Стая

— Рафаэль, правильно? — Медди села рядом с блондином на краю обрыва и свесила ноги. Молодой волк проследил за каждым ее движением. — А здесь красиво, — заметила девочка, рассматривая небо. Затем она повернулась к Рафе и протянула руку: — Я Медди, — представилась она. Парень подозрительно рассматривал ладонь, но пожал ее, пусть и не спеша. Он был весьма подозрителен, но все почему? Потому что он полжизни был один и надеялся только на свои силы. Он был обязан примечать каждую деталь, а теперь у него есть альфа, которая горой стоит за своих бет. — Мар… — Рафаэль строго глянул на девочку, и та решила сказать по-другому: — Маргарита сказала, что тебя можно разговорить, если постараюсь, — сказала она. — Но я не понимаю. Почему ты так защищаешь ее? Почему соблюдаешь субординацию, если она разрешает называть себя кратко? — задала вопросы Смит. Пока более мягкие, а потом можно спросить и то, что можно принять за личное. — Просто… — начал Рафа. Однако он не привык говорить с теми, кто не понимает его с полуслова, поэтому он ненадолго задумался. Но Медди удивило и то, что она услышала голос таинственного Рафаэля, который при первой их встрече повел себя довольно грубо. И она хотела понять, почему он так хватается за Мари. — Маргарита… Она моя альфа… — пытался объяснить он свою позицию, но, наконец собравшись с духом, решил объяснить все своими словами. — Она была первой, кто победил меня в честной схватке, в нашей среде обитания, в природе. Мы не договаривались, мы друг друга даже не знали, но она дралась со мной с полной отдачей. Правда, без жажды убийства. Она первая на моей памяти, кто веселился во время битвы. И… потом я понял, насколько ей было весело. Она была сильнейшей, пусть и младшей. Конечно, она проигрывала из-за неравенства возможностей, но ее память покрывала все. Она помнила каждый выпад, каждый прием, который использовали ее братья. Она даже боролась вместо одного слабака за место в Совете клана и выиграла, но в Совет потом взяли не того, за кого она дралась, а ее саму. Возможно, ты не понимаешь, у вас ведь нет вожака, и стая другой структуры, но альфа — это сильнейший полуволк. Я так считаю. Потому они и могут обращать людей в оборотней — потому что они сильные. Они умеют сдерживаться, знают, что такое ответственность, знают цену времени, знают законы этого жестокого мира. В клане Ригинер меня и мои идеалы впервые поняли. Меня там учили. И учили не только тому, как правильно обращаться — нет, но и тому, чему не учат ни в одном другом клане. Я вырос рядом с той, кого уважал и хотел защищать, на кого равнялся. Но при этом я жил в родной стихии, в лесу. Я охотился, я выживал, я жил. Маргарита была первым моим другом. И пока я не встану с ней на одну ступень по силе, я не решусь назвать ее кратким именем, — говорил он. — Я согласился называть ее по имени в порыве счастья, а на «ты» называть ее стал только потому, что иначе она бы перестала со мной разговаривать. Она обещала. А она никогда не врет, — отвечал парень. — Да, ты прав, я не понимаю этого, ведь у меня никогда не было вожака, — согласилась Медди, зачарованная словами Рафаэля. — А я говорил, — усмехнулся он. — Я думала, ты грубый, — сказала Медди. — Такое впечатление обо мне складывается отнюдь не у тебя одной. Особенно, первое. Потом я, обычно, тихий, несговорчивый, скрытный, странный, чудной, — растягивал слова он, а потом сам над собой засмеялся. Его поддержала и Медди. — А у тебя недавно закончился переходной период, да? — спросил он, но Медди сути вопроса не поняла. — Период после первого обращения. Когда над тобой завладевает внутренний волк, — объяснил он. — Ты так много об этом знаешь… — поежилась Медди, вспоминая, какие проблемы ей доставил этот «период». — А как не знать. Я интересовался, — пояснил блондин. — Ну, так как? Думаю, еще и месяца не прошло. — Ты прав. Но как ты угадал? — с интересом спросила шатенка. — Учуял, — Рафа дотронулся до носа и вдохнул ночной воздух. — Пахнет морем. Поразительно, — восторженно сказал он. — Согласна. Я всегда любила вдыхать запахи, которые мягко щекочут нос, — со смешком сказала девочка. — Да. Запахи — один из даров, данных оборотням… Так вот, а почему вы считаете себя только полуволками? Почему отрицаете тот факт, что вы можете быть и оборотнями? — спросил он, вспомнив вопрос, который всегда задавала себе Маргарита, вспоминая одомашненных. — Ну… Я об не этом думала, но считаю, что мы наполовину все-таки люди, поэтому никем, кроме полуволков, быть и не можем, — туманно ответила девочка. — Да? Вот так просто? Маргарита рассказывала, что в их семье они признают себя оборотнями, потому что могут оборачиваться волками не полностью, да и способны обращать людей, — с охотой рассказал он. — Ну, так там целый клан. У них отдельная история, — аргументировала Медди и увидела, как Рафаэль легонько кивнул. Он был согласен с этим ее утверждением. Девочка собралась и решилась, наконец, спросить: — А… почему у тебя волосы не одного цвета? Я, как не принюхивалась, не смогла учуять никакой химии. Ты не красишься. Тогда почему? — спросила она, вновь смотря в лицо нового знакомого. Впервые она заметила и то, что его глаза золотого цвета. Однако, Смит расценила это неправильно, и когда Рафа повернулся к ней с непонятным взглядом, она поспешила добавить: — Не хочешь, не говори! Я не стану настаивать! — замахала руками Медди. Она и не подозревала, насколько правильный вопрос задала, и насколько неправильно поняла первого бету Маргариты. Парень долго не моргал, пытался понять, к чему это она ведет. «Неужели, он злится?» — пронеслось в сознании Медди, когда она видела, что глаза не меняют свой цвет. — Ты боишься, — недоуменно произнес Рафа, наклонив голову на бок. — Почему? — спросил он. — А ты разве не злишься? — ответила вопросом на вопрос Медди. — Глаза… — А… — протянул Рафа, понимающе покивав. — Они от рождения такие, — показал он на свои глаза пальцем. — Это естественный цвет. А волосы почернели с концов из-за одного инцидента, много лет назад, — спокойно сказал он. — Расскажешь? — пододвинулась ближе к парню Медди, но он не придал этому значения. Даже не посмотрел на нее. — Я уже и не помню, когда это случилось. Но, когда-то, я почти постоянно находился в форме волка. Я был настоящим диким, омегой, и никогда в то время не задумывался ни о чем, кроме силы. Я даже не знал, как выглядел в человеческой форме. — На этом он взглянул на свою ладонь. — Цвет глаз и волос, одежда, кожа абсолютно не интересовали меня. Я был занят охотой, какими-то тренировками, если так можно назвать вечные перебранки между мной и некоторыми самоубийцами. Конечно, я убивал их, и до сих пор почти никогда не оставляю противников в живых. Только если Маргарита прикажет. Кроме того, убийца со столь богатым опытом я в своей стае один. И, обычно, убиваем только мы с Маргаритой. Она не хочет очернять своих бет. Тех, кто до этого не знал убийства собственными когтями и клыками. Так вот, в одну из ночей, проведенных в человеческой форме из-за жаркой погоды, я вынужден был проснуться посреди ночи. Я открыл глаза, но ничего не видел. Я слышал, как в голове раздается смех, злобный хохот, словно злорадствующий. Я понимал, что это не может быть реальным, но так же я осознавал, что это сводит меня с ума. Я помню, как чувствовал, что все тело ужасно жгло. От кончиков пальцев ног и рук и до самых кончиков ресниц, волос. Я помню, что именно после этого кончики волос почернели. В ту ночь я боролся за свое место в собственном теле. Я боролся с волком, который живет во мне, и который настолько близко подобрался к зоне контроля, что мог убить мое сознание и занять место хозяина. Маргариты тогда и в помине не было. Я даже в Англии тогда ни разу не бывал. Я помню, что на тот момент находился где-то на территории Франции — своей родной страны. И… Тем, что лучше всего мне запомнилось, была боль, пережитая в тот момент. Казалось, я долгие дни пытался угомонить внутреннего зверя… А на самом деле прошло всего несколько часов. Не так уж и много, если подумать, — рассуждал Рафэль, когда взглянул сверху вниз на кареглазую девочку с отчуждением смотрящую на него. Она очнулась, увидев непонимающий взгляд золотых глаз. — Прости, — отвернулась Медди от Рафы, пытаясь успокоить сердце. — У тебя есть Ридиан, помнишь? — философски напомнил Рафаэль. Он всегда желал друзей, но ему не нужны были родные, не нужна была любимая девушка. Главное для него сейчас — его стая. Его настоящая семья. Люди, которые приняли его, которых он хотел бы всегда защищать. И он оправданно считает, что ни за что не уйдет из своей стаи. Девочка усиленно закивала, но все еще не поворачивалась. Конечно, она помнила это, но она также не понимала всего значения слов Рафы. — Слушай, а что такое эолас? — поспешила сменить тему Медди. — Не я должен говорить тебе это, — отрезал Рафаэль. — Но почему? — никак не могла угомониться девочка. — Потому, что взрослые волки должны раскрывать секреты стаи своим волчатам, — туманно ответил парень. — Таковы законы моего мира. — Но я уже не волчонок, я волк! — запротестовала она. — Нет, ты еще детеныш. Тебе пятнадцать, но ты совсем недавно в первый раз обратилась. А возраст меряют как раз по прожитым в теле волка лунам. В моем мире тебя бы не воспринимали даже как полноценную личность, — ответил Рафа. — В твоем мире? Мы живем в одном мире, разве нет? — задала резонный вопрос Медди. — Я живу в своем мире, ты в своем. Мир одомашненных совсем другой, несравнимый с миром диких, бывших диких, с миром оборотней из клана Ригинер, с миром бет, с миром тех, кто познал истинную боль. Ты не относишься ни к одним из вышеперечисленных. Ты из одомашненных. Вы совсем другие, — рассказывал мальчик. — Значит, в моем мире, меня могут считать достаточно взрослой? — с надеждой спросила Медди, проигнорировав главное. — Ты не станешь отрицать, что полностью одомашнена? — с подозрением во взгляде уточнил Рафаэль. Он словно объяснил ей некую истину. Медди крепко задумалась. Она совсем не понимала, кто она. Рафаэль знает, кто он. У него есть стая, есть вожак, есть цели и стремления, есть сила, идеалы, авторитеты и многое другое. Он вполне определился во многих отношениях, вопросах. А она? А она даже не думала ни о чем подобном. Она не знает, что ответить Рафаэлю даже сейчас, на простой вопрос. Рафаэля удовлетворило то, что новая знакомая его альфы задумалась над ответом. Конечно, она одомашнена, но не быть же ей собачонкой всю жизнь. Она должна узнать эолас, должна узнать диких, узнать опасность, смерть, охоту и многое другое. И только тогда решать, куда податься. Кем быть — ручной гончей или настоящим волком, прирожденным хищником. Пока она еще совсем мала, чтобы решать подобное, но не это ли хорошо? У нее еще есть время все узнать, проверить и перепроверить правильность своих поступков, найти решение, изменить его и найти истинно верное, чтобы навсегда принять ту или иную судьбу.