Эгоист

      В первый раз мы встретились в душном холле давно обветшалой, больше смахивающей на хоспис больницы.       Ненавижу подобные заведения, и если бы не продюсер, буквально проевший мне всю плешь за последние три дня, ни за что не появилась бы.       Раньше всем было плевать, на что у меня есть аллергия, а на что нет, какая у меня группа крови и есть ли какие-то заразные болячки. Да даже если бы я посреди съёмки концы отбросила, это вряд ли бы кого-то сильно расстроило.       Раньше я была всего лишь дешёвым бонусом на один раз вздрочнуть для прыщавых подростков, и перед съёмками максимум, что меня ждало, — дешёвая косметика и тряпки из комиссионки: для никакущих сюжетов в картонной коробке — самое оно. Но чаще всё же был просто грязный — далеко не в хорошем смысле — трах.       Но теперь всё по-другому. Теперь я подписала контракт и официально продалась одной считающейся вполне годной студии, которая пиздец как трясётся над своими наверняка застрахованными на нефиговую сумму членами. Они засовывают их только в лучшие дырки и снимают ролики высшей категории, отвечающие любым вкусам привередливой аудитории.       Квалификационную проверку я прошла давно, оставалось лишь документально заверить качество.       Именно поэтому после бессонной ночи, не евши как минимум сутки, с проколотыми в обеих руках венами и саднящим чувством между ног, я была далеко не рада столкнуться с непонятным типом у самого выхода.       И уже готова была вылить на него весь тот ушат дерьма, которое переполняло меня изнутри, но, подняв взгляд, только и смогла что тупо стоять и, как рыба, то открывать, то закрывать рот, до сих пор перемазанный яркой помадой с последней съёмки.       Мутные, как будто в плёнку завёрнутые глаза с бензиновым пятном радужки смотрели куда-то в пространство; складывающаяся, поделённая на секции металлическая трость, с оглушительным грохотом ударившаяся о стёртый кафель, валялась у моих ног. Парень, на вид лет двадцати-двадцати трёх, изо всех сил пытался сохранить равновесие и бормотал невнятные извинения.       Вот вроде ничего и не сделала: просто, вперившись в экран телефона, пытаясь неработающим мозгом понять, когда следующая съемка, впечаталась в него, но ощущение было мерзкое, как у последней суки.       Может это потому что он слепой. А может потому, что после столкновения на серой водолазке алел след от помады, и вкупе с его невинным, ангельским видом это выглядело так, будто я его испачкала. Куда больше, чем обычное пятно на одежде.       Наверное, именно поэтому вместо того чтобы просто пройти мимо, сделав вид, что ничего не произошло, я сама подняла трость и вложила ему в руку.       Наверное, именно из-за благодарной улыбки, засветившейся на его лице, проводила до нужного кабинета.       И дождалась, пока он освободится, чтобы, наплевав на всё, начать бессмысленный разговор, именно потому что мне уже очень давно никто так не улыбался. Искренно, мягко. Чисто.       Одного до сих пор не могу понять: как я умудрилась вляпаться в то дерьмо, что последовало за этой случайной встречей?

***

      Я уже очень давно перестала верить в то, что ты нужен кому-то, кроме себя самого. Годы забитого существования с матерью-истеричкой, всё время зависающей в больничках, и отчима-алкаша, зарплата которого равномерно делилась на покупку очередной дозы спиртного и оплату медицинских счетов, рано и очень убедительно дали мне понять, что ничего не будет хорошо.       По крайней мере, пока ты сама не начнёшь двигать задницей, ради того чтобы это «ничего» вообще было.       И я начала. Лет в шестнадцать, в богом забытом клубе на окраине города, где хозяину было наплевать на твой возраст, главное — чтобы сиськи и жопа были на месте, слюнявила шест какое-то время. Без особых успехов, ведь слух у меня отсутствовал напрочь.       Я брала внешностью и артистичностью. Они у меня были хороши настолько, что спустя где-то год вслед за приватом для одного из особых клиентов последовала и первая «проба».       Это было совсем не так, как описывают обычно в сопливых романчиках или же показывают в дешёвых боевиках. Меня никто не заставлял, скорее наоборот, это я всячески способствовала тому, чтобы «тот самый мужчина за барной стойкой» меня вызвал в комфортабельную вип-комнату и поимел.       И не прогадала. По крайней мере, так я думала тогда. Секс был отвратительным, несмотря на все его мускулы и браваду, но зато за ним последовало и первое предложение сняться в ролике.       Раз за разом, партнёр за партнёром я понимала, что эта работка как раз по мне. Почти то же самое, что шлюха, но только платят тебе в разы больше и даже есть возможность стать знаменитой, хотя к этому я никогда не стремилась. И танцевать не надо.       В итоге в восемнадцать лет я махнула «любящим» родителям ручкой и съехала. Пускай в грязную и крохотную, но свою дыру. Там не было пьяных воплей отца и попыток — безрезультатных, так как алкоголь оставил свой след на его «мужественности» — зажать меня в туалете или собственной комнатушке. Там не было матери, которая, выписываясь из больнички на две-три недели, снова срывалась, и знакомая — кажется, я их всех уже успела выучить — бригада снова забирала её в обитель мягких белых стен.       Стало больше работы. Теперь продюсеру не надо было врать направо и налево о том, что я совершеннолетняя, и для меня начался карьерный рост «на износ».       Когда поистрепалась «первая свежесть», в ход пошли костюмы медсестричек, полицейских, собачек на поводке, тигриц — кем я только не была. И уже даже не вспомню, сколько раз имитировала оргазм: среди всей этой братии надувных членов в хорошем смысле выделялись один-два от силы. Но и они, как оказалось, в жизни больше любили развлекаться в обществе друг друга.       До сих пор не могу понять, насколько ж резиновым надо быть, чтобы помимо работы лезть ещё к кому-то в койку? Мне, даже без особого удовлетворения, этого дерьма хватало с лихвой.       Как и людей вокруг в принципе.       По крайней мере, так я думала до встречи с ним.