Выживший

Осенний ветер трепал деревья с ещё зелеными листьями, крепко держащимися на тонких ветвях. Солнце постоянно пряталось за мелкими тучками, которые, впрочем, не предвещали дождя. Иногда лучи всё-таки пробивались сквозь облака, щедро согревая прохожих и даря последние, по-летнему теплые деньки. Маленький мальчик понуро брел домой, всё время оглядываясь и спотыкаясь. Изредка он поднимал голову к небу, и тогда случайные лучики отражались от треснувших стекол очков-велосипедов. Гарри, а это был именно он, вообще не хотел идти домой. В голове у него царили невеселые мысли, совсем не присущие такому малышу. «Зачем идти туда, где никто меня не любит и я никому не нужен? Сейчас противная тетя Петунья снова будет визжать, и обязательно надаёт подзатыльников, упрекая в том, что ничего не сделано. А почему всегда я? Как же я не хочу возвращаться в тот дом! Правда, я хотя бы не голодный. Два-три дня без еды теперь смогу выдержать. Жаль, конечно, того мужчину, но ведь я так и умереть могу. А тете и дяде по большому счету плевать! Хоть бы они меня вообще не замечали! Я ведь и так всё по дому делаю, так почему я — плохой? Нет, я не плохой! Плохие люди — это те, кто что-нибудь назло делают, а по дому я справляюсь хорошо, значит, я — хороший! Совесть немного мучает из-за того, что мясо украл, но это ведь не просто так — я ведь не баловался, а кушать хотел… Если бы мог я бы обязательно извинился перед тем мужчиной, но он, наверно, давно ушел…» С такими мыслями мальчик добрёл до дома опекунов. И тут опустив голову, он с ужасом обнаружил на футболке жирные пятна от стейка! «Как же я раньше не заметил их? Теперь тетя Петунья точно побьет и дяде пожалуется, а это ещё хуже! Он возьмет свой ремень, и будет долго бить куда придётся. Это больно…» Гарри ничего не оставалось, как юркнуть к колонке за домом и, не снимая, основательно намочить заношенную футболку спереди. Конечно, пятна, сколько он ни тёр, не отошли, но зато их теперь не так было видно. Может тетя не заметит? Глубоко вздохнув, Гарри открыл входную дверь и, предварительно заглянув за неё, проскользнул в дом. На пороге кухни его ждала сердитая тётка: — Явился, бессовестный! Прихожу, дом нараспашку, дела не сделаны, в кухне не прибрано! Ты чего мокрый? Глаза бы мои тебя не видели, уродец! Зачем только я согласилась взять тебя! Сдали бы в приют и дело с концом! Навязали на мою голову ненормального! А всё твои родители виноваты! Были бы нормальными — были бы живы! И тебя бы тут подавно не было! Гарри захлестнула обида и, поднявшись волной, выплеснулась наружу. Он часто заморгал, стараясь не показать, что вот-вот заплачет. Губы у мальчика мелко затряслись, руки непроизвольно сжались в кулаки, мокрая футболка внезапно стала сухой, чего Гарри, конечно же, не заметил. Обида переросла в истерику, ведь ответы на свои вопросы Гарри так и не смог найти. — Сколько можно меня ругать? Что бы я ни делал — вам никогда не нравится, а ведь у вас лучшая лужайка перед домом, самые чистые комнаты и хороший завтрак каждый день! Почему вы меня не любите? Что я вам такого сделал? Ведь все приказы я выполняю точно, как вам надо! А вы — даже хлеба простого не даете, постоянно сухари только! Обновки только у Дадли! А я… А я чем хуже? Я тоже хочу новую одежду и игрушки! — Гарри разошелся не на шутку, и даже страх ушел, уступая место злости. — Как вы так можете? Моя мама была вашей сестрой, а вы постоянно про нее плохо говорите и злитесь на любой мой вопрос! Я больше не буду вашим рабом, можете меня убить, мне так даже легче будет, хоть не будет так больно! И родителей увижу! Не сдерживая больше слез, Гарри разревелся в голос и убежал в чулан, громко хлопнув дверцей. Упав на свой ненавистный матрац, он обнял подушку и, тихонько подвывая, сжался в комочек. Теперь ему было все равно. Даже смерть лучше, чем такая жизнь! Слезы никак не хотели кончаться, Гарри трясся как заяц, за которым гонится лиса. Но, что сказано — не вернуть. Теперь осталось только ждать. Петунья Дурсль так и застыла на пороге кухни, приоткрыв рот и даже не найдя что сказать в ответ племяннику. Она была ошеломлена такой пламенной речью. Петунья смотрела в зеленые глаза Гарри, в точности как у Лили, но полные обиды и злости, и впервые за четыре года задумалась о том, как они действительно относятся к мальчишке. Лили очень часто доставала её в детстве, и когда оказалось, что Лили — волшебница, Петунья, до этого терпевшая её выходки, стала откровенно злиться. Каждая танцующая чашка, каждый жук, найденный в одежде иди еде, только прибавляли ненависти и агрессии по отношению к Лили. А та, будто не видя этого, хохотала и продолжала подшучивать над старшей сестрой. Да, Петунья завидовала! Причем завидовала той легкости, с какой решались бытовые проблемы. В то время как ей приходилось часами отмывать полы или ванную комнату, Лили было достаточно махнуть палочкой и все блестело через секунду. Конечно, это произошло не сразу. Лили показала свои умения только на седьмом курсе, когда было можно колдовать на каникулах. Зато перед родителями она долго выпендривалась, склеивая разбитую посуду, восстанавливая потрепавшиеся башмаки и взмахом палочки очищая забрызганную плиту. Вот бы и Петунья так могла! Но судьба распорядилась иначе. Петунья не была волшебницей. И выйдя замуж, предпочла забыть о том, что у нее есть сестра. Через два года она узнала, что Лили с мужем погибли. Никто не сказал как, когда и почему. Просто однажды, она нашла на пороге собственного дома корзинку с ребенком и короткой запиской. Будто мало ей было всех этих издевательств, так теперь ей придется вновь жить с волшебником! Мало того, его придется растить, а значит, сталкиваться с его стихийными выбросами! И Петунья поклялась, что Гарри никогда не узнает своей истинной природы. Они с Верноном выбьют из мальчика его «ненормальность». Но теперь, спустя долгие четыре года, Петунья опомнилась. Сестра давно мертва, а она издевается над мальчишкой, как стерва какая-то. Наверно лучше будет его вообще не замечать. Кормить его так же обильно, как и своих мужчин, она не собиралась, но комнатку выделить, да стакан сока с бутербродом могла обеспечить. Да и магический выброс тоже не остался незамеченным. Футболка, насквозь мокрая, высохла за миг. Надо немного помягче, а то как бы хуже все не стало. И Петунья ушла наверх уговаривать сыночка убрать свои игрушки со второй спальни, которая могла в себя вместить только шкаф, кровать и небольшой стол. После целого часа воплей Дадли, ей, наконец, удалось отстоять свою точку зрения, и она ещё пару часов убирала сломанные игрушки и старые изорванные детские книжки, освобождая место для Гарри. Вечером, после ужина, Петунья решила поговорить с мужем об отношении к мальчику. Тот, конечно, был не особо рад, но все же согласился. Так и было решено — просто не замечать неблагодарного паршивца, который, как бельмо на глазу, напоминал о том, что так хотелось забыть.

***

Наутро Гарри проснулся сам, что было очень непривычно. Лежа на зареванной подушке, он прислушался. Никаких звуков не было. Никто не стучал в дверь, никто не орал диким голосом, что завтрак не приготовлен. Не топали по лестнице, не хлопали дверями. В доме стояла абсолютная тишина. Первой мыслью Гарри было то, что его желание исполнилось, и он умер. Тогда почему он все ещё в своей каморке? И ничего не болит. Никто не ругается, что он проспал?! Странно все как-то. Надо проверить, вдруг, что-то случилось. Мальчик потянулся к полкам над головой. В какой бы он истерике не находился, про очки он ни разу не забывал. Вот и вчера, автоматически положил их на полку с чистящими средствами. Без очков Гарри очень плохо видел, да и в них тоже зрение улучшалось не ахти как, но всё-таки окружающее он видел получше. Осторожно приоткрыв дверцу чулана, мальчик, стараясь не дышать и не шуметь, прошел на кухню. Никого. Тогда он пошел в гостиную. Может они там, просто разговаривают тихо? Хм, тоже никого. Интересно, что произошло? Гарри решился на осмотр спален на втором этаже. Первая комната дяди и тети была пуста. Вторая — спальня Дадли была закрыта на замок. Гарри поглядел в замочную скважину. В комнате царил бардак, но кузена там не было. Тогда мальчик прошел ещё и взялся за ручку третьей двери. Маленькая спальня, которая несколько лет служила кладовкой для игрушек Дадли, которые тот ломал с завидным постоянством. Но, так и не открыв, с удивлением посмотрел на маленькую табличку, прибитую выше уровня глаз. «Комната Гарри». Он не поверил своим глазам. Читал он ещё плохо, но имя свое знал. И тут снизу донеслись звуки: хлопнула входная дверь, по полу что-то застучало, заскрежетало. У Гарри сердце ушло куда-то вниз, в висках зашумело. Он опрометью слетел с лестницы вниз и, сумев остаться незамеченным, кинулся к себе, по дороге успев отметить какие-то продолговатые коробки в прихожей. С кухни доносились голоса дяди и тети. Видимо кузен был в детском саду. Осторожно выглянув из чулана, он понуро поплелся в кухню, ожидая чуть ли не смертного приговора за вчерашнюю выходку. Дядя Вернон молча покосился на мальчишку и продолжил пить кофе, который тетя только что сварила. Тетя стояла около плиты и холодно глядела на Гарри. — Проснулся, наконец? Сегодня ты переезжаешь. Мы решили выделить тебе комнату наверху. В коридоре кушетка, тумбочка и стол. И не радуйся, они не новые. На соседней улице с утра гаражная распродажа, так что все обошлось почти даром. — Тетя поджала губы и продолжила. — Собери свои вещи в чулане. Потом поможешь поставить мебель Вернону. С их стороны это был подвиг. Обустроить комнату племяннику, чтобы потом вовсе не замечать его. Но Петунья решила, что такая маленькая жертва окупит прежнее обращение с мальчиком и постаралась приглушить в себе все чувства к нему, как положительные, так и отрицательные. Миссис Дурсль решила прикупить дешевую и старую мебель, чтобы не тратиться на новую. А Дадлику они потом купят новый шкаф для новых игрушек. И всё будет хорошо.

***

Маленькая комната вместила в себя всю мебель, которую в полу разобранном состоянии привез дядя Вернон. Он долго пыхтел с электрическим шуруповертом, но наконец, собрал кровать и стол и, ворча, вывалился через тесный дверной проем. Старый шкаф справа от входа они оставили Гарри. У шкафа скрипели дверцы и не закрывались до конца, как будто нечто изнутри пыталось вырваться наружу. В шкаф как раз поместились обноски Дадли, которые именовались «вещи Гарри». На стол Гарри положить было нечего, поэтому пока он стоял пустой, почти под окном у правой стены. На кровать, установленную справа между столом и шкафом, Петунья выделила старые, потертые простыни, и тот самый продавленный матрац, но Гарри был безумно рад и этому. Хотя показывать не собирался. Как-никак, и за это могут наказать. Или что еще хуже, отобрать и отправить обратно в чулан. А этого мальчик не хотел. Совсем не хотел.

***

С того дня Гарри игнорировали. Не давали никаких дел, но и не кормили, как нужно кормить мальчишку пяти лет, с его неуемной энергией. Гарри было мало остатков того, что готовила тетя для своих мужчин, как она говорила. Он всё время мечтал наесться и заснуть на сытый желудок. Но по крайней мере упреков, криков и подзатыльников в свой адрес он больше не получал. И на том спасибо. Пару дней Гарри выжидал. А вдруг отношение опекунов изменится и снова станет прежним? Что тогда? Сбежать из дома? Нет, так нельзя. Они ведь единственные родственники. Да и комнату мальчику выделили. А комната такая большая! Чулан по сравнению с ней намного меньше! А тут и собственная кровать на ножках, хороший деревянный стол, тумбочка с тремя ящиками в изголовье постели и нормальный шкаф. О таких богатствах, принадлежащих только ему, Гарри и не мечтал. Да и бутерброд со стаканом сока, что давала тетя Петунья, был гораздо лучше сухого хлеба и прокисшего молока. Это конечно не горячее мясо, но хоть желудок больше сильно не урчит. Да и дел по дому тетя больше не стала давать. Тогда Гарри решил: раз ему дома по большому счету делать нечего, отправиться по городу — погулять и поглазеть на прохожих. А если удастся, покушать горячей пищи. Таким образом, каждое утро, когда все уходили: дядя на работу, тетя в детский сад — оставить Дадли, а потом на посиделки с подругами — делиться сплетнями, Гарри ускользал из дома. Он решил, что если Дурсли не обращают на него внимания, то и ему можно уходить, когда захочется, и наказания не последует. Гарри исследовал город. Ему нравилось смотреть на узкие улочки с аккуратными лужайками, сидеть на берегу небольшого озера, наблюдая за лебедями, рассматривать людей, проходящих мимо. Вот и сейчас, он сидел на скамеечке, с интересом смотря по сторонам. Кто-то на ходу читал книжку или газету, кто-то шумно проезжал на спортивном велосипеде, степенно прохаживались пожилые пары, опираясь на тросточки. Гарри жмурился от солнца, краем глаза следя за окружающими, и впервые был доволен жизнью. В одну из прогулок, Поттер забрел в самый конец города и остановился у большого, трехэтажного здания, с огромной вывеской над входом. «Би-б-ли-о-те-ка», — прочитал он. — «Интересно, там есть такие книжки, как у Дадли? С картинками, красивые и гладкие. Может спросить? А вдруг меня выгонят? Но ведь за один вопрос меня не побьют и не поругают? Надо попробовать, тогда точно буду знать». С этими мыслями Гарри поднялся по ступенькам и толкнул массивную деревянную дверь. Зайдя внутрь, он оказался в просторном, и довольно прохладном, холле. Пол был выложен разноцветными плитами, которые образовывали круги, напоминавшие тётины розы. Стены были завешены разными портретами и веселыми картинками, а в углах стояли небольшие деревца. С холла вглубь здания вел небольшой коридорчик, пройдя который, Гарри оказался в огромной комнате. Увиденное заставило его рот открыться, а глаза — заблестеть. Большое помещение сплошь заставлено высоченными шкафами, и, даже подняв голову, нельзя было увидеть верхних полок. Слева стояло несколько одинаковых столиков со стульями. На каждом столике горела лампа. Мальчик так зачарованно глядел на множество книг, что даже не заметил пожилую женщину, сидящую за стойкой в самом центре этого великолепия. — Мальчик! Мальчик! Ты что там стоишь? Иди сюда. — Негромко позвала она. Гарри огляделся. В холле он был один. И, тем не менее, спросил: — Это вы мне? — Тебе! Иди сюда! — Гарри подошел поближе. — Ты что-то хотел? — Д-да, я хотел… — Поттер почти что шептал, но старушка его услышала. — Хотел книжки посмотреть… — Как тебя зовут? — Г-Гарри… — Меня зовут Элис Грант. Можешь называть миссис Грант. Какие книжки тебе интересны, Гарри? — Такие, с картинками, как у кузена Дадли, миссис Грант. — Гарри понял, что про кузена он зря сказал и прикрыл ладошкой рот, сжимаясь. Женщина поманила его еще ближе и, вытащив потрепанную книгу сказок, положила перед собой: — Можешь сесть за любой столик, — она махнула рукой влево. — И посмотреть. Только не забирай с собой. — Хорошо! — Обрадовался Гарри, но сорвавшийся тонкий голос выдал его волнение. Он бережно взял книгу и пошел к столику, удивляясь, что его не выгнали и даже книжку дали посмотреть. А на самом деле, миссис Грант увидела восторженный блеск в глазах мальчишки, когда тот вошел, и не взирая на его потрепанную и заношенную одежду, решила поступить так, как подсказывала ей совесть.