***
Стан вздохнул, улыбнувшись, потом вдруг посмотрел в окно в сторону, откуда они пришли, и вспомнил кое-что важное — они бросили мальчика. Того, кого искали так долго, просто оставили одного в таверне, бедного и испуганного. И как так можно… Может, Сириус остался в жизни потому, что он так сильно хотел спасти этого мальчика, а теперь тает именно из-за бездействия, ведь они ни на грамм не продвинулись в том, чего хотели. Они лишь нашли ребёнка, но истинный убийца всё ещё где-то рядом, его нужно отыскать и отомстить, пусть он переживёт всё то, что было у них — Азкабан! Вечный! Вот что ему суждено за смерть волшебника и магглов. Пусть истинный убийца сидит в тюрьме! А Сириус очистит своё имя и будет жить с племянником. Да. Именно так. Стан улыбнулся мыслям и мечтам, ах, как всё просто звучит и как много же нужно для этого сделать. О, светлые силы, поддержите нас! Надо бы вернуться к ребёнку, не трогая Сириуса… Ему и так не очень хорошо, что его зря тревожить, а мальчику нужна поддержка. Стан обратился в собаку и выпрыгнул в окно первого этажа. Кого заинтересует бродяжка ранним утром.***
Комната эта была просторной и когда-то даже весьма красивой. Большая кровать с резной деревянной спинкой в изголовье, высокое окно, задернутое длинными бархатными шторами, густо покрытая пылью люстра, из которой всё ещё торчат огарки с восковыми сосульками. Тонкая пленка пыли покрывает картины на стенах и доску в изголовье кровати. У шкафа сидит никем не потревоженная мышь, ну да, ведь он бесшумен, бестелесен. Помнится, ещё подростком Сириус наклеил здесь такое количество плакатов и картинок, что они почти полностью закрыли серебристо-серый ненавистный шёлк, которым были обтянуты стены. Да уж, предки так и не сумели снять заклятие Вечного приклеивания, державшее всё это на стенах, поскольку одобрить декоративные вкусы своего сына они определенно не могли. Сириус усмехнулся, проведя рукой по этим обрывкам бумажек, но не поколебав даже пыли. Он помнил, как приклеивал каждую из них, большей частью не для самого себя, а чтобы досадить родителям. Хотя, если честно, в этой комнате глаз, наконец, мог отдохнуть от переизбытка зелёно-серого гнёта и от змей во всевозможных их обличьях. Здесь было несколько больших потускневших красных с золотом знамен Гриффиндора, подчеркивавших безразличие Сириуса к Слизерину и всей семейке змеевосхищённых. Было много фотографий маггловских мотоциклов и несколько плакатов, изображавших маггловских девушек в купальниках, о, как маменьку перекашивало от вида этого «постыдного непотребства, недозволительного столь высокому роду». Выцветшие улыбающиеся губы и глаза их словно примерзли к бумаге, составляя контраст единственной здесь магической фотографии — изображению четырех учеников Хогвартса, стоявших перед камерой, держась за руки и смеясь. Взгляд Сириуса замер именно на ней, он ударил в стену раз, другой, третий, всё время рука проскальзывала внутрь стены. — Джеймс, Ремус… я так скучал. Скучал… Нас словно разделяет вечность… Я даже не знаю, к кому из вас я сейчас ближе, ребята… Сириус не оставил родителям ни единой возможности что-либо изменить в его комнате или его жизни. Дух завис над кроватью, перевёл взгляд на пол. Небо снаружи стало ярче: пробивавшийся в комнату луч света позволял хорошо разглядеть листки бумаги, книги и мелкие вещицы, разбросанные по ковру. Он хорошо помнил, в какой спешке он собирался, когда представилась возможность сбежать из этого дома раз и навсегда. Он носился в радостном возбуждении по комнате, скидывая в чемодан всё подряд, неважно как, главное, сейчас, главное, незамедлительно уйти, пока маменька ещё спит и не поднимет ор на весь дом. Сириус вгляделся, один из листков оказался страницей из старого издания «Истории магии» Батильды Бэгшот, другой — из руководства по уходу за мотоциклом. Третий был исписан от руки и помят. Захотелось расплакаться, но дух мог лишь смотреть на это всё и думать, сейчас даже грохот от взрыва всего дома не отвлёк бы его.