Последнее прибежище

Лондон неизменно притягивает к себе разного рода людей, да и не только людей. Город этот, серо-сизый, туманный и подкопчённый, настолько похож на бездну, что любой прошедший по его улицам пару кварталов, исчезает из поля зрения, будто его и вовсе не было. Конечно, это всего лишь иллюзия, но тем необычней был незнакомец, которого Клара Освальд встречала каждый день по дороге на работу. Они никогда не разговаривали, только кивали друг другу, встречаясь на одном и том же нерегулируемом пешеходном переходе. Она не знала его имени, не знала ничего, кроме того, что этот мужчина носит отвратительные бархатные пиджаки и похож на одного их тех художников, что часто ловят туристов и просто прохожих за рукав, предлагая за пару фунтов нарисовать портрет. И тем больше она была удивлена, когда спустя несколько учебных недель после Рождества, уже ближе к весеннему равноденствию, в школе появился новый завхоз. Представили его как Джона Смита, но сам он просил называть его Доктором. Это был тот же самый человек с перекрестка, только он словно вмиг постарел лет так на двадцать. Ни морщины, ни что-то еще возраст внешний не прибавило, но как-то неуловимо изменился взгляд – что-что, а читать по глазам правду Клара умела. И Доктор этот был отныне крайне несчастен, обижен на весь мир, но больше на себя, но спрашивать «почему» девушка не хотела, да и ни к чему ей это было. В те дни она сама не знала, что такое боль сердечной потери, и каждый обед строила глазки учителю математики – Дэнни. Таинственный незнакомец с момента своего разоблачения перестал быть загадкой для Клары, стал таким же серым, как и все вокруг, и она смело вычеркнула это наблюдение из своей головы до того дня, когда все в школе надели траур и стали шептаться за спиной у юной учительницы, принесшей директору справку от вполне определенного врача. Мистер Пинк погиб под колесами машины, оставив своей избраннице напоминание о себе: ребенка, девочку, убить которую в утробе не поднялась рука. Дети играли во дворе школы, их громкие, визгливые голоса доносились с улицы через распахнутое окно, когда Доктор тихо приоткрыл дверь, просовывая голову в образовавшуюся щель, и тихим голосом спросил, что случилось со шкафом. То был, наверно, первый раз, когда Клара услышала голос этого мужчины после шапочного знакомства в учительской, и её повторно поразили отрешенные, лишенные каких-либо эмоций фразы. – Дверца слетела с петель, – улыбнувшись из вежливости, ответила учительница, но уголки ее рта тут же опустились вниз, возвращаясь к странному выражению вселенской скорби на лице, что бывает обычно только у людей, неоднократно терявших близких. Клара сделала вид, что вернулась к проверке тетрадей, исподтишка наблюдая, как мужчина аккуратно скользнул пальцами по дешевой стенке из ДВП, в которой теперь не хватало довольно большого куска, замеряя образовавшуюся брешь, с философским выражением лица прищелкнул языком и, оставив инструменты на одной из дальних парт, ушел в свою каморку, очевидно, не желая портить кабинет опилками. Девушка страдальчески покосилась на стопку ученических работ, малодушно думая о том, что в декрете ей не придется заниматься такими вещами, а потом опустила глаза вниз – живот еще даже не начинал округляться, так что дети ничего не знали и могли только гадать, почему обычно теплолюбивая мисс Освальд отныне постоянно проветривает свой кабинет, открывая все окна настежь, и обмахивается раскрытой книгой. С каждым новым днем Клара чувствовала, что растущая под сердцем малышка вытягивает из нее жизнь, по капле, по крупице, что она меняет себя на неё. Врачи говорили, что с ребенком всё в порядке, что здоровье позволит Кларе не только родить дочь без проблем, но и завести ещё детей, но с того самого дня, когда Дэнни попал под колеса, Клара знала, что она последует за ним… Стоит только немного подождать. Сопровождаемая глубоким вздохом последняя на сегодня оценка пристроилась под чертой. Теперь можно было и покинуть эти злополучные стены. Бросив беглый взгляд на часы, Клара медленно выползла на улицу, вдыхая загазованный воздух, пропитанный серой пылью. Она равнодушно спустилась в метро, инстинктивно защищая себя почти пустой, но объемистой сумкой, и вышла через три остановки, двигаясь вдоль многочисленных витрин универмага с одной целью – добраться до единственного человека, который не осуждал ее за внебрачную беременность. Спасение это звали Роза. С Розой Клара познакомилась очень давно, когда они обе играли на одной детской площадке. Они даже ходили в один класс, только вот уделом подруги стала работа продавщицей, проживание в одной квартире с крайне любящей скандалы мамой и бойфренд, разыскиваемый за угон машин. Ах да, еще был мальчик Тони, которого девятнадцатилетняя Роза родила неизвестно от кого, ибо на чернокожего Микки – того самого бойфренда – малыш был совсем не похож. – Эй! – вместо приветствия Клару сжали в крепких, таких же удушающих, как пыльный город, объятьях, от которых на какой-то момент вновь вернулось ощущение жизни, но на самом деле это были последние пузыри на воде, оставленные утопающим. Роза не знала про предчувствие, о нем будущая мать вообще никому не рассказывала. – Я был уверена, что ты придешь, специально отложила обед, – перекисная блондинка с непрокрашенными черными корнями радостно улыбнулась, непонятно зачем чмокнула подругу в щеку, оставляя на коже липкий пахнущий карамелью след, и суетливо нырнула вглубь магазина, чтобы отпроситься и через минуту выскочить из помещения, таща Клару за руку к фонтану, который не давал живительной прохлады, а только нещадно пах цветущей водой и пролитым на гранит прокисшим пивом. Мегаполис, обычно безучастный к своим обитателям, словно проникся зарождавшимся нехитрым разговором, запиваемым приторно-сладкой теплой вишневой газировкой из жестяных банок и заедаемым припасёнными сэндвичами. Он заботливо отвел от площади ненужных свидетелей, оставляя двух уже не детей наедине обсуждать один из самых коварных вопросов вселенной: есть ли кто-то еще за пределами этой планеты. Роза, шаркавшая потертыми красным кедами по асфальту, активно жестикулировала, размахивая наполовину пустой трехсоттридцатимиллилитровой тарой, и отчаянно отстаивала право на жизнь инопланетян. Её собеседница, заботливо постелившая на гранитный бортик теплую защитно-зеленую кофту и не достававшая каблуками черных лакированных туфель до мостовой, всячески пыталась убедить подругу, что, даже если инопланетяне существуют, мы никогда не сможем общаться с ними. На ее стороне были и теория относительности Эйнштейна, в которой нет ничего быстрее света, и явления культурных различий на примере тех же индейцев, почти полностью уничтоженных колонистами из Европы. У Клары как у человека с отличием закончившего колледж и преподававшего в школе уже не первый год были козыри в рукавах, именовавшиеся знаниями, но ее подруга была куда более подкована в умении говорить обо всем и ни о чем сразу. Так что неизвестно, чем бы закончился этот спор, если бы где-то за углом не взвизгнула гудком машина. Испугавшись этого звука, Клара подавилась куском непрожеванного хлеба с тунцом и громко закашлялась, тут не помогли даже постукивания по спине. Обед рывком вернулся на свое место в желудке, и Клара тяжело схватилась за живот, силясь отогнать черные пятна, плавающие перед глазами. На секунду в солнечных зайчиках и темных кругах ей померещилось что-то странное, будто сизое от копоти небо раскололось на две рваные части и в глубокой черноте космоса мелькнула рыжая, апельсиново-красная планета. Но приступ кислородного голодания прошел, и все стало как обычно. Серый город, мутный загазованный воздух и измученные орехово-коричневые глаза Розы, с любопытством таращившиеся куда-то поверх макушки собеседницы. В желании выяснить, что же привлекло внимание подруги, Клара обернулась и отчетливо почувствовала, что челюсть ее стремительно падает, норовя соприкоснуться с полом. На скамейке неподалеку от них пристроилась прелюбопытная компания, состоявшая из двух мужчин и поистине гигантского кота, на шею которого была повязана белая бабочка. Шерсть кота переливалась всеми оттенками черного, уходя в какие-то неестественные синеватые оттенки, а сам хозяин этой чарующей шкуры, устроившись на широкой спинке скамейки, вальяжно и размеренно перебрасывал распушенный длинный хвост то на один, то на другой бок, словно следя за игрой двух своих спутников. Назвать незнакомцев владельцами кота язык у девушки не повернулся бы. Между мужчинами прямо на недавно окрашенном, но уже высохшем сидении стояла складная шахматная доска, по всей видимости, крайне дорогая и относительно новая, ее поверхность, набранная из черного дерева вперемешку с незнакомой почти белой древесиной и покрытая прозрачным лаком, неестественно бликовала на мутном Лондонском солнце. Партия, разыгрываемая незнакомцами, уже почти подошла к концу, но это вовсе не мешало рассмотреть самих играющих более чем подробно. Мужчине, пристроившемуся справа, облаченному в белоснежный костюм-тройку и придерживавшему левой рукой аристократического вида трость, норовившую сползти на землю, можно было дать лет сорок, даже сорок пять. Возраст этот еще не проявился ни ранней сединой, ни глубокими морщинами, «гусиные лапки» у глаз и несколько борозд, пересекавших лоб, только добавляли солидности. Он был высок, но не походил на тех франтов-богомолов, которыми часто казались худые и рослые люди. В партии ему достались черные фигуры, и сейчас он с королевским достоинством приложил съеденного белого ферзя к узким губам, скривившимся в саркастичной улыбке, прежде чем отложить его в сторону. Оппонент его был крепко сбитым коренастым мужчиной с неровно обкромсанными рыжими вихрами, и Клара бы не удивилась, если бы увидела на тыльной стороне жилистых ладоней синие наколки моряков, но татуировок у мужчины не было видно, пусть и внешность у него была крайне неприятной – взять, к примеру, тот выпирающий изо рта клык. Одна эта мерзкая деталь словно стирала вмиг все хорошее, что было или могло быть в этом человеке. Ситуацию не спасали стрелки на явно дорогих болотно-зеленых брюках в мелкую елочку и расстёгнутая пуговица на желтоватой рубашке. Конечно, такое навязчивое внимание к своим персонам не могло остаться незамеченным, и один из незнакомцев, тот, чья трость так настойчиво пыталась сбежать, сначала повернул голову в сторону фонтана, а потом и вовсе поднялся со своего места и, чуть прихрамывая, подошел к ним. – Прошу прощения, дамы, – незнакомец вежливо поклонился, и, несмотря на явную вычурность его жеста, казался он более чем уместным, – мы с моими спутниками стали невольными слушателями вашего разговора… Голос мужчины был мягким и довольно тихим, но в нем чувствовалась какая-то вкрадчивая сила. «Аристократ», – подумалось Кларе, смущенно покрасневшей и теперь теребившей уголок своей блузки. «Путешественник во времени», – решила про себя ничуть не выросшая из детских мечтаний Роза и только захлопала глазами, изображая на манер голливудских актрис томную усталость, но на деле это выглядело, будто ей что-то попало в глаз и она силится проморгаться. Мужчина понимающе ухмыльнулся, но ничем кроме этого не выдал, что раскусил эту маленькую хитрость, и, как ни в чем не бывало, продолжил: – Настолько я понял, вы обсуждаете возможность контакта с внеземными цивилизациями. Довольно странная тема для столь юных особ, вы так не считаете? – Ну, не настолько мы уж юны, – отмахнулась Клара, чувствуя, что начавшая сходить краска вернулась на место, – тем более вряд ли нам когда-то удастся проверить, какая из наших точек зрения верна. – Вы так уверены? – саркастично поинтересовался этот франт, чуть склонив голову на бок, и уселся рядом с девушками. – Откуда вы можете утверждать, что пришельцы с куда более развитых планет не живут среди нас? – Они должны выглядеть… – Роза прикусила кончик языка и потерялась, – инопланетно. Зеленая кожа, антенны, ну, на крайний случай, эльфийские уши. – Эльфийские уши? – в чуть кривоватой улыбке мелькнули неестественно белые фарфоровые зубы. – С какой стати инопланетянам эльфийские уши? Я бы сказал, что внешность жителей далеких должна походить на внешность землян. Конвергентное развитие. Это как крылья у птицы и крылья летучей мыши. Разное строение, но результат один. – Так как же, по-вашему, отличить их от нас? – вполне закономерно поинтересовалась Клара, про себя отмечая, что у мужчины, смотревшего по большей части на грязные аквамариновые витрины, один глаз был совершенно черным, в то время как второй был почти изумрудным. «Гетерохромия» – вспомнилась ей статья из какого-то случайно прочитанного в приемной гинеколога женского журнала. Тот же дефект, что и у Бенедикта Камбербэтча, и у Дэвида Боуи, только вот если это выглядит эпатажно и довольно мило у людей, работающих в шоу-бизнесе, то вблизи, в обычной жизни, эти разные глаза были исключительно отталкивающей чертой. Может, именно из-за нее на безымянном пальце незнакомца не красовался вполне обычный аксессуар для мужчин его лет – обручальное кольцо. – Говорят, что в глазах любого существа можно увидеть отголоски первого увиденного им солнца, стоит только присмотреться, – незнакомец подался вперед, будто хотел встать, но вместо этого как-то криво склонил голову набок, сверля колючим взглядом лица своих собеседниц. Спустя секунду он щелкнул пальцами рядом с набриолиненным виском, заставив Розу вздрогнуть от этого нехитрого, но в то же время совершенно неожиданного звука. Следом за этим она вдруг почувствовала, будто кто-то прикоснулся к ее лицу липкими холодными пальцами, заставляя повернуть подбородок навстречу, но, вот незадача, к ней никто даже пальцем не притронулся. «Наверно, капля от фонтана попала», – решила девушка, пока мужчина неотрывно смотрел на нее, изучая. – Вот ваше солнце было теплым, я бы сказал весенним… Да, пожалуй, где-то в конце апреля, числа двадцать седьмого. – Господи, откуда? – недоуменно воскликнула она, перебирая в голове всех своих знакомых, которые могли подстроить такую нелепую шутку, но потенциального насмешника среди них не нашлось. – Нет, я не знаком ни с вами лично, ни с кем-то из ваших друзей, – опередил следующий вопрос джентльмен, – но цвет ваших глаз отливает чем-то средним между золотом и медью. В них нет летнего янтаря. В то время как ваша подруга – дитя ноября. В ее радужке много серебристого инея. Клара возмущенно фыркнула, потому что в ее понимании в кофейно-коричневом не могло быть ничего холодного, но перечить не стала. Мало ли кто как воспринимает мир. – Я думаю, мы обе поняли вашу теорию, но какие же искры тогда в глазах у инопланетян? – насмешливые земные глаза вопросительно уставились на мужчину. – О, это крайне занимательный вопрос, никогда не знаешь, как причудливо сложится свет звезды со светом внутренним, но единственное, что я могу сказать наверняка, так это то, что доверять людям с синими бликами нельзя, в глазах этих скрывается безумие отчаяния. – И часто ли вам встречались такие глаза? – надменно спросила Роза, силясь припомнить всех своих знакомых с голубыми глазами. – Не утруждайте себя, мисс, такие искры встречаются крайне редко, – снисходительно кивнул незнакомец, – но мне приходилось видеть и их. И, что удивительно, такие глаза почти всегда принадлежат женщинам, стремящимся к власти. Они меняют свое личное счастье на благо других и вспоминают о себе только тогда, когда становится слишком поздно… Ваша дочь будет такой, почти как Мэгги, – добавил он, глядя на Клару. Клара опасливо закрыла живот сумкой и едва поборола желание отодвинуться. Чем больше они сидели здесь, тем меньше ей хотелось продолжать разговор, что вовсе нельзя было сказать о Розе, с детской непринужденностью готовой слушать еще и еще этой пустой болтовни. «Он несет дребедень, наверняка шизофреник из какой-то семьи толстосумов, не удивлюсь, если он считает приставленного к нему врача частью своей свиты», – напугано подумала Клара, переведя взгляд на ту скамейку, где терпеливо продолжал сидеть клыкастый, а вот кот уже скрылся из виду. – Уверяю вас, юная мисс, я вовсе не безумец, – мужчина полез в нагрудный карман жилета, выудил оттуда целую кипу одинаковых белых визиток с золотыми буквами и протянул англичанке одну.

«Доктор Теодор Воланд Астрофизик Прага. Карлов университет.»

Под этой надписью с левой стороны скромно пристроились витиеватый адрес электронной почты и телефонный номер. – Экстравагантный иностранец – да, премного увлеченный своим делом – несомненно, но я точно не шизофреник, как вам могло показаться, – теперь не безымянный доктор как-то хитро дернул бровью вверх, когда Клара передала визитку подруге, вполне искренне удивившейся такому раскладу. – Так значит, вы и есть тот профессор, который со следующей недели будет читать курс в Лондоне? – Если вы знаете другого…– начал было мистер Воланд, но так и не продолжил – его взгляд застыл неподвижно на каком-то пятне на другом конце улицы. Пятно это стремительно приближалось и через несколько секунд приобрело вполне женские формы. По направлению к площади быстрым шагом двигалась блондинка неопределенного возраста, взъерошенная и взлохмаченная, и, очевидно, хорошо знакомая доктору Воланду, потому что он приподнял трость вверх, чтобы привлечь ее внимание. Походка новой участницы этой сцены была крайне элегантной, несмотря на то, что шла она босиком, держа слишком легкие для такой погоды босоножки в руках. На секунду Розе даже показалось, что она не дотрагивается ногами до асфальта, а просто парит над ним, придерживая левой рукой норовившую упасть широкополую шляпу из темно-фиолетового фетра, на которой красовалась жуткая композиция из восковых фруктов. Там были и райские яблоки, и вишня, и рябина, а довершали композицию несколько виноградных листьев. Тот самый кот, несколькими минутами ранее наблюдавший за шахматной партией, трусил рядом с ней, словно указывая дорогу. – Добрый вечер, мессир, – обратилась блондинка к мужчине, когда до фонтана оставалось с десяток шагов. – Ты снова ходила к нему? – заботливо поинтересовался Воланд, очевидно, имея в виду кого-то, кого они оба знали. – Да, мессир, – девушка моргнула, и от покорности, наблюдавшейся в начале ее реплики, не осталось и следа. Неотрывно наблюдавшая за сценой Клара едва снова не подавилась: ей померещились в серых глазах синие искры. – Но я не опоздала. – Ты единственная, кто может явиться на пять секунд раньше назначенного времени и считать это большим достижением. – Я не последняя, кто пришел. Еще нет… – Он обещался быть завтра. Возникли проблемы в Нью-Йорке, – спокойно оборвал девушку Воланд. Та в ответ только закрыла глаза и приложила руку к груди, словно отгоняя тупую боль от сердца. – С вашего позволения, мессир. – Ступай, помоги с квартирой, и чтоб не как в прошлый раз, – серьезно напомнил мужчина, и девушка, решительно кивнув, двинулась прочь, по дороге увлекая за собой и важно переваливавшегося кота, и клыкастого, уже успевшего сложить шахматы и теперь тащившего их под мышкой. До слуха добралась лишь одна небрежно брошенная фраза, произнесенная грубым голосом: – Он сегодня в том настроении. В ответ блондинка кивнула. Оставалось только гадать, что эта парочка имела в виду, но придавать этому значение ни Клара, ни Роза не стали. – Простите меня, дамы. Знаете, приезд сюда, пусть и на довольно короткий срок,– крайне хлопотное дело, – произнес доктор Воланд. – Может, вам помочь? – слова слетели с языка прежде, чем Клара успела их поймать. – Вы крайне любезны, я подумаю над вашим предложением. Не хотелось бы вас утруждать, особенно в вашем положении. «И всё-таки, откуда он знает?» – школьная учительница недоуменно свела брови к переносице и еще раз придирчиво посмотрела на живот. Нет, определенно, беременность не должна была бросаться в глаза. – Некоторые вещи достаточно заметны внимательному взгляду, – словно ответил на незаданный вопрос мужчина и, флегматично проводив взглядом удалявшуюся компанию, положил подбородок на сложенные на набалдашнике трости руки, – как бы их ни пытались скрыть. Порыв спасительно холодного предгрозового ветра принес с собой запах канализации, вдобавок подняв тучу искристой пыли, но, когда импровизированная дымовая завеса спала, трио, сопровождавшее профессора, уже пропало из виду. – Так о чем это я? – в зеленом глазе сверкнуло что-то непонятное, хитрое и самодовольное, а вот черный так и остался пустым. – Задушенная воротом церемониального наряда…