На востоке громыхает, надвигается очередная сухая гроза — это плохо, она может помешать вертолетам, — думает Бартон. *** Больше они привалов в пути не делают, так что Скотту остается только следовать за ними и выжидать. Ближе к полуночи они переваливают цепочку невысоких, поросших травой и низкими деревьями, холмов. Скотт взбирается на вершину холма и, спрятавшись за камнями, смотрит вниз. Внизу на древних развалинах, почти скрывшихся под зеленью и мхом, суетятся люди. Зажигают факелы, натягивают странные маски — огромные, в треть человеческого роста. Скотт видит Мартина Стридома — тот стоит, привалившись к стене, скрестив руки на груди, и спокойно глядит на окружающую суету. *** Едва увидев остатки стен и плоский темный камень со вделанными в него ржавыми кольцами, Бартон понимает: пришли. Сейчас. Их бросают на землю. Вокруг суетятся, зажигают огни. Он видит, как жрец поднимает над головой черный, кроваво-блестящий в отблесках пламени каменный нож. Вооруженные люди, собравшиеся вокруг, отзываются дикими криками восторга. Прямо как болельщики на стадионе, — криво усмехается он. Шансов у них с Сэмом, если честно, практически никаких. Но если его жизнь чему-то и научила, так это тому, что сдаваться нельзя. И потому, когда четверо крепких мужчин берут его за руки и отстегивают ремни, он, изогнувшись, бьет ногой, сбивает кого-то на землю, резко дергает головой назад, попадает кому-то прямо в нос. Он рвется так, что трещат сухожилия и связки, отзывается острой болью раненый бок и правая рука. Но ему просто не хватает сил. Может быть, Стив бы и справился — но Бартон не суперсолдат. Его швыряют на камень лицом вниз, на него наваливаются все четверо, удерживая, пока его руки заводят за спину и стягивают ремнями. Он чувствует, как еще один ремень продевают сквозь кольцо — и его переворачивают так, что он оказывается лежащим на собственных руках, притянутых к камню. Черт… и ноги тоже. У них тут все предусмотрено. Как на бойне. — Стридом! — выкрикивает он. — Они все равно не придут! Лучше сразу беги, придурок! ТʼЧалла тебя уничтожит! *** Скотт лежит, вцепившись в камни. Его колотит крупная дрожь. Все. Никакого «подходящего момента» уже не будет. Сейчас. Он вставляет обойму в пистолет, не отрывая взгляда от того, что происходит внизу. Он тяжело дышит, выбирая себе цели. Стридом. Жрец. Двое с автоматами. Стридом. Жрец. Или вон те трое возле камня? Как ни крути, как ни комбинируй, всех не уложить. Время стремительно уходит, как кровь из смертельной раны. — Эй, шаман, ты чего? Зачем пистолет? — шепчет Мпанде.— Поднимай своих солдат. — Я не могу… Не могу, ты же видел! Не получается. — Можешь, — неожиданно твердо говорит Мпанде, глядя на него в упор. — Н-н-нет… — А ты попробуй. *** У Бартона больше нет сил. Ремни не поддаются. Ну правда, он сделал все, что мог. Он бессильно опускается, запрокидывает голову, чувствует затылком твердый камень. Всё. Сейчас они умрут. Мысли прыгают, сбиваются, возвращаются снова и снова к этому простому факту. Ему уже даже не страшно. В конце концов, когда каменный нож вскроет ему грудь, разворотит ребра, когда жрец погрузит в его кровь ладонь и вырвет его сердце — это будет быстро. Все вместе не займет и пары минут. А может, сознание погаснет и быстрее. Все это довольно отвратно, но Бартон знает сотни куда более долгих и мучительных способов умереть, некоторыми из них на тот свет отправились его друзья и сослуживцы. Ему в какой-то мере даже повезло, если так на это посмотреть. Он умрет быстро — как Фил, — подсказывает ему память. Это не столько страшно, сколько обидно — сдохнуть вот так, в далекой стране волшебной Африки, в окружении психованных поклонников несуществующих богов… Не выполнив приказа… Он завалил миссию. На его совести Сэм, вот это реально плохо. Насколько сейчас было бы легче, если бы Сэм не был привязан к тому же камню… А еще в Ваканде может вот-вот вспыхнуть гражданская война, и он, Бартон, никак этому не помешал. Одна надежда, что Скотт Лэнг сделает это за него. ТʼЧалла не получит обратно свое кольцо. Возможно, они с Роджерсом и Лэнгом будут их искать. Может быть, даже найдут. Ох, Скотту будет очень плохо. А Роджерс заберет его жетон и отошлет домой… Бартон надеется, что Стиву хватит ума не рассказывать его семье, как именно он погиб. Так, о семье лучше вообще сейчас не думать. Ему почему-то особенно обидно смотреть в темное, слепое, низкое небо. Даже звезд не видно. Такое чувство, что над всем миром сгустилась непроглядная тьма, и рассвет никогда не наступит. Хотя правда здесь только то, что рассвет больше не наступит для них с Сэмом… А так хотелось бы увидеть хотя бы еще раз, как небо светлеет над джунглями. Он всегда знал, что с его работой лучше не рассчитывать на долгую жизнь. Если подумать, быть зарезанным грязным сумасшедшим дикарем — не самая худшая смерть. Но, пожалуй, самая нелепая. Вот они удивятся, когда принесут жертву своему гребанному богу — а тот не явится на свидание. Он поворачивает голову и встречается взглядом с расширенными от ужаса глазами Сэма. — Держись, Сэм. Это будет недолго, — тихо говорит он. — А Скотти жив, я уверен. Эта мысль неожиданно согревает его. Бартон закрывает глаза и улыбается. *** …И вот они лежат там, на идиотском жертвеннике, и в ближайшие минуты, если он, Скотт, не справится, им вырвут сердце. И это не сон. Он приникает к земле и глядит расширенными глазами. Мечущийся, неровный свет факелов скользит по странным, огромным диспропорциональным маскам, закрывающим лицо и грудь этих людей. По стволам «Калашниковых». Автоматная очередь заставляет его вздрогнуть — но это не в живое тело, это в небо. Кто-то, дико воя от восторга, палит в глухую, беззвездную темноту. Небо отвечает мощным громыханием. Взблескивает молния. Гроза уже совсем рядом. Лэнг чувствует, как от напряжения и ужаса у него каменеют плечи. Свет факелов пляшет на спокойном лице Стридома и теле жреца — сухом старческом теле, расписанном татуировками. Отблески огня танцуют на обнаженных телах двух людей, лежащих на алтаре, со связанными, закрученными за спину руками. Лэнг видит, как Бартон бьется в последней отчаянной попытке разорвать ремни. Под темной, блестящей кожей Сэма грозно вздуваются мышцы, он отшвыривает ногой человека в маске шакала, но его бьют прикладами, все-таки притягивают к камню. Скотт видит, как Бартон устало опускается на камень, запрокидывает голову. Как поднимается его грудь от тяжелого дыхания, как он что-то говорит Сэму, как закрывает глаза, и лицо у него делается ужасающе спокойное. Умиротворенное такое лицо, губ касается слабая тень улыбки. Вот от этой улыбки Лэнга и накрывает. Он наконец-то понимает, что никто кроме него самого, в целом мире — никто — их не спасет. Черная, как кровь, глухая, сотрясающая тело, как стремительное приближающиеся раскаты грома, неодолимая, как цунами, ярость захлестывает его с головой. Он стискивает кулаки, и весь его разум, все его существо без остатка голосит темным мускусным запахом ярости: Вставай! Враги! Убитьубитьубитьубить! Передатчик на ухе нагревается, пытаясь синтезировать сигнал соответствующей степени мощности. Лэнг больше не помнит своего имени, он сейчас не человек, а душный запах ярости, желание убивать, призывающее в бой всех муравьев и термитов в округе. Он, не обращая внимания на старикашку Мпанде, медленно встает на холме во весь рост. Тонкая струйка крови ползет из его носа на губу, но Лэнг не способен ее заметить. Холодный предгрозовой ветер пробегает по траве, шевелит волосы на затылке, разносит темный запах ярости, беззвучно приказывая каждому муравью: Убитьубитьубитьубитьубить. Муравьи-разведчики шлют сигналы солдатам. Муравьи-воины строятся в колонны и идут на зов. В 400 метрах от холма просыпается, как по тревоге, огромная колония огненных муравьев. В 700 метрах от холма приходит в движение подземный термитник. Шелест, потрескивание, шуршание — сквозь траву прокладывают путь миллионы маленьких существ, сливаясь в ручейки, реки, океан. Жрец танцует, воздевая к небу каменный нож. Жрец приближается к жертвенному камню. Ветер пригибает траву. Лавина муравьев ускоряется. *** Бартон, зажмурившись, чувствует, как каменный нож касается его груди. Первое прикосновение легкое, почти нежное — жрец лишь намечает контуры аккуратными разрезами на коже. Вот и все… Он закусывает губу и старается не закричать. Но вместо хруста собственных ребер он слышит вдруг дикий вопль. Нож падает ему на грудь плашмя, соскальзывает на камень. Бартон открывает глаза и видит, как жрец с воем падает на землю, катается по ней, хлопая по себе руками, и его с каждой секундой все гуще облепляют черные и красные точки. Клинт трясет головой и подозревает, что на самом деле, сердце ему уже вырвали. Просто в последнюю секунду жизни он видит странные галлюцинации. Земля… движется… Ее покрывает живой шевелящийся ковер. — Не убивать! — успевает приказать Лэнг. — Тех двоих, которые на камне — не убивать! Поток муравьев обтекает камень с двух сторон, атакуя всех остальных людей. Кто-то с криками корчится на земле, кто-то, вопя, убегает в ночь. Яркая молния раскалывает небо, и в ее свете Бартон видит на холме, над пригибающейся от ветра травой — прямую и высокую черную фигуру. — Блядь… что это? — хрипит Сэм, вертя головой. — Это — Скотт, — отзывается Бартон, чувствуя, как по всему телу пробегает крупная дрожь. — Скотти пришел. Молнии сверкают уже почти беспрерывно. В их свете Клинт и Сэм видят, как Лэнг спускается с холма, как медленно идет к ним, посреди моря муравьев, и поток насекомых расступается у его ног. Тела упавших на землю людей, их маски, автоматы — все покрыто густым слоем насекомых. Скотт на мгновение останавливается, вглядываясь в них, и муравьи неохотно оставляют свою добычу. — Никому не двигаться, иначе я просто разрешу вас обглодать. Мпанде, свяжи их, — говорит Скотт каким-то незнакомым, ломким голосом и идет к камню. Он берет каменный нож и разрезает ремни. Бартон опирается о камень руками, нетвердо поднимется на ноги. Кровь сбегает струйкой по его груди и капает на жертвенный камень. Сэм трясет головой, брызги крови с его разбитого лица летят вниз. Скотт наконец соображает, что щекочет ему губы и подбородок: кровь из носа. Капля крови срывается с его подбородка и летит… — Надо уходить, — вдруг необычно четко говорит Мпанде. — Он поднимает голову и смотрит на небо. — Берем главного и уходим, — приказывает Мпанде. Ни придурочной ухмылочки, ни попыток закосить под пародию на Йодду. Черные глаза смотрят твердо и внимательно. — Камень получил вашу кровь. Это плохо. Быстрее смываться надо, — говорит Мпанде, поднимая изрядно покусанных, но все еще живых Стридома и жреца. — Этих берем. Остальные пускай сами со своим богом договариваются. — Мпанде, и ты туда же, — стонет Бартон, растирая запястья. — Какой бог, о чем ты? Это же кучка психов, ясно? Всего лишь кучка пси… — П-п-посмотрите туда! — Сэм показывает на небо. В неверном свете молний, над темным кронами леса они видят… нечто кошмарное. Это похоже на призрачный силуэт паука, только его ноги выше самых высоких деревьев, а брюхо нависает как темная туча. — Видишь, они пришли… пришли, — с восторгом хрипит Стридом, и Клинт коротко, резко бьет его кулаком в висок. — Блядская матерь божия, — шепчет Сэм трясущимися губами. — Ходу, ходу! Сэм хватает за шкирку жреца со связанными руками, тащит его за собой. Тот шипит, отбивается, глаза у него блестят, как у кошки, почуявшей валерьянку. Мпанде волочит обмякшее тело Стридома. Лэнг чувствует, что ему дурно, в голове мутится, колени подгибаются, все тело заливает слабость. «Свободны, возвращайтесь домой», — из последних сил командует он своему муравьиному войску. Потому что против этой призрачной херни, встающей над лесом, муравьи, его маленькие легионеры, будут бессильны. Приказ забирает все оставшиеся силы. Лэнг падает на колени, как тогда, в спортивном зале. Он торжествующе улыбается. У него получилось. Он всех спас. Теперь пускай они уходят, а ему уже можно свалиться ничком на землю и отключиться… — Нет, Скотти, даже не рассчитывай! Бартон тормошит его, бьет по щекам, лезет в аптечку на поясе у Лэнга, находит шприц-тюбик с «боевым коктейлем», быстро всаживает в плечо стимулятор. — Вот так, — хрипит он, поднимая Лэнга, закидывая его руку себе на плечи. — Идем, Скотти. Ты всех спас, теперь осталось унести ноги отсюда. — Я же тебя не брошу, — шепчет он, оглядываясь через плечо. Монстр бредет сквозь верхушки деревьев, он уже близко, и Бартон отчаянно ищет взглядом хоть какое-то оружие. Он просто не умеет сдаваться, он будет драться за Скотта, с этим — чем бы это ни было — пока сам не сдохнет или не убьет это. Он, придерживая Скотта, нагибается и подхватывает с земли брошенный «Калашников». Выпрямляется, передергивает затвор, выпускает в бога короткую очередь, потом еще одну. Никакого эффекта. Он так и стоит, выпрямившись, с автоматом в одной руке, другой рукой поддерживая Скотта. Что-то темное, похожее на клуб дыма, поднимается снизу от деревьев и окутывает призрачный силуэт, не дает ему двигаться. — Я тебя не брошу, — хрипит Бартон, и от этого хрипа прямо в ухо Лэнг вздрагивает и приходит в себя. Они поднимаются по склону холма, наверху их ждут Мпанде и Сэм с пленниками. Мпанде припал на одно колено и пристально смотрит туда, где призрачный силуэт паука тает под атаками дымного клубка. Бартон тоже смотрит туда, и у него изумленно открывается рот. — Скотти, ты все-таки научился управлять москитами? — Это не я… — Скотт в упор смотрит на Мпанде. — Это кое-кто другой. Мпанде тяжело дыша, делает руками несколько пассов, как будто окутывая что-то невидимой тканью. Темный клуб москитов обволакивает призрачный силуэт на тонких ногах так, что того больше не видно. Когда через пару минут темное пятно распадается на множество мелких точек, над лесом ничего нет. — Ну, и как это понимать? — грозно спрашивает Скотт. — Мертвые боги и правда существуют, шаман, — говорит Мпанде. — Их можно призвать в наш мир. Но лично я — против. Мы с ними — не друзья. Они только мертвым друзья, не живым, нет. — Чушь какая-то, — трясет головой Сэм. — Ничего себе конфетки, — сипит Бартон, размазывая кровь по груди. — Мпанде… кто… ты? — Мертвые боги, говоришь… А ты тогда кто такой? — Скотт останавливается прямо перед сидящим на корточках Мпанде и смотрит на него сверху вниз. — Бедный Мпанде, старикашка Мпанде зовут меня, я проводник, белых в джунгли вожу я за баблишко, — ерничает тот, растягивает в ухмылке большой рот, перебирает пальцами. И вдруг встает. Распрямляется. Оказывается выше Скотта. Личина юродивого старикашки сползает с Мпанде, как неудачно приклеенная маска. У этого нового Мпанде жесткий взгляд — глубокий и умный. Серебряная седина. Складка на переносице. Из его глаз как будто смотрят десятки веков в ночных джунглях. — Успокойтесь, — Мпанде делает властный жест ладонью. — Я, как вы поняли, только что нас всех спас. — А почему… раньше не вмешался?! — спрашивает Лэнг. — Я вмешивался, шаман. Снайперов на спуске с плато помнишь? Они не просто так промахивались. Я мешал. И когда вы воевали на острове я за вами… присматривал. — А сейчас почему не помешал?! — уже почти кричит Скотт. — Они же могли погибнуть, они почти уже… — Хотел посмотреть, какая сила может в тебе пробудиться, Король муравьев. — А если бы я не справился? — Они бы погибли, — спокойно говорит Мпанде. Лэнг хватается за голову. — Ты с ума сошел? Ничего себе проверочка! — Они — воины, — равнодушно говорит Мпанде. — Ты — шаман. Воинов много. Шаманов мало. Воины, даже самые сильные, меня не интересуют. Их работа — умирать. Их жизни по сравнению с жизнью шамана — ничто. Я хотел, чтобы ты пробудил свою силу. Ты пробудил. — Кто… ты…вообще… такой?! — Йохо-оло. Король крылатых. Давно тут живу. А до меня Королем крылатых был мой отец, а до него — дед. Род у нас такой. Мы москитами командуем, мошками — всеми, кто летает. Бережем эти земли помаленьку, ведь глаза Пантеры редко смотрят в нашу глухомань. — И в деревне… нам ничего не сказали? — возмущенно спрашивает Лэнг. — Кому надо знать — знают, но молчат. Кому не надо — те и не догадываются. Староста знал. Это я попросил его отправить вас ко мне. — Ты… ждал нас? — уточняет Скотт. — Ждал. Я слышал про Мертвых богов, знал, что кто-то пытается привести их обратно в наш мир. Но кто это — не знал. Подозревал… многих. Мне нужна была помощь. Сам бы я не справился. Мне нужны были союзники. Мои солдаты никогда не будут слушаться тебя, шаман. А твои — меня. Так все устроено. Но мы с тобой можем… быть союзниками. Мы оба, кажется, Мертвых богов не любим. Лэнг молча, страшно сгребает темнокожего колдуна за майку, рывком подтягивает его к себе. — Если ты правда хочешь быть союзником мне, запомни одну вещь. Мне вот эти люди — дороже меня самого. Если они погибнут — я тоже не смогу дальше жить. Мпанде изумленно расширяет глаза. — Так они — твои увепа ва роохо… Я понял… Что же ты сразу не сказал, шаман? — Мои… кто? — поднимает брови Лэнг. — Увепа ва роохо. На вашем языке это будет… — колдун пытается подобрать слова… — вместилище души. Те, кому ты добровольно отдал на хранение часть своей души. Скотт улыбается. — Да, можно и так сказать. Хорошее название. Да, они — мои увепа ва роохо. Запомни это. — Я запомню, — кивает Мпанде. — Мир теперь, шаман? Тогда майку отпусти. Скотт устало отталкивает его. Хочется не то истерически рассмеяться, не то сесть на землю и заплакать. Старикашка Мпанде — местный главный колдун. Повелитель мух, мать его. Покровитель начинающих шаманов.  — Теперь нам идти надо, — говорит Мпанде. — Межсезонье кончилось, Мертвые Боги не прорвались в этот мир. Мы победили. Дойдем до деревни — праздник устроим. Вам постелят в лучшем доме и нальют пальмового вина. — В жопу твой праздник. Я бы предпочел чай с кексами и десять часов сна, — ворчит Лэнг. — Сладкого хочу — просто не могу. — Держи, шаман, — Мпанде достает из кармана помятый «Сникерс» в обтрепанной обертке. — Давай напополам. Я тоже каждый раз, когда командую оло, сладкого хочу. Скотт сдирает бумажку и отламывает от батончика половину, стараясь не думать, сколько недель Мпанде таскал его в кармане, или в местах еще похуже. Они уже спускаются с холма, когда огромная молния раскалывает небо прямо над их головой — и срывается ливень. С неба рушатся водопады воды. Вода смывает боль, усталость, страх. Вода пахнет свежестью, озоном. Они скользят в грязи, держатся втроем друг за друга, чтобы не упасть, то время как вода смывает с них пот, кровь и запах пороха. Скотт понимает: начался сезон дождей.