Прошлое живет внутри

Голоса за стеной вновь кричали громко и надрывно, пытаясь заглушить друг друга. Билась посуда, звон падающих бутылок, тарелок и чашек въедался в память. Стояла жуткая какофония хаоса и тихой джазовой песни про родной город, пластинку с которой крутил патефон. За окном смеркалось, фонари освещали сумеречные улицы, люди беззаботно гуляли в прохладе вечера и искали места, чтобы перекусить и, по обычаю, послушать живую музыку в одной из круглосуточных забегаловок. Ладони во всю силу, на что способны детские руки, прислонялись к ушам, но не помогали и на йоту сделать крики тише. В темноте комнаты под столом сидела я, слезы текли сами собой, а всхлипы вырывались то и дело. Слезами горю не поможешь, но я наивно надеялась, что сейчас меня услышат, придут успокаивать и забудут, из-за чего началась очередная словесная перепалка. За дверью ссора проходила волнами, отец и мать переходили с шепота на повышенные тона, потом замолкали, и все повторялось вновь, ожидаемые секунды спокойствия порой не наступали. Уже несколько месяцев ссоры в доме некогда спокойной семьи не прекращались, местами бывали просветления, но тучи над нами висели практически круглые сутки. Я чувствовала вину за любое неправильно сказанное слово, за взгляд не туда, казалось, все это злило маму. Она была недовольна мной постоянно. Отец же пытался защитить, но всегда сдавался под натиском пощечин и громких ругательств в свой адрес. Он уходил, как делал и сейчас. Тяжелые шаги звучали тише с каждой секундой. В такие моменты я быстро вылезала из-под стола и выбегала в коридор, пытаясь остановить его или уйти вместе. Но было поздно, дверь хлопала задолго до того, как мне удавалось добраться хотя бы до середины комнаты. Грампластинка доигрывала последние секунды, а за ними шла тишина. Игла ходила по пустой дорожке, создавая почти незаметное шипение. Мать в злости разбивала последние опустошенные бутылки, ругалась, а потом и она успокаивалась. Ненадолго, правда. — Дрянная девчонка, все из-за тебя! — она подлетала словно коршун и, схватив меня за руку, тащила обратно в комнату. После такого на следующий день на запястье отчетливо проявлялись синяки от ее длинных пальцев, которые всегда с какой-то нечеловеческой силой держали меня. От мамы пахло крепким алкоголем и дешевым табаком, она шла, пошатываясь, а я за ней — то в одну сторону, то в другую. Дверь от сильного пинка врезалась в стену и скрипнула. Она развернула меня лицом к себе. Как и всегда, на ее шее, как у правильной и искренней католички, висел грузный крест. — Лучше бы ты исчезла! Мать редко отвешивала мне пощечины, но в тот день не сдержалась и напоследок перед тем, как закрыть дверь на ключ с той стороны, сделала это с особым остервенением. Я упала на колени в полном опустошении и с настоящим желанием исчезнуть. Щеку жгло неистово, но это не сравнилось с тем, что можно было чувствовать внутри. В тот момент хотелось сделать то, что скажет она, чтобы стать любимой дочерью, послушной, хорошей. И я винила себя за все, что сделать не могла ради нее, ведь так хотелось быть в глазах матери лучшей, даже если она совершенно не любила меня. — Сьюзен! Она вспомнила обо мне через несколько часов, дверь распахнулась, в комнате зажегся свет. На пороге стояла мама и непонимающе смотрела по сторонам. — Сьюзен, — неизвестные голоса раздались у меня в голове. Я сидела на том же месте, что и ранее, и поджимала колени к подбородку, щурясь. Но она не видела меня, смотрела куда-то в пустоту. Все еще не способная ровно стоять, мать прошла до кровати, посмотрела под нее, она искала меня под столом и в шкафу, открывала шторы и смотрела на подоконнике. Меня словно бы не стало, исчезла. Перед глазами зарябило, я хотела закрыть их руками, но и рук собственных не увидела. Все погружалось в темноту. — Сьюзен, — вторили голоса и уже не смолкали. Я открываю глаза и понимаю, что сплю, положив голову на учебники на парте. Резко отрываюсь от некого подобия подушки и вижу, что единственные, кто хоть как-то отдаленно, но смотрят в мою сторону, это профессор и Джин. Да не может быть, чтобы я… Поднимаю руки к лицу и не вижу их. Снова не контролирую ее, свою невидимость. — Попробуй успокоиться, — говорит профессор Ксавьер уже вслух. Чувствую внутри непонятный страх, который родили воспоминания, с ним всегда тяжело бороться, да и успокоиться. Оглядываюсь по сторонам и замечаю, что класс заполнен учащимися, большинство из которых я вижу впервые. Все они странно косятся то на профессора, то на место, где, по сути, сижу я, но они видят его абсолютно пустым. — Я опять что-то пропустил? Рядом, создав ветер, приземляется кто-то. Однако мне надо сосредоточиться на решении проблемы хотя бы из-за того, что это тревожит присутствующих здесь, мне и невидимой вполне комфортно. — Вы чего, с приведением тут говорите? По аудитории проходят тихие смешки, профессор одаривает шутника снисходительным взглядом. Отрываю взгляд от разглядывания своих все еще невидимых рук и перевожу его на парня. Я даже не удивляюсь, когда застаю сидящим рядом вчерашнего торопыгу, который забрал свой плеер так же быстро, как и принес мне кофе, снова не постучав и даже не поблагодарив. — Хах, — нервный смешок соскочил с моих губ, когда в очередной раз после нескольких секунд полной концентрации, мне не удается увидеть себя. Народ в классе значительно оживляется после изданного мною звука. Все начинают шевелиться и перешептываться, кажется, мне удалось вызвать волнение, совершенно того не желая. — Да тут действительно призраки, я… — снова начинает Питер то ли в попытке развеять обстановку, то ли действительно удивляясь происходящему. — Тс, — Джин, сидящая неподалеку, прикладывает палец к губам, — не мешай. Я теряю счет времени и попыткам вернуть себе вид. В отчаяние обхватив голову руками, пытаюсь вспомнить, как же раньше выходила из подобного состояния, на ум ничего не приходит, кроме как посчитать в уме до десяти. Такое, увы, не всегда срабатывает, вспомнить хотя бы случай, когда трое суток ничего не получалось. Раз. Два. Три. Аудитория вновь оживляется, тихо перешептываясь. Когда я отрываю ладони от глаз, то наконец их вижу, люди удивленно на меня смотрят. — Простите, — спешу извиниться перед профессором и всеми, сидящими тут. — Не за что извиняться, многие здесь не умеют контролировать свою силу, именно поэтому мы и собрались в школе, — произносит профессор Ксавьер, с этих слов начинается лекция. Я посещаю мало лекций, в основном это лекции профессора про мутацию и способности. Ходить на математику, физику, химию и нечто подобное мне было просто незачем, да и это было обговорено при поступлении. На стол приземляется небольшой смятый кусок бумаги. Оглядываюсь в сторону, откуда он прилетел. Хитро улыбаясь, сидит Питер. Показываю на записку, а потом на себя, беззвучно произнося: «Мне?» Он энергично кивает головой, и я раскрываю ее. Да ты невидимый повелитель техники! Гласит записка. Остроумно, конечно. Комкаю ее и демонстративно кидаю себе в сумку. Сосредотачиваюсь на лекции и словах профессора, он рассказывает занятные вещи о мутантах. Все прерывает вновь оказавшаяся на моей парте записка. Не думал, что бонусом к ремонту плеера идут несколько песен. Но мне они понравились. Теперь я прекрасно понимаю, что если ему не ответить, он не отвяжется. Беру ручку и на обратной стороне пишу послание. Удалось же нарваться на такого докучающего. Я рада. Кидаю ему ответ, Питер ловко ловит, а я настраиваюсь на прослушивание профессора, но не тут-то было, и секунды не проходит, как на краю лежит очередное письмо мне. Я неохотно тяну за края бумажку и читаю. Запишешь еще?