Страсти по Морозу

Издали - как будто горки, ближе - будто горы тыщей, - вот какие в Нью-Йорке стоэтажные домища, Все дни народ снует вокруг с поспешностью блошиного, не тратит зря - ни ног, ни рук, а всё творит машиною. Как санки по снегу без пыли скользят горой покатою, так здесь скользят автомобили, и в них сидят богатые. Неистовый поэт из России читал свои стихи, как воевал - с ненавистью к миру. Кэтрин лениво наблюдала за ним, уже решив, что сегодня этот безудержный в своих эмоциях мужчина будет с ней. Шел 1925 год. Поэт Маяковский путешествовал по Америке, где нещадно глумился над своей печенью, несмотря на царивший в этой стране сухой закон. Шанель только-только изобрела свое бессмертное маленькое черное платьице, но мода на него еще не успела покинуть Европу. Американец Генри Форд уже поставил изготовление одежды и обуви на конвейер, но истинные модницы шарахались от нарядов фабричного производства. Поэтому ярко бордовое платье Кэтрин с хорошо заниженной талией было пошито личной портнихой, которую вампирша удобства ради обратила еще сто лет назад. Ассиметричный подол, глубокий вырез на спине, обнажающий смуглую кожу почти до поясницы, короткая стрижка - «паж» и конечно же, неотъемлемая часть гардероба - элегантный мундштук, длиною чуть ли не полметра. Держа руку с мундштуком слегка на отлете, пальцами свободной руки Кэтрин задумчиво теребила неизменную нитку жемчуга, без которой в те времена даже из дома стыдно было выйти. Русские вечера на Манхэттене благодаря мрачной харизме поэта Маяковского, который все продолжал бравировать давно вышедшим из моды желтым жилетом, собирали весь бомонд Нью-Йорка. Попасть сюда было неслыханной удачей, поэтому молодой светловолосый мужчина, почти мальчик, привлек свое внимание Кэтрин сразу, как вошел. Тонкий двубортный приталенный костюм, мешковатые брюки, рубашка с мягким воротничком и элегантная шляпа - он был просто писком моды эпохи джаза. Молодой мужчина, почти мальчик, спиной поймал ее заинтересованный взгляд, быстро развернулся и встретился серыми, как небо в дождь, глазами с глазами Кэтрин. Он вдруг улыбнулся ей - приветственно и многообещающе одновременно - и двинулся навстречу легкой, как будто плывущей походкой. - Я Кэтрин, - заговорила она первой, вдруг испугавшись, что этот дэнди пройдет мимо. - Стрибо. - Кто? - Можешь называть меня Чарли… И Кэтрин поняла, что поэт Маяковский уедет из Нью-Йорка живым. Этой ночью ей явно будет не до него. ...Она лежала, абсолютно обнаженная - не считать же длинную нитку жемчуга одеждой - на барной стойке посреди роскошной квартиры Чарли. Он варил кофе, время от времени подливая в бокал Кэтрин мартини. - Значит ты из России? - Да. Приехал на летний всемирный съезд… ммм… специалистов по зимним видам отдыха. Горлопаны, - он покачала головой. Она перевернулась на живот, облокотившись на локти: - И когда ты уезжаешь обратно? - Через несколько недель, - рассеянно ответил он, поставив крохотную чашку горячего напитка рядом с набухшими от долгого секса сосками. - Дорогая, после того, как ты выпьешь кофе, я попрошу своего слугу отвезти тебя домой. - Что? - Кэтрин резко села, скрестив ноги. - Ты выставляешь меня на улицу? Он виновато и в то же время очаровательно улыбнулся, взъерошил мягкие на ощупь - Кэтрин это уже знала точно - волосы. - Скоро вернется моя внучка, - буднично сказал он. - Она не любит, когда я приглашаю в наш дом незнакомых женщин. Такая строгая девочка! - Ты выставляешь меня вон, потому что живешь с какой-то девицей? - хищно уточнила Кэтрин, сдерживая вены. - Ну да, - невинно ответил Чарли, поворачиваясь к ней спиной, чтобы достать еще одну бутылку. - Снегурочка. Я зову ее Гуро, а она меня просто Бо, Стрибо это так устарело… Кэтрин взметнулась со стойки бара легко, без малейшего усилия, она в секунду пересекла разделявшая их расстояние и рванула Чарли за плечо, заставляя повернуться к ней, увидеть ее резко меняющееся лицо. - Дорогая, - поморщился Чарли, - Давай без преображений. Не люблю этих фокусов… Она разорвала его артерии зубами, не дав договорить, и пила и пила его прохладную, освежающую кровь, а он все не умирал и не умирал. Тогда от злости и унижения Кэтрин попросту свернула ему шею. Чарли чуть скривился губами, махнул рукой и достал из воздуха небесно-прозрачный ледяной кол и легко всадил его в грудь разъяренной Кэтрин - на пару сантиметров выше сердца. - Когда сосулька растает, - мило улыбнулся он, - я попрошу своего слугу отвезти тебя домой… Наше время. - Ты не поверишь, но я дед Мороз, или Санта Клаус, чтобы тебе понятнее было. Она смотрит на не него, широко улыбающегося в темном переулке, и вспоминает короткую ночь их страсти почти столетней давности. Слишком короткую. - А девица, с которой ты живешь, называет тебя Бо, - припоминает Кэтрин. - Как я могла все это забыть? - Волшебная сосулька, - неохотно признается Стрибо. - Я не люблю оставлять на хвосте обиженных женщин, тем более вампирш. Поэтому через неделю всякое воспоминание обо мне покинуло твою голову. А моя кровь вернула память. - Ты умеешь стирать память вампирам? - удивляется Кэтрин. Он лишь закатывает глаза, отряхивая рубашку, одобрительно смотрит на по-прежнему белый ворот. - Ты хорошо пьешь кровь, профессионально, даже не закапала, - хвалит Стрибо Кэтрин. Она немного помолчала, припоминая подробности. Оценила минусы и плюсы. Глубоко вдохнула. - Сегодня ты тоже выставишь меня прочь после секса? - напрямик спросила Кэтрин.