Второе я Миро Милехина

Первым, что я увидел, войдя в сторожку лесника, была Марыся, свернувшаяся клубочком на старой кровати и мирно посапывающая под старым шерстяным пледом с изображением звездного неба. Я машинально подоткнул плед, но и этого едва уловимого движения хватило, чтобы потревоженная казачка мигом проснулась и рывком села на кровати, испуганно воззрившись на меня. -Спокойно, Маша, я Дубровский,-усмехнулся я, приобняв девушку за плечи. -Маша? Кто это?-с любопытством и изрядной долей непонимания осведомилась моя гостья. -Не бери в голову,-махнул я рукой, решив, что не стоит шокировать девушку из позапрошлого века известиями о такой вещи как телевизор и уж тем более пересказывать ей сюжет фильма "Благородный разбойник Владимир Дубровский", из которого и вышло в народ сие выражение. -Где ты был?-улыбнулась Марыся, обвивая руками мою шею. Я уже готов был отстранить от себя беспардонную де, как вдруг виски заломило от дикой боли, которая заставила меня помимо воли схватиться за голову, а в мозгу снова и снова заезженной пластинкой звучал тот же восточный мотив, с каждым повтором все больше вводя меня в транс. -Альтан, тебе плохо?!-долетел до меня откуда-то издалека встревоженный голос Марыси. -Нет, красавица, все хорошо,-сквозь затуманенное сознание услышал я собственный баритон, словно бы со стороны наблюдая за происходящим, не отдавая отчета своим словам и действиям. -Альтан... любимый...-прошептала Марыся, впившись страстным поцелуем в мои губы. Словно во сне я упивался ее нежными, горячими губами, гладил Марысю по длинным шелковистым волосам цвета вороного крыла, шептал ей что-то маловразумительное и осыпал все тело лихой казачки жаркими поцелуями, каждый из которых все больше затягивал нас обоих в жаркий омут всепоглощающей страсти. все так же не отдавая себе отчета, я вдруг потянулся к поясу брюк, на котором всегда носил нож отца, и, отцепив холодное оружие, положил его вместе с ножнами на стол, после чего принялся с новой силой ласкать разомлевшую казачку. -Миро! ...Иро...ро....-гулким, многократным эхом ворвался в мои уши такой родной голос, резко выдернувший меня из зыбкого тумана забытья. -Кармелита, я...-я осекся, огляделся вокруг, и, увидев, что лежу рядом с абсолютно изможденной Марысей, наготу которой прикрывают лишь густые смолисто-черные волосы, ниспадающие на грудь, пересохшими губами прошептал: -ты все не так поняла... Моя благоверная несколько долгих секунд молча созерцала открывшуюся ее глазам картину, судорожно глотая ртом воздух, после чего издала короткий нервный смешок, резко перешедший в раскатистый истерический хохот, перемежавшийся судорожными всхлипами. -Что здесь можно не так понять, Миро?! Что, скажи мне?!-заходясь истерикой вопрошала она, гневно сверкая глазами и вдруг схватила со стола столь опрометчиво положенный мною туда отцовский нож, ловким движением освободив его от кожаного футляра. Стальное лезвие клинка тускло блеснуло в свете старой керосиновой лампы, оставшейся в сторожке от прежнего хозяина, заставив меня впервые в жизни невольно пожалеть о том, что в свое время я шутки ради менялся с Кармелитой местами на репетициях, обучая ее премудростям метания клинков. -Кармелита, дэ мангэ чюри*-Выкрикнул я вне себя от ярости и ужаса. -А цыганская кровь позволяет любить, а измены прощать не велит,- покачала головой моя женушка, вскинула руку, нацелившись на меня, но, секунду поразмыслив, молниеносным движением метнула клинок в перепуганную донельзя казачку. -Марыся!-в последний момент я успел закрыть ее собой, оттолкнув чуть в сторону за мгновение до того, как холодная сталь отцовского подарка острой болью пронзила мою грудь. -Миро!-долетел до меня истошный окрик кинувшейся ко мне жены и все по грузилось во тьму.