Ночь — закрывайте двери и выключайте свет. Дети боятся чудищ из шкафа и прочих тварей, которых нет. Взрослые тоже — войны ли, дефолта ли, занесенной руки, но в город уже высаживаются ангелы-штрафники. А. Долгарева
— Эй, Гейб, бросай свою гармошку, хватит киснуть и просиживать штаны! Сегодня в увольнительную, парень! Напьемся в стельку! Гейб тихо посмеивается — всегда веселый славный черный парень. Убирает губную гармошку в чехол, тот — в карман гимнастерки. Отличный джаз — теперь такого не дают. Сыграет на земле. Они идут. Идут, закинув за спины винтовки, автоматы, рацию старого образца. Хохочут, заваливаясь в бар. Перед дверьми Фэлсворт задерживается, скользнув взглядом по темным окнам соседнего жилого дома. Выхватывает пистолет из кобуры, целится и… — Пиф-паф! — говорит он. Серая тень медленно выпадает из окна второго этажа, без звука разбиваясь об асфальт, впитываясь в него. — Опять детских страшил гоняешь, лейтенант? — Морита то ли дразнит Монти, то ли одобряет. Монти спокойно убирает пистолет: — Ну почему не я? Кевин в детстве боялся Бугимена. — Отличный выстрел, сэр, — говорит Гейб, хотя сын Монти теперь сам стал бугименом для плохих парней. — Пошли уже! Они заходят в бар, и Дернье тут же отвлекается на плачущую возле стойки девушку, щебечет и лопочет по-французски, приобнимает ее, подает платок. Та расправляет худые плечики, хотя едва ли замечает Жака. — Хотела в речку, — переводит по привычке Габриэль. Дуган глядит в глаза какому-то ирландцу, подтягивая к себе пинту его «Гиннеса»: — Прости, дружок, но мне это нужней. Одна лишняя пинта много значит. Весь отряд рассаживается. — Давно мы не бывали здесь, а, парни?! Здесь — это среди живых, конечно. На земле. — Выпивка стала лучше, — одобряет Гейб. Он опять достает гармонь и вертит ее, вертит, дает блестеть отполированными медными краями. Дам Дам важно кивает, поднимает кружку: — Что, ребята? Выпьем за тех, кого пока нет с нами? Они всегда сначала пьют за Капитана. Традицию когда-то завели еще живыми и не отступают. — Сколько мы лет болтаемся так? — спрашивает Джим. — Лет шестьдесят, — весело отвечает Гейб. — Я налетел на ножик в пятьдесят четвертом, точно помню. — Если так рассудить, — откидывается Дам Дам на спинку кресла с особой важностью, как он всегда умел, — то это юбилей. За юбилей? Тост звучит дружно. Монти ненадолго отходит обновить напитки, по пути похлопывая мужчину в дорогом костюме за соседним столиком по плечу: — Все это чепуха, поверьте мне, дружище. Лорд Фэлсворт знает, что он говорит. Банкротство и позор на всю семью — да разве это горе, сэр, ну что вы! Банкрот приподнимает голову и позволяет Монти вынуть заряженную дамскую «Беретту» у себя из рук. — Однажды тебя сменят, лейтенант, — Дуган подхватывает у него бутылки и пенные кружки, — ты не обессудь. Так уж сложилось, что старший по званию всегда таскает выпить. Правильно говорю, ребята? Все они смеются. Джим тоже улыбается: — Да уж! Сколько мы думали, что Капитан в раю, а нас, видать, за пьянство не берут! Они смеются снова, снова выпивают: — За то, чтоб Кэп еще семьдесят лет не спешил к нам. — А я вот знал, что в Рай меня не пустят! — Гейб ухмыляется, сдвигает набекрень свою пилотку. — Что там делать черному с такой-то музыкой? Мне еще в детстве было сказано: «Гореть тебе в аду, Габриэль Джонс! Ты будешь там плясать на раскаленной сковородке эти ваши дикие танцы, как все черные!». — И это кто ж тебя? — осведомляется Дам Дам. — Да бабушка моя же! — Так ведь она?.. — Точно! Сама черней души нациста! — Гейб хохочет. Выпивают: «За наших матерей, храни их Небеса». Жак, подошедший к ним в обнимку с несостоявшейся самоубийцей, вежливо усаживает ее рядом с трезвеющим ирландцем, что-то оживленно добавляет. — Жак говорит, он знал, что нас не пустят в рай. Так, говорит, и знал, что мы с Джимом и Баки будем куковать перед Вратами, как олухи. И все переживал, что не добыл нам выпивки, но думал, зная Барнса, что девочки, по крайней мере, будут точно. И что, говорит, вижу? Ни Врат, ни Барнса, ни его девчонок! — А это потому что Баки, — поднимает палец Джим, — пройдоха редкий. Спорю — развлекает он теперь за свои карточки с дамочками хорошеньких чертовок в аду байками. — Пройдоха — это да! — поддерживает Джонс. — Попомните, ребята, не знаю как, а он подзадержался. Без Капитана он ни в ад, ни в рай, ни в наш штрафбат не сунется. — За Баки! — предлагает Дуган. — Чтоб нашелся уже парень! Как Кэп нашелся… Лейтенант, куда? — Прости, капрал, дела, — Монти одергивает форму, — до утра несколько часов, сам понимаешь. Ему кивают на прощанье. Все все понимают. Они сидят и пьют до самого утра. Смеются, травят байки, анекдоты, спасают походя отчаявшихся, слабых и уставших. Жак вынимает у какого-то воришки из кармана острую заточку. Гейб шугает полицию в нужную сторону. Дуган вызывает какого-то мальчишку — до того несчастного, что даже видит их, — подраться на кулачках, ставит ему удар, не хуже капитанского. Они гуляют только до утра. А утром Капитану на задание. Ревущие Коммандос занимают прежние места, берут оружие, хлопают Стива по плечам перед атакой. Много ли могут призраки? У Кэпа никогда не дрогнет твердая рука, вернется щит, его фантомным выстрелом прикроют от врага. Теперь заботиться им остается лишь о Капитане. Когда-то прикрывал прежних товарищей Гейб — в одиночку. Потом встал рядом Морита, принял на себя командование бескрылым их отрядом Монти… Хотя как же? Вот они, крылья — серые и пегие, потрепанные, призрачные, неумолимо символичные, как на эмблеме их отряда — там, тогда, при жизни, на старой куртке Баки, шлеме Капитана… В ходе сражения является Монтгомери. Тимоти смотрит на него, попыхивая сигареткой: — Видел? Как он там? — Плохо, — сквозь зубы цедит лейтенант. — Электрошок, опять чуть не ушел у них с крючка. — Балбес упрямый, — нежно шепчет Дуган. Они не говорят об этом вслух, при рядовом составе. Никогда. Парням не нужно знать, чем стал весельчак Баки. Бой продолжается, и Роджерс побеждает, как всегда. Бредет с поля сражения, поддерживая Тони, опять угробившего новенький костюм, обмениваясь с ним усталыми подначками. — Похож на этого пижона, своего папашу, — чему-то радуется Джим. И тянется достать карточку сына. Его сын — агент Щ.И.Т.а. Как и внук Гейба. Есть им, чем гордиться… Вечером весь отряд сидит на облаках. Не потому, что они там живут или там обитают, — они живут нигде. Но тут красив закат. — Видел полковника, — говорит Дуган. — Скоро «Озарение». Он говорит, это единственный наш шанс. Монти кивает: — Я беру сержанта на себя. Потом только молчат. Недалеко наконец начинает тянуть джаз рядовой Габриэль.Часть 1
16 мая 2016 г. в 13:58
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.