Свинцово-серый

— Опять пиликаешь на этом жалком инструменте для смертных? Сидящий на подоконнике Чжун Ён державший в руках простую гитару из дерева и тщетно пытался правильно настроить её, даже не подняв голову на возглас Рена, своего единственного друга в среде богов. — Вот, — не унимаясь, запыхтел Рен, таща во внутрь полуразрушенной каменной студии гигантскую арфу, — вот истинная музыкальная благодать для богов, соловьиная услада для ушей. Тут тебе и дерево, и резьба, и струн порядка тридцати, прям бери — не хочу! А ты всё прицепился к своей пятиструнке, никак отлипнуть не можешь, будто в сахарном сиропе увяз. Ну и балалайкай на этом своём, для простолюдинов, а я, как истинный бог, возьму арфочку. Надменное молчание друга лишь подливало масла в огонь. Несмотря на попытки сдерживаться, и без того взрывной характер бога Войны всё норовил вылезти наружу да показать себя во всей красе. — Мне её, кстати, сам Гефест сделал! Целых пять дней над ней трудился! Из Греции сегодня утром крылатые мелочи Ники привезли. Конечно же, Рен был неправ. Чжун Ён обожал не только свою «пятиструнку для простолюдинов», как соизволил изъяснятся Бог Войны, напротив — огромный полуразрушенный зал, который когда-то давно являлся самым величественным из всех залов в замке Чжун Ёна, был заполнен гитарами. Пятиструнными, семиструнными, электронными, деревянными, стеклянными, кое-где с потолка свисали даже ледяные и железные инструменты. И что самое интересное, добрую половину этих прекрасных инструментов Гефест сковал собственноручно. Так что Чхве Минки — корейский бог Войны, в простонародье более известный как Рен — в честь убитого им буйвола Рена на заре своей воинской карьеры; был чертовски несправедлив. После кругосветного путешествия Чжун Ёна на воздушном шаре, из всего замка — великолепного сооружения из чёрных и розовых камней — гранита и травертина; уцелела одна лишь комната. Едва нога парня ступила на землю, как он принялся ломать и крушить собственный дом, над которым трудился больше чем четверть века, самолично выкладывая фундамент. — Ты хоть раз слышал крик соловья? Прежде чем ходить и разбрасываться тут и там легендами о сказочном голосе этой птицы, сначала сам внемли его вопль. Тогда и поговорим. Чжун Ён бережно отложил настроенную и готовую к бою гитару в сторону и, покачав головой добавил: — Ходят тут всякие, да лапшу на уши вешают. Начитались китайских сказок, теперь не спастись. Мейнстрим какой-то, весь пантеон подсел на этот чив-чив-чив, который больше напоминает раздражающую сигнализацию. Держу пари, они так матерятся. Не веришь, спроси любого попавшего под руку эльфа. Что до меня, то лично мне карканье ворон — и то больше по душе. Земля будто ушла из-под ног Минки: он смотрел то на арфу, которую держал в руках, то переводил взгляд на друга, изменившегося до неузнаваемости, и никак не мог поверить в реальность происходящего. Изменился не только Чжун Ён, но и он сам. Один нёс несвойственную ему несуразицу, другой творил не менее нелепые вещи. Рен посмотрел на арфу, и впервые задумался о причине, по которой притащил сюда этот музыкальный инструмент. Достойного объяснения не нашлость, и всё что ему оставалось — стоять в недоумении. Ловя витающее в воздухе и с каждым мгновением нарастающее замешательство Рена, Чжун Ён отвернулся к окну и, глядя через битое стекло, неслышно прошептал, ответив на немой вопрос друга: — Небо. Оно свинцово-серое.

***

Полвека назад. — Люди. Они называют небо свинцово-серым. — Чжун Ён неспешно поднял голову и бросил на Рена взгляд, полный боли. — Собственными ушами слышал. — Слова затягивались и, становясь вязкими, застревали в горле. — Не в первый раз. Они сидели на холме у подножия горы Кайлас. Стояла глубокая осень, мокрая погода отпугивала местных жителей и редких как зимние воробушки туристов: огромные хлопья снега, изящно кружась, оседали на землю, застилая его белоснежно-бархатным ковром. — Ну и что? Какое тебе дело до того, что думают люди? Не успел Минки произнести фразу, как тут же пожалел о сказанном: его друг Ён, будучи сыном могущественного бога и смертной женщины, являлся полубогом-получеловеком. И хотя время он преимущественно проводил в обществе богов, это не мешало ему живо интересоваться людьми и перенять от них кое-какие привычки. Любовь к гитарам он приобрел именно у людей, которые как сумасшедшие носились с этим непонятным для Рена инструментом. Честно говоря, последнего люди и их проблемы не интересовали вообще, ровно до тех пор, пока в какой-нибудь точке не вспыхивала очередная война. Привычно считать, что войны — результат раздора, сеяного богами, однако это не так: ответственность за них полностью лежит на плечах человека. Боги могут лишь вмешаться в уже разогретый раздор, но начинать его права не имеют. Сейчас, уставший от очередной битвы между Китаем и Непалом, Минки ничего не хотел слушать про людей, но из любви к другу терпел. Чжун Ён был натурой ранимой и любопытной и любил подолгу размышлять на философские темы. — Как так можно? Это почти… почти что богохульство! Чжун Ён не понимал, почему люди называют небо свинцово-серым. В его понимании небо — легкость, невесомость, олицетворение свободы. Каждый раз, когда он поднимал голову и направлял взгляд на небо, перед его взором открывалась поистине прекрасная картина: расписные облака, подобно камням-самоцветам, переливались всеми оттенками радуги. Ён привык именно к такому восприятию мира в целом и неба в частности. Поэтому такой тяжёлый металл, как свинец, в его понимании совсем не вязался с раскинутым и необъятным небом. — Знаешь, что? Я отправлюсь путешествовать! Лично расспрошу людей, откуда возникли такие ассоциации с небом! С трудом подавив в себе желание вскочить с места от неожиданности и надать хорошую трёпку другу, Минки криво усмехнулся. — На воздушном шаре полетишь?

***

Наше время. Вернувшись в свой замок, Минки ещё в саду швырнул арфу, да с такой силой, что та разлетелась на мелкие щепки. — Джиё-ё-ён. Джи. Ён. Истошный, гортанный крик долетел до его жены — прекрасной богини Любви, и она, оставив рукодельную причёску на своих длинных волнистых волосах незавершённой, испуганно выбежала в сад, посмотреть, в чём дело. — Джиён, — заорал Рен, едва увидев жену, — он сошёл с ума. Совершенно слетел с катушек! С ним что-то случилось в этой поездке. Он сам на себя не похож, талдычит все время о каком-то стальном небе. Да и тон с манерой речи изменились. Я больше не узнаю своего друга. — Зачем так кричать? Я перепугалась! Подумала, ты с Вакхом встретился. Капризный тон красавицы слегка привел в чувство Рена, который развалился на клумбе и неотрывно смотрел на небо. — Это я виноват. — Услышать от Минки слово «виноват» было шоком не только для его жены, но и наверняка для всего пантеона, услышь они его заявление. — Моей идеей было отправить его на воздушном шаре к этим мерзким людишкам. Он метана надышался. — Послушай, может, у него кризис среднего возраста? — Джиён нахмурила брови и задумчиво опустилась на траву рядом с мужем. — Я слышала от подруг, что с полубогами такое бывает. В отличие от нас, они остро ощущают течение времени. — Итак, что мы имеем? Полубог: одна штука, депрессия: две штуки. Голос, раздавшийся из-под земли заставил Минки вздрогнуть, а Джиён вскочить и заорать как ужаленную. — Откапайте меня, я корень мандрагоры, помогу, чем смогу, — услужливо сообщили снизу. — Хватит придуриваться, Локи, — сердито топнула ногой богиня. —Я узнала тебя по голосу! Что ты забыл в наших краях? — Девушку ищу себе. — Локи вылез из клумбы и, стряхнув грязь, зашипел на Рена, который его терпеть не мог. — Ты меня чуть не придавил! Кстати, может, вашему полубожку девушки не хватает?

***

— Давай вон ту, — кивком головы указав на черноволосую девушку, одиноко стоящую на самом краю просёлочной дороги, бог Войны решительно зашагал к ней. И Рен и Джиён сильно жалели, что ввязались в эту авантюру с Локи: опыт показывал, что прогулки с ним ничем хорошим не кончаются. Девушку для друга они могли и сами найти, а вот шляться по непонятным деревням в их планы не входило. Поэтому, меж собой решили побыстрее «найти» какую-либо особу, и успокоив Локи отправить его обратно. — Ты что, с ума сошёл? — Локи внезапно заржал во весь голос, своим гоготом отпугнув мимо идущих крестьян, недалеко мирно пасущихся в траве гусей и даже собственного коня. — Она же косая! — Тише! Услышит же! — Джиён прижала палец к розовым губам. — Она прелесть. Длинные волосы, невинные глаза. Все, как Чжун любит. — А давайте скажем, что она и есть его воздушный шар? Типа соскучилась по хозяину и превратилась в девушку, — тупо хихикнул Локи. Рен ничего не ответил, а Джиён бросила на него один из своих испепеляющих взглядов. — Подойди к нам, дитя, — позвал девушку Рен. — Скажи, как тебя звать? — Мун, — ответила девушка. — Гын Ён из рода Мун. — О, я знаю Мун, — не дослушав, тут же вставил свои пять копеек Локи, — очешуительная деревня! Имбирный эль у них — просто объедение! «В твоём конкретно случае — отпивание, хотя чёрт тебя знает, может эль ты жрешь, а не пьёшь, — призадумался Минки. — Да и вообще, я не прочь бы тебя отпеть, а то лезешь всюду, как муха». — В вине? — Бодрый голос скандинавского бога загремел в сантиметре от барабанной перепонки корейского, который чуть в штаны не наложил свою божественную сущность. — Чёрт тебя дери, совсем забыл, что ты умеешь читать мысли! — Могу, умею, практикую. Претензии? На зелёной поляне, ничего не подозревая, спокойно пасся белый конь. Локи подошёл к нему и, достав из кармана парочку свежеиспеченных галет, которые, очевидно, по дороге прихватил с собой из какой-нибудь французской «bulangéri», как он любил выражаться; и запихнул их в пасть коня, доставая рукой до самой глотки. — Жуй, мой хороший. От наблюдения этой картины Рена замутило. Бедного коня, впрочем, тошнило не меньше. Прикрыв рот ладонью, бог Войны весьма своевременно отошёл на пару метров: несчастного коня вырвало свежей выпечкой и какой-то зелёной мутью непонятного происхождения прямо на локоть Локи. — Неблагодарная тварь! — особо не церемонясь, скандинавское недоразумение вонзило зубы в пышную гриву коня, сначала хорошенько прожевав отдающие медным отливом светло-коричневые волосы, и лишь потом за один присест заглотило несчастное животное целиком, перед этим предусмотрительно вынув собственную руку из пасти. — Пожалуйста, уйди. Мы тут и без тебя справимся. Я боюсь, что ты всю мирную округу распугаешь своими выходками. Наш корейский народ к такому не подготовлен, знаешь ли. — Справимся, справимся, — обрадовавшись, подхватила идею мужа Джиён. — Да пошли вы… — Поддакивающая Мун стала последней каплей, наполнившей несуществующую чашу терпения Локи. — Всегда вы так. Локи, помоги, Локи, придумай, ты же умный, Локи то, Локи сё… Зовете, простите о помощи, а когда я жопу ради вас рву, так сразу «уйди пра-ативный» в унисон. Не нравятся им мои методы работы, видите ли! Гори оно всё! Я — великолепнейший и умнейший из всех богов, не останусь тут и ни на секунду, а то моя ушная сера прокиснет от ваших тухлых голосов! Не звоните мне по крайней мере полвека, глаза мои узреть вас не желают! И закончив свою гневную и абсолютно непонятную тираду, что больше смахивала на бред больного, обиженный Локи вихрем умчался в родной Асгард. — Действительно, нехорошо получилось. Джиён вздохнула и искоса посмотрела на мужа. Взмах длинных чёрных ресниц получился поистине великолепным, и Рен словил себя на мысли, что готов навечно остановить время, лишь бы подольше любоваться той, из-за которой так беззастенчиво бушевало сердце. — Мы его бессовестно выдворили и даже красное словце не сказали. Боюсь, он так просто не упокоится. Войну объявит или ещё что. Пару веков не отстанет, уж точно. — А знаете, что? — Ну конечно! Прогремевший голос вернувшегося Локи никого не удивил: где это видано, чтоб он отступал и так быстро сдался? — Я заберу вас с собой! Будете мне конюшню мыть в качестве компенсации за моральный ущерб! И скандинавское чудо, не внемля жарким протестам корейской божественной четы, на этот раз окончательно исчез, забрав их с собой.

***

— Я всего лишь хотел пошутить. — Удивлённый, что от одной его фразы заварилась такая каша, Чжун Ён обратился к своей давней подруге, с которой познакомился пару лет назад, когда во время небольшой аварии с выбросом метана вынужден был приземлиться в ближайшей деревушке, — А что они от тебя хотели, Гын? Проследив за Реном, который в спешке покинул дом, дабы заверить друга в том, что просто неудачно пошутил, Ён стал свидетелем неожиданных событий, которые сначала привели его в искренне недоумение, а потом в восторг. Сначала он хотел честно рассказать другу о том, что никакого путешествия на шаре и в помине не было, ибо шар заглох через час после полёта, и о том, что всё время он оседал в необыкновенной деревушке на берегу моря, где зарабатывая себе на жизнь тяжёлым трудом, как и всякий обычный человек, наконец нашёл ответ на свой вопрос. После тяжёлых будней, ему самому голубое небо иногда казалось свинцовым. Но альянс Локи и компании, обещал незабываемые впечатления: именно по этой причине Чжун не вмешался в разговор и не сообщил о своём присутствии. — Ты даже представить себе не можешь! — Гын усмехнулась и приметила в уме, что их деревня, должно быть, расположена на особом месте и служит магнитом для всяких богов и прочей нечисти. — Они хотели превратить меня в парашют!