Who Will Save You Now?

— Доброе утро, мисс Уокер. Я устало взглянула на врача, сидящего передо мной. Как же все надоело… Как же все это надоело мне! — Как твое самочувствие? Неужели она и вправду думает, что я отвечу ей? Ей же плевать на мое самочувствие. Ее гораздо больше интересует то, о чем я ей еще никогда не говорила. Ее интересует то, что не попало в объективы камер. — Ну же, Кейтлин. Хватит молчать. Я же вижу, что тебе стало лучше. С того дня, как ты сюда попала, ты изменилась и, конечно же, в лучшую сторону. Да что вы говорите? Больше полугода одна, вы ни к кому не пускаете меня, почти постоянно молчу, только лишь веду внутренние монологи сама с собой. Каждый день, каждый чертов день решетки на окнах ничего, кроме мыслей о суициде, не навевают. Вы считаете это «изменилась в лучшую сторону»? У меня для вас плохая новость, дорогуша. Вы ни черта не смыслите в психиатрии. — Кейтлин, я же знаю, вы хотите высказаться о том, что произошло. Так почему же вы боитесь? Я готова вас выслушать. В том-то и дело, что вы не понимаете, что я не хочу никому рассказывать о произошедшем. Не знаю, правильно ли я сделала, что пошла на поводу у этого… — Если вы выскажитесь мне, то вам станет лучше. И я готова вас выслушать. — Вы серьезно считаете, — немного странно услышать свой чуть охрипший голос после продолжительного молчания, — что мне станет лучше? — Это значит «нет»? — Вы это спрашиваете у меня полгода, а, может, и больше. Думаете, что мой ответ сможет измениться? — Я поняла, Кейтлин. Тогда до завтра? Я отвернулась. Завтра опять будут те же самые вопросы. Изо дня в день она спрашивает одно и то же. Тяжелая металлическая дверь за врачом тихо закрылась. Услышав тихий щелчок замка, ненароком вспомнила о том, как там были точно такие же двери. Как они точно так же закрывались за ним в тот день… «А ведь мое положение сейчас ничем не отличается от того, в котором был он, — подумала я, горько усмехаясь. — Это ведь точно такая же тюрьма. Только меня здесь не боятся, а относятся с… Нет, им плевать, им нужна только информация. А я не скажу. Пусть я и не обещала ему этого делать, но я ни за что не стану рассказывать о произошедшем ни ей, ни кому бы то ни было». Через пару минут дверь открылась, вошли двое санитаров в белом (ну я-то знаю, что под их халатами надеты бронежилеты, а за пазухой припрятан пистолет), подняли меня на ноги, предварительно заведя руки за спину, и повели в мою камеру. Они называют это комнатой или палатой, а я называю камерой. Потому что для меня это самая настоящая тюрьма. Они думают, что я не догадываюсь о том, кто они. Думают, что я принимаю их за настоящих врачей, а все это — психушка. Нет, я знаю о них все. Они обо мне — лишь ту часть, что попала в камеры наблюдения. Все, что происходило со мной не под объективами на их базе им неизвестно. Меня втолкнули в мою камеру. Эй, мальчики, что-то вы сегодня грубы со мной. Нельзя ли повежливее? Ведь во мне столько ценной информации о нем… Я улеглась на жесткую постель. Живот заурчал, а обед еще нескоро. Что ж, придется потерпеть. Это я умею. Главное — не давать воспоминаниям заполнить меня, не дать захватить власть над разумом. Но, как это обычно бывает, когда я снова остаюсь наедине со своими мыслями, я вспоминаю все то, что произошло со мной на той базе. Я постоянно вспоминаю его… Вам интересно, что же произошло со мной? Что ж, я постараюсь вспомнить все и рассказать вам. Надеюсь, вы любите такие истории.