КЛЮЧНИК

      — Посмотри-ка все ещё живая, сука! — сказал подвыпивший голос человека, и Каин почувствовал ужасающий силы удар куда-то под ребра, — все не сдохнет, бесполезная тварь, только корми её, дрянь!       — Да брось, Вась, — сказал откуда-то с неба другой, — и вправду убьешь же.       — А пусть помнит, кто тут хозяин! — не унимался тот и потянулся к ремню на штанах, — ща я её научу! — человек вытащил ремень за пряжку и с размаха ударил его по ушам.       Непроизвольный скулеж вырвался из него. «Господи, что это... что это...» — вжимался Каин под ударами в стенку, не понимая ничего, не понимая нового тела, как им двигать, как им воспринимать. Ему хотелось встать и привычно убить этого пьяного никчемыша. Но он с изумлением и непривычным испугом ощущал несравнимо превосходящую силу того. Словно небожитель вдруг оказался этот убогий — огромнейший и непреодолимо превосходящий.       «Как, как такое может быть, где моя сила, да раньше, я бы… я бы такого одним секундным взглядом раздавил, да что это… как это...» — на каждый удар вырывался из кошмарного, оказавшегося его тюрьмою тела скулеж, унизительный, жалкий визг, перекрываемый пьяным человеческим хохотом.       — Вась, Вась, убьешь же скотинку, Вась...       — Не лезь сказал!       Завязалась пьяная драка.       Каин попытался встать, это было сверхтяжело, ему, которому всегда было по плечу все, не требовало в силу его неординарных способностей никаких усилий. И он только беспомощно пополз, конвульсивно дрыгая телом, не понимая, какой куда должно посылать импульс, что бы правильно управлять им. Все, что он мог, это пока огромные, богоподобные люди дрались, попытаться уползти как можно дальше.       Каждое движение причиняло нестерпимою боль. «Я хочу умереть, — похолодев всем собою, начиная понимать, думал он, — хотя бы потерять сознание, ну пожалуйста, хотя бы потерять сознание...». Но его держало крепко, не отпуская из звериного тела, оставляя целиком во власти непереносимой физической боли, во власти и зависимости от людей.       ...никогда еще мир не был таким огромным, и опасным. Он начал бояться, потому что не мог защититься. От жестокости, от зависимости. Постоянная физическая боль сводила его с ума. Но больше всего его мучила слабость. Тот, кто поломал многие и многие судьбы. Сокрушительный, блистательный, беспринципный...       Слабость — была высшим наказанием за злоупотребление силой.       И если ты слаб, беззуб — все клыки тебе повыбивали, а остатки истер сам о стальной трос, на котором тебя годами держали. Если непрекращающуюся боль твою никто не лечил, а, напротив, не обращая внимания на те травмы, что уже есть, тебя все равно били, просто так, и этого не давал избежать тот трос, к которому тебя крепили посредством металлического же ошейника, что застегивался на висячей от двери замок (странная конструкция), не давая дышать. А ты все равно лаял и выл по ночам, пытаясь спровоцировать, чтобы пришли с топором и убили, а ты — рычал скаля и кусал пока еще было чем, чтобы хотя бы забили насмерть. А ты… Любое другое тело развалилось бы давно, только не то, что было тюрьмою, что было клеткой. Любое другое существо не выдержало бы уже, но ты — не сошел с ума, потому что и туда сбежать было нельзя. Ты — помнил все. Сотни, тысяч раз ты проклинал свою вину, и свои поступки. Теперь, познав слабость и боль, ты никогда бы не смог причинить вред живому существу. Ты — уже был не ты. Или… ты становился собой?