Лучше бы я умер

      Прошло несколько дней, прежде чем у Стана получилось вернуться в человеческую форму, он радовался, словно ребёнок, если бы хвост не ушёл туда же, куда и шерсть, то в такой момент он бы мотался от радости из стороны в сторону. — Блохи, как ты их терпел? — парень задумчиво сидел на кровати и водил руками по волосам в жалких попытках расчесать непослушные кудри.       Сириус лишь пожал плечами, объяснив кратко, что ко всему в жизни привыкаешь. Эх, родные блохи, даже их ему сейчас не хватало, их наличие давало бы возможность осознать наличие тела, почувствовать покусывание, почесать лапой за ухом или куснуть особо буйных… Иногда Сириус забывал, что умер, он облокачивался на стены, приседал на кровать, просачиваясь через них, и иногда в каком-нибудь особо эмоциональном всплеске взлетал под потолок. Сириус любил жизнь и очень сожалел, что последние 11 лет и 8 месяцев прошли настолько скучно…       Ну, ведь это — Азкабан, веселья тут не дождёшься… Ни веселья, ни радости, ни удовольствия, приятные чувства утекают струйками ещё в первый год, утекают до последних песчинок, потом утекает уже душевное тепло, ты просто мёрзнешь. Эмоции становятся более однообразными, ты рад или грустишь, тебе противно или тебе приятно, вряд ли твой голос как-то отразит это, да и лицо также… может, разве только в глазах мелькнёт что-то. Ты нечувствителен к миру, ровный голос, слегка хрипловатый от вечного холода, холодное выражение глаз и лишь рой мыслей, которые вызывают безумие из-за невозможности поделиться хоть с кем-то. Общение. Обычное человеческое общение, ты бы многое отдал хоть за несколько минут обмена информацией… хоть какой-то. Мысли уже надоели, они, как в карусели, появляются, затем исчезают только лишь для того, чтобы вернуться, сделав круг. Камера уже не так важна, ты заперт в клетке мыслей. Даже если откроют дверь, некоторое время ты не будешь этого замечать. Ты не заметишь этого, пока не произойдёт какой-нибудь всплеск. Хоть какая-то мысль, эмоция, что-то новое, что-то оттуда, из мира свободы, оттуда, где гуляет ветер.       Было лето. Это не было совсем важным для Сириуса, за столько лет уже позабывшего, как хорошо бывает в каждое время года, это было несущественно и для Стана, жившего и, в отличие от Сириуса, всё ещё ощущавшего весь гнёт этого места. Он размышлял о жизни здесь одному, когда не с кем поговорить, о стражах, о давлении места. Стан вдумывался во все те слова, которые слишком медленно формировали части знаний, откладывавшихся в его усталой голове, точнее, в голове-то не совсем его, но эмоциональный план был точно Стана.       Размышления Стана прервал странный скрежет по стене, жутковатый и противный, от него дрожало что-то внутри, и по телу пробегали в броуновском движении мурашки. Стан повертел головой, определяя источник звука, и слегка наклонил голову, прислушиваясь. — Бра-а-атик… бра-а-ати-ишка, — с издёвкой кричали за стеной, голос был истеричный и захлёбывающийся эмоциями, то существо, кажется, всё-таки женщина, явно ненавидела того, кого звала. — Ну же, Сириус… Неужели не хочешь сказать пару ласковых словечек своей кузине, а? Бедная мамочка… ты знаешь, она выжгла твой портрет… вы-ы-ыжгла… — с той стороны стены послышался радостный визг, который быстро перешёл в наполовину вой, наполовину хрипящий кашлем смех.       Сириус повернул голову в сторону стены ещё во время странных звуков и так и не отворачивался, задумчиво её рассматривая. Стан не мог знать, что в голове у Сириуса сейчас решался такой сложный вопрос: прийти к ней или нет? Ведь если Сириус придёт, то сможет нагнать на любимейшую кузину… страх? Нет, не сможет, только смех… её противный и дурацкий смех. Конечно, а как не поиздеваться над тем, кто умер тут, в этом противнейшем месте, не выдержал, а самое главное, кто останется тут навечно. Сириус снова забыл, что ударять кулаком в стену бесполезно, потому повторил это действие несколько раз.       Стан смотрел на болезненный взгляд Сириуса, упёршийся в стену, и молчал. Он понимал, что та особа явно знакома Сириусу и что они точно не в лучших отношениях, лезть в это всё не хотелось. — Заткнись, Белз! Слышать тебя противно… — пробормотал Сириус, обращаясь к стене, словно в ответ из-за неё снова истерично засмеялись.