Часть №3
30 мая 2016 г. в 07:34
Боль ушла из моего организма так же резко, как и пришла. Холодная кирпичная стена сменилась чем-то тёплым, мягким и пуховым. Мои глаза широко распахнулись. Откуда-то из глубины вышел сухой хрип и тяжёлый кашель.
— Ну наконец-то! — воскликнул находящийся рядом со мной доктор.
— Как долго я была без сознания? — губы едва шевелились, а кашель продолжался без остановки, выкачивая последние силы.
— Неделю, Татьяна Алексеевна, — мое тело словно пропиталось водой. Я не чувствовала конечностей, они не двигались, я могла двигать лишь глазами. И, хоть зрение и помутнело, я могла осматривать комнату.
Напротив меня висела величественная большеформатная картина, написанная маслом, на которой была изображена я и моя кузина. Мы стояли на мосту, сзади потрясающей красоты рассветное небо, а возле нас лежали цветы. Кузина моя сильно отличалась от меня: красивая, высокая, она имела такую завидную фигуру, словно куколка. Её темные волосы были убраны в серебряный гребень, но некоторые пряди спадали завивающимися локонами на плечи. Платье багрового цвета будто струилось и заканчивалось на земле. Что я по сравнению с ней? Серая незаметная мышь.
Под картиной стоял стол, на нем лежала стопка пыльных книг, рядом стояла чернильница с большим белым гусиным пером, а под ней белый девственно чистый листок. Окно было занавешено красивым белым тюлем, поверх которого еще висели синие бархатные занавесы. Моя кровать розового цвета имела балдахин. В ногах стоял прикроватный пуфик.
— Почему я не чувствую конечности?
— У Вас чрезвычайная слабость, — безразлично отвечал мужчина в белом халате.
— А что со мной произошло, я вообще ничего не помню, — прохрипела я и схватилась за голову.
— Ваша компаньонка нашла Вас возле Екатерининского дворца совершенно без сознания, — он говорил ровно и спокойно, иногда добавляя на конце слов букву "с". — А сейчас вам нужно на покой, вы ещё слишком больны, скоро к вам вернутся чувства, и вы будете, как и прежде, бодры, вам не о чем беспокоиться.
Доктор вышел из моей комнаты, и я осталась в одиночестве, в полной тишине. Что со мной творилось, я не знаю. В памяти мелькали завтраки на траве в составе полной семьи, и тот большой черный автомобиль. Праздники, мазурка с Пашковым и экскурсия. Во мне сейчас соединялись две противоположные друг другу девушки. Современная и далекая. Всплывал в памяти незнакомый для современной Тани и детская любовь далекой Татьяны — Константин Верженский, тот предатель — Ваня Дроздов, который изменил ей с лучшей подругой и незнакомец для прошлой Тани. Голова отказывалась что-либо понимать. С врачом разговаривала Таня Лебединская, а Таня Успенская ничего не понимала: где она, что она собой представляет. Мысленно я звала маму на помощь, мне было немного одиноко наедине со своими мыслями.
Когда я очнулась второй раз я ещё раз глазами оглядела комнату, ничего не поменялось, кроме сидящей в углу, сжавшись в маленький комочек, хрупкой девочки лет тринадцати. Под ее глазами были синяки, на лице сияла опухоль от слёз. Она спала.
— Даша, — я не могла ещё чётко и внятно что-то говорить, и, вернее всего, было невозможно услышать, то, что я пыталась донести.
Она подняла голову. Её лицо тут же озарилось сияющей и чистой детской улыбкой. Татьяна Успенская внутри меня куда-то пропала, ну или подружилась с Лебединской.
— Татьяна Алексеевна, Вы очнулись! — она встала со стула, но сесть на кровать не посмела.
— Где Марья? — я спрашивала о своей компаньонке.
— Марья ушла вам за водой.
Дверь открылась, как мне показалось, с ужасно громким скрипом, режущим слух. Все сжалось внутри меня от противного звука.
— Марья? — я посмотрела на высокую женщину в скромном сером платье. На плечо спадала небрежно заплетённая пышная чёрная коса. Кожа вошедшей была бледна, и самое запоминающееся в ней, возможно, — её голубые, словно море, большие глаза, в которых можно было утонуть, не смея оторвать взгляду.
— Да, графинюшка, — она скромно улыбнулась и аккуратно села на край моей кровати. Мокрой белой тканью нежно вытерла моё лицо. Затем протянула мне стакан с холодной водой, который я залпом опустошила. Особой боли не было, меня просто сразила невероятная слабость, которая распространилась по всем частям тела.
Я уткнулась лбом в её плечо и ненадолго закрыла глаза. Ткань платья приятно охлаждала мою разгоряченную голову. Марья была старше меня на десять лет и заботилась обо мне, словно мать. Она была, наверное, роднее всех, особенно сейчас.
— Марья, а где мои матушка с батюшкой? — я, не отрывая голову от её плеча, старалась говорить как можно громче.
— Ваши родители уехали в имение под Петербургом, обещали вернуться к Вашему выздоровлению.
— А если я скажу, что здорова сейчас? — несмотря на ужасное состояние.
— Это было бы замечательно, — улыбнулась она и протянула своей дочери — той тринадцатилетней девочке — пустой стакан. — Ложитесь спать, графинюшка, Вам нужно набираться сил, к Вашему следующему пробуждению будет готов Ваш любимейший суп, Вам обязательно нужно будет поесть, чтобы набраться сил. А теперь спите! — её холодные губы коснулись моего лба, и я тут же оказалась на промокшей от пота подушке. — Ох, подушку-то надо заменить. — она взяла с другой половины кровати мягкую подушку в белой кружевной наволочке и положила её под мою голову. Я почувствовала, как мои веки тяжелеют и отвернулась от окна, за которым ещё играло своими лучами яркое солнце.