***
Я прошла в ванную. Зубная щетка уже в руках. Из отражения на меня смотрит маленькая светловолосая большеротая худая девочка. Разве ей дашь девятнадцать лет? Максимум тринадцать. Карие глаза прожигают меня насквозь. — Таня! Ну ты где? Мне торт нужно печь, поторапливайся! — доносится с кухни. А я заканчиваю чистить зубы, и моя улыбка вновь белоснежна.***
Мама уже замешивает тесто и печет коржи, а я мешаю крем. — Кто это был? — спрашивает она, не отрывая глаз от духового шкафа. — Что? — С кем ты сейчас разговаривала? — Ах, это Анна Николаевна, она приболела, и просила меня провести экскурсию в Царском Селе. — У тебя же отпуск! — Он продлится... потом. — Ох, моя бедная Танечка, они когда-нибудь дадут тебе спокойно отдохнуть? — мама обняла меня сзади и поцеловала в макушку. — Всё в порядке, мам. Я люблю эти экскурсии. Когда проводишь их, ты словно погружаешься туда, в те века. Словно вальсируешь на балу с Болконским... — С Болконским? — мама не смогла сдержать смех. — Ну, я это... к примеру. Вспомнила, первое что пришло в голову. — Начитанная ты моя! — мама не разжимала своих объятий. — Давай печь торт, — она макнула пальчик в крем и прикоснулась к кончику моего носа. Когда мы заканчиваем уже наступает вечер. Небольшой, но красивый торт, испечённый кондитером Ольгой Успенской и её дочерью, уже стоял и ждал именинника, наверху мы воткнули восковые цифры “43”, которые словно ждали, что их подожгут. Вино ждало в холодильнике, мама допекала курицу, ароматы смешивались и наполняли всю квартиру. — Где мои девочки? — донеслось до меня, судя по всему, оттуда, где находился дверной проём. Мама сломя голову побежала туда. Что я люблю в Жене, так это то, что мама с ним чрезвычайно счастлива. Да, я никогда не буду считать его отцом, но всегда буду благодарить его за мамино счастье. Наконец, после долгой скорби она смогла еще раз раствориться в ком-то. — Танюш, неси! — Несу. — Что нести? — вопрошающе произнёс Женя, от удивления даже вскинув брови. Я достала из кармана спички и зажгла свечи. Торт хоть и был мал, но весил немало. Осторожно подняла его и вынесла в зал. Женя уже сидел за столом с широко раскрытым ртом. — Это мне? — его глаза сияли, как у десятилетнего мальчишки. Как же я люблю такие моменты. Я сажусь возле них. Он закрывает глаза и хватает ртом большой объем воздуха, а после задувает свечи. Как же замечательно проходит вечер. Вкусный ужин, хорошее красное вино. Мне нужно было оставить их вдвоём, поэтому я пожелала им спокойной ночи и удалилась спать. Но спать, если честно, мне не хотелось. Я села за компьютер, ведь надо было приготовиться к завтрашней экскурсии. На часах уже двенадцать ночи. Сердце начало волновать странное предчувствие. Я села на кровать. Воздуха почти не хватало, но я старалась откинуть лишние мысли. — Дочь? — мама стояла возле двери, на её глаза наворачивались слезы. — Я так больше не могу, Танюш! Не уезжай, а? — она села рядом и уткнулась носом в моё плечо. — Мам, ну брось! Всё хорошо будет, — шепчу я и целую её в лоб. Она недоверчиво кивает и встает с кровати. — Спи, а то завтра рано вставать, — заботливо прошептала она и вышла из комнаты. Погода с самого утра не задалась. Шёл сильный ливень, деревья теряли свои зелёные молодые листочки от сильного ветра. Мне ужасно плохо спалось, и уже в пять утра я стояла под мощными струями тёплой воды. Мой разум помутнел. Я отчаянно пыталась хоть что-то вспомнить, что готовила для экскурсии. Девушка из зеркала заплетала густые светлые волосы в колосок. Немного макияжа скрыли мешки под глазами. Вниз — чёрное платье по колено, наверх — синий пиджак с запоминающейся брошью в форме жука. И всё, я готова. Василий — водитель экскурсионного автобуса, уже ждал меня возле дома. Я взяла листки с текстом и направилась в сторону двери. — Может, останешься? — мама вышла из спальни, и выглядела она совершенно замученной и заплаканной. — Мне пора, ма, всё будет отлично. Двери автобуса медленно открылись, и я прошла в прохладный салон. — Сейчас заберем туристов и поедем в Царское, — громко сказал Василий, чтобы перекричать шум мотора.***
Небольшой жёлтый автобус наполнялся огромным количеством иногородних и иностранных туристов. В салоне поднялся оживлённый шум, все между собой что-то активно обсуждали. Я старалась перебороть поглощающий на меня сон. Взгляд устремила в окно. Дождь еще лил и, кажется, совсем не собирался останавливаться. По асфальту растеклись лужи, в которых радостно прыгали детишки детсадовского возраста. — Из-за дождя ничего не видно, но, кажется, мы на месте, — громко и в то же время радостно ответил водитель и распахнул широкие двери автобуса. Туристы один за другим поспешили покинуть салон. Двадцать человек стояли под разноцветными зонтиками. — Итак, I understand that you prefer to listen to, but I ask you, to stay close and not move away from the main crowd.The Palace is very large, so you can easily get lost. Shooting is also prohibited, — начала я, после чего растерянные туристы повернули ко мне голову. — Тут не все иностранцы, — громко сказал кто-то из толпы. — Я говорю, что дворец слишком большой, поэтому, прошу вас держаться рядом и никуда не уходить, есть риск заблудиться. Так же съемки запрещены и за это следует штраф, — быстро проговорила я не отрывая глаз от своего планшета с текстом. Дворец встретил нас невероятным великолепием золотых оттенков и запахом отполированной мебели. Приятная атмосфера располагала к себе. Прекрасная акустика и полнейшая тишина. Мой голос отражался эхом, отчего я иногда вздрагивала. Я шла и рассказывала историю этого дворца, совершенно забыв о туристах. Вспомнить о них меня заставило зеркальное отражение витрины, благодаря которой я вдруг осознала, что я одна. — Ну вот, предупреждала их, а в итоге отстала сама, — прошептала я сама себе. Так, в этой зале я ещё не была, тут ещё совершенно старая отделка, возможно, даже первая и оригинальная. В тех залах все модернизировано. Я достала из кармана пиджака небольшой цифровик и щёлкнула помещение. Это станет сенсацией! — Вероятно, эти солдаты не совсем понимали, что делали... — раздалось за моей спиной, и я обернулась. Старая зала вдруг предстала передо мной в другой отделке. Во рту пересохло, пошевелиться или сдвинуться с места я тоже не могла, оставалось только смотреть на происходящее. — Какое право вы имеете раскрывать свой поганый рот против хозяйки дома? — спокойный разговор постепенно переходил в ссору. Я перекрестилась и протёрла глаза. Но картинка совершенно не потерялась. — Оскорблять? Вы, видимо, умалишенный или глухой, Борис, сходите к врачу! Из её уст сыплются насмешки в адрес русского солдата! Я бился за эту землю на Бородине, я смотрел смерти в глаза, пока эта вот барышня устраивала светские балы для толстых дворян! — крик сменялся хрипом, а из глаз брызнули слёзы. — Я, чёрт возьми, друга потерял там! Неблагодарная! Я здесь ни на минуту не останусь! — зал замолчал слушая спор мужчин. — Успокойтесь, господин Пашков, прошу вас, успокойтесь! Умоляю, не горячитесь! — маленькая, словно куколка, симпатичная на лицо девушка лет двадцати в роскошном длинном жёлтом платье повисла на руке молодого офицера. Но он грубо оттолкнул её, и она отлетела на диван. Слёзы обиды потекли по её щекам. — Да как ты посмел обидеть мою сестру? О чём ты думал? Успокойся! Честь офицера никто не оскорблял, — Борис толкнул Пашкова в плечо и подбежал к ней. — Что вы себя ведёте, как дети! — сквозь зубы прошипел мужчина в углу. Как я поняла по форме, это был генерал. Невысокий мужичок лет так шестидесяти. На правом глазу у него была повязка, кончики седых усов торчали вверх. — Ты, Саша, видимо контужен, раз плохо слышишь, о чём идет речь, — не разжимая зубов, словно змей прошипел старик. — Но, Ваше превосходительство? — Вы меня не поняли? — глаз генерала стал уже нервно подёргиваться, а щеки залились краской. — Понял, — опустил голову Пашков. Никто меня не замечал и складывалось впечатление, что я смотрю фильм, но шок меня не оставлял. Зал начал наполняться мелодией. Мальчишка лет семнадцати, одетый по-европейски: седой парик, сложенный в хвост, жёлтую жилетку, белую рубашку с пышными рукавами и белые кюлоты на белые чулки, шустро перебирал клавиши огромного толстого рояля, наигрывая что-то из репертуара Вивальди. Наконец, все отошли от конфликта и принялись снова мило беседовать. Большие двери зала широко распахнулись и внутрь вошла парочка. Высокий темноволосый мужчина, вёл свою, вероятно, жену к уже знакомому мне Пашкову. — Саша, ты ли это? — раздалось за спиной у задумчивого Александра Пашкова, совершенно грустного после столь нелепой беседы. Наконец на его лице заиграла широкая улыбка, вызванная, видимо, знакомым голосом, и он повернулся. — Ох, мой дорогой Николай, ты даже представить себе не можешь, как я рад видеть тебя здесь. Не думал, что ты придешь сюда, — я внимательно слушала их разговор, не отрывая взгляда от того черноволосого мужчины, только вошедшего сюда. — Я бы и не пришёл, если бы моя дорогая женушка меня сюда бы не вытащила, — он говорил спокойно, но сердито и периодически, нахмурив брови, глядел на свою женушку — полненькую низкорослую женщину, слегка похожую на цыганку. Она опустила глаза и покраснела. Он крепко сжал её запястье. Женщина уже ждала от него наследника и была, наверное, на последнем месяце беременности. Из-за круглого большого живота походка её была совсем неуклюжа. Мой взгляд всё еще не отрывался от черноволосого красавца. Он был высок, ещё выше Пашкова, кажется, на голову. Его глаза были серыми и напоминали затуманенное озеро. Красивая офицерская выправка, прекрасная манера общения, хорошо обдуманные слова. Он был очень задумчив, словно чем-то расстроен, его взгляд... Вроде бы он смотрел на людей, но тем временем он смотрел сквозь них. Его взгляд часто застывал, а сейчас казалось, что он смотрел на меня. Моя кровь забурлила, то ли от страха, то ли от этого взгляда, но потом, он отвел его и взглянул на Пашкова. Широкая ладонь Николая в очередной раз крепко зажала запястье его жены, отчего она невольно вскрикнула и пошатнулась, но не упала, облокотившись на широкую белую колонну. Николай не растерялся, подошёл к ней и помог твёрдо встать на ноги. — Прошу, извини меня, душа моя, я просто напрягся, — он поцеловал её в лоб и погладил тыльной стороной ладони её по щеке. Она закрыла глаза. Он опять повернулся в мою сторону. Я снова достала цифровик и щёлкнула его. Я тут же стала пересматривать фотографии, но никого из людей на ней не было, было лишь три картинки со старой обстановкой. — Miss Uspenskaya! — по дворцу разносились крики обеспокоенных туристов. Ноги ещё не слушались, и я стояла не знаю сколько времени в этой зале и смотрела по сторонам. Спустя час или даже пять, ноги наконец отошли, и я упала на колени. Везде стояла гробовая тишина. Наверное, уже все ушли. Я вышла из нетронутой залы на совершенно непослушных ногах, куда они меня несли, я не помню, но знаю одно, туристы уже разъехались, а на улице была ночь. Я зашла в пустую гардеробную, взяла оттуда мокрый зонт и пиджак. Посмотрела в зеркало. В отражении была словно не я, а незнакомая бледная девушка с шокированными глазами. Это зрелище ещё больше приводило в ужас. Охранник мирно спал на посту. Я взяла его ключ и осторожно вышла из дворца. Теплый июньский вечер словно обнял меня со всей любовью и, будто шептал: “Успокойся, это не страшно”. Такси я решила не вызывать, грех не воспользоваться случаем и пройтись пешком. Наушники в уши. Лёгкая музыка, как помню, это был Frank Sinatra, тёплый ветер в лицо... Я шла, слегка пританцовывая, наслаждаясь вечером. Сквозь музыку пробился гудок машины и я обернулась. На меня мчалась большая иномарка. Она вертелась словно юла. Я прижалась к каменной стене и подняла руки вверх. Резкая боль пронзила всё мое тело...