Над Парижем сгущались тучи

Ледибаг остановилась на подоконнике, бросая короткий взгляд в бездну за спиной. Она не могла никого винить, а тем более дурацкого Агреста, что начал сводить её с ума всё больше и больше с каждой новой отвратительной выходкой. Порой ей казалось, что следовало бы всерьез задуматься о своём психическом здоровье, в конце концов, посетить психотерапевта, быть может, тот прописал бы ей какие-нибудь таблетки для дурных божьих коровок с помутневшим рассудком. Маринетт была дома и, наконец, могла думать обо всём и могла принимать себя такой, какая она есть, а не эту фальшивую общественную маску самовнушения. Она могла открыто признавать и кричать в пустоту, что ей сносит крышу только от одного бывшего одноклассника до сих пор, даже после того, как содержимое её бокала оказалось у того на макушке. Даже после того, как она целовала его словно последняя проститутка. Она спрыгивает с подоконника на деревянный пол, на мгновение комната озаряется розовой вспышкой, трансформация спадает, а Маринетт отмахивается от Тикки. Привычное состояние вновь окутывает её целиком, к горлу поступает ком, и брюнетка быстрым шагом направляется на кухню, захлопывая дверь перед самым носом красной квами. И ей не нужно догадываться, что талисман, при желании, сможет преодолеть любую дверь, однако Тикки знает, что сейчас лучше не навязывать своё общество хозяйке. Дюпен-чен давит в себе очередной всхлип, давая волю бесконечному потоку слёз, она достаёт красную коробку из верхнего шкафа, медленно сползая по стенке, пока пятая точка не касается пыльного паркета. Маринетт неразборчиво шепчет в пустоту, сетуя на всё: на свою нескладность, на талисман, на коллеж, на свою глупость, на Адриана, на Алью, на небо, которое позволило ей остаться. Прозрачная крышка от коробки отлетает в противоположную стену, а Мари, на мгновение замерев, подносит руки к ушам. Она потерялась. Серёжки-гвоздики летят следом за крышкой. Ей надоело. Галлюциногены позволяют ей гладить одного Чёрного Кота и выписывать на полях тетради имя Агреста, окружённое сердечками. Она вновь уничтожает акум, стоит среди миллиона белых бабочек, забвенно смотрит на своего напарника, тонкими пальцами, облаченными в красный латекс, касается его контуров. Он есть. И он поможет. Снотворное позволяет ей игнорировать навязчивые стуки в дверь, вырисовывает на её бледном лице довольную ухмылку; глаза закрываются. Она больше не плачет, ведь ей снова 15. Однажды он сказал, что Вселенная создана именно для того, чтобы она увидела её своими глазами. Антидепрессанты дают ей стимул бежать дальше, дальше спасать беззащитных парижан от Бражника. Забыть о своих проблемах, действуя во благо мира во всём мире. Вокруг них - бездна. Но порой она перебарщивает.