ветка сирени.

У Полуниной с подоконника никогда не исчезает маленькая ветка сирени. Пусть это огромный букет, который благоухает и дарит Ларисе хорошее настроение на день грядущий, пусть это маленькая, наспех совранная веточка или просто купленная сирень. Ставить цветы в маленькую, неказистую, исчерченную советской гравировкой вазу – это не привычка. Привычку мы можем контролировать, хоть немного. А у неё это автомат, который никогда не останавливается. Это точно также, когда она стоит в ступоре, видя его новую девушку, или, как она пытается не молчать, оставаясь наедине. Она до сих пор не забыла эту тишину между ними, когда молчание говорило больше, чем миллионы пустых слов. Когда дышалось в разы легче, когда назойливый запах сирени стоял в носу. Она трогает ладонью бархатные лепестки белых цветов – вспоминает. Могилёв, по утрам, в любимый Ларисой май-июнь приносил нежные цветы, небрежно целовал, и, обнимая, заставлял верить, что всё у них получится. Она отвечала на родные прикосновения, улыбалась, и постоянно спрашивала: - Почему сирень? На такие вопросы у Саши не было ответов. Он странно отвечал и загадочно улыбался: - Весна потому что. Лариса лезла маленькими, цепкими пальчиками под футболку Могилёва и что-то сбивчиво бормотала. Тогда она и не могла предположить, что же будет дальше. А теперь Лариса снимает со стены гитару – подарок матери. По привычке трогает струну, которая протяжно пропевает низкий бас, тем самым отвечая Полуниной. Только вот голос струны не был прежним, он был вчерашним. А от вчерашнего дня у неё ни черта не осталось. Она садится напротив распахнутого окна, пристально смотрит на белую, как чистый лист бумаги, сирень и думает, что её жизнь никогда не станет таким же чистым листом – слишком много Полунина делала набросков, слишком. Лара вспоминает, а с чего же это всё начиналось? А начиналось с простого: она приехала в Москву. Когда Полунина приехала в шумную и стремительную Москву, она порядком растерялась. Одна. Кошка не в счёт. Одна. Маленькая, скромная, несчастная. Одна. Без мамы, без друзей, без привычного крепкого плеча рядом… особенно, в такие трудные времена. Одна. Но она же сильная? Конечно, сначала, верно, трудновато, а потом всё сложится – это ведь Москва, город всех возможностей. Пусть сначала было нелегко, но талантливая девушка быстро добилась того, на что рассчитывала. Только вот одно не клеилось – нужно было найти партнёра. Сколько было много разных, тёмных и светлых, высоких и низких, крупных и не очень – Полуниной никто, абсолютно никто не подходил. С этим ей было очень трудно, она танцует парный контемп, а партнёров меняет, как перчатки и ни не единому не доверяет. Могилёв появился неожиданно. У Ларисы от его присутствия не побежали излюбленные мурашки, не появилось состояние вакуума. Он казался ей жутко дотошным, парнем, который считает себя слишком умным и не по годам взрослым. Но она улыбнулась ему. Улыбнулась, как обычно улыбалась. Её губы медленно распускались, словно бутон розы, и приподнятая бровь придавала ей долю волшебного очарования. А потом всё глупо/быстро завертелось. Тот, кого так долго искала Полунина, был найден. У них сходились часто интересы, также находились общие привычки и состыковочки были в их прошлой жизни. Полуниной сидеть на крышах с задумчивым Сашей – в диковинку, но ведь: «риск и атмосфера и…Могилёв», делают своё дело и поддаётся её закалённый характер. Полуниной сидеть на его подоконнике с открытым окном – в диковинку, но ведь «Ларис, пойдём ко мне, у меня есть мята» и непреодолимое желание узнать, а что же там, в его мире творится? Полуниной целоваться под проливным дождём и слушать громкие раскаты грома – в диковинку, но ведь «Полунина, ты необыкновенная» и горячие руки у него необыкновенные. Полуниной играть у него на кровати абсолютно нагой на гитаре и петь тихие напевы Земфиры – в диковинку, но ведь… ведь она тогда уже влюбилась. И она точно думала, что вот оно счастье, что всё дело в том, с кем ты, а не как и где. Что Могилёв – это её самое любимое/невозможное, что с ним она целиком состоит из беспочвенных слабостей. А главное – что он её равносильно любит. Но не всегда бывает так, как хотим мы. И порою даже те, кто был особенно дорог, втаптывают в промозглую грязь и душат аммиачным равнодушием. Также и Полунина. Выстрел – она убита с первого раза и даже его: «Я не хотел, прости» - не смягчают заострившиеся углы. Она сначала глубоко вдыхает, румянец на лице угас, зрачки расширились, пока, почти скрыв радужные оболочки, не превратили её глаза в чёрные озёра. Перемена была столь разительной, что Могилёву стало не по не себе. - Уходи. – единственное, на что хватает её. Ей самой казалось, будто она в самом деле окаменела. Она была так ошеломлена, словно Саша наотмашь ударил её. С тех пор она не играет на гитаре. Но сирень, сирень ставит на большое окно почему-то. Она всё пытается избавиться от его назойливого присутствия, пытается залатать дыры в душе /заткнуть их сиренью/ и, вообще отпустить жалкое предательство. Но до сих пор нос щекочут эти сладостные запахи, до сих пор хочется играть на гитаре и петь родную Земфиру. Ей, конечно, больно. Но при виде его, её медленно расцветающая улыбка достигает своего пика и наивный взгляд Полуниной окрашивает темный отпечаток грусти. И она всё ещё верит в чудеса. И именно поэтому с её подоконника не исчезает сирень.