Случайность

Тихо произнесённое «Тактус*», скрип отодвигающегося портрета и тепло родной гостиной. Несколько студентов, кажется, третьего курса у зажжённого камина, обсуждающих предстоящие итоговые экзамены. Обернувшись у самой лестницы, проверяя, не смотрит ли кто, близнецы в один голос произнесли заклинание и бегом поднялись в спальни для девочек. Комната пятого курса была небольшой – круглая башня, накрытая, словно колпаком, разрисованной изнутри крышей. Должно быть, эти каракули были здесь уже давно: некоторые из набросков выцвели и наполовину стёрлись. Видимо, какие-то студентки в прошлом решили, что спальня скучновата, – кое-где появлялись инициалы, обычно выведенные забавными буквами. Аккуратно заправленные кровати и парочка уж больно девчачьих тумбочек (у Джорджа мелькнула мысль, что они принадлежат Лаванде и Парвати). Не составило и труда догадаться, где были вещи Гермионы – всё сложено по системе, и царил идеальный порядок. Книги, выстроенные ровной стопкой, несколько листов пергамента, чёрные резинки для волос и свёрток из "Сладкого королевства" – всё лежало таким образом, что создавалась своеобразная схема, между фрагментами которой проходили маленькие дорожки. И пока брат разматывал клубок бечёвки (пришлось немного потрудиться и выяснить, как мстят магглы), Фред начал исследование прикроватной тумбочки. И первым, что попало в его руки, стала... книга в светло-зелёной обложке с надписью «Алхимик», Пауло Коэльо. Пальцы осторожно прошлись по тиснёным буквам. Обложка была слегка шершавой, но приятной на ощупь. Ни одной загнутой страницы, ни закладки между листами. И – лишь только он бросил том на кровать – небольшой кусочек пергамента. Тонким гермиониным почерком на нём было выведено: «Что случилось однажды, может никогда не повториться снова. Но то, что случилось два раза, непременно случится и в третий». Бам. "Что случилось дважды..." И снова Фред мысленно вернулся на празднование победы. В совятню. Мерлин, ну сколько можно это вспоминать? Пора бы уже образумиться и понять, тебе должно быть н а п л е в а т ь. Совершенно, тотально, исключительно плевать. Жаль, что это не так. Уизли смотрел на бумагу невидящим взглядом и обводил подушечками пальцев слова "непременно случится". Появилось какое-то странное гнетущее чувство, вызывавшее почти физическую боль где-то под лопатками. Всё, чего ему хочется от этой Грейнджер, — чтобы она злилась на них как староста из-за новых товаров, чтобы они виделись в Норе по праздникам, чтобы миссис Уизли вязала ей фирменный рождественский свитер, каждый раз спрашивая у всей семьи, какую букву выбрать*, чтобы Рон говорил о её глупых привычках и том, как они поссорились на этой неделе. Чтобы всё стало по-прежнему. Чтобы всё снова было, как раньше. Чтобы он больше не чувствовал себя виноватым и растерянным. Чтобы это трижды проклятое ощущение необходимости её присутствия исчезло раз и навсегда, сгинув из его мыслей, его головы и, главное, сердца, потому что, чёрт возьми, он больше не мог скрывать эту тупую потребность ото всех вокруг, говоря, что ему всё равно. — Ну, что там? — слова Джорджа с треском вернули в реальность, переключая внимание на происходящее. Фред отрицательно помотал головой и вопросительно глянул на близнеца. Всё было готово. И тут на лестнице отчётливо послышались чьи-то торопливые шаги. Быстрее задернуть алый полог и скорее спрятаться за шторами. "Только бы не заметили" – единственная мысль. Дверь распахнулась, и в комнату вбежала Браун. Девушка замерла, заметив полностью скрытую постель Гермионы, и на секунду помедлила. Она осторожно подошла к своей кровати и достала что-то из тумбочки. Поднявшись, протянула руку в сторону полога и… близнецам повезло, что кто-то нетерпеливый внизу закричал "Лаванда! Спускайся!". Голос был похож на голос Дина Томаса, и Уизли ещё никогда не были настолько благодарны этому парню.

***

— Гермиона, ты видела объявление? — вопрос Рона прорвался сквозь завесу мыслей и вернул в шумную вечернюю гостиную. — Интересно, почему они не предупредили сначала нас? Мы же старосты, как никак. — О чём ты? — устало вздыхая, отодвинула таблицу по Трансфигурации, совершенно не замечая, как Гарри подглядывает в её записи. — В эти выходные будет последний поход в Хогсмид. Дамблдор решил дать нам день отдыха перед оставшимся месяцем учёбы. Я хочу сливочного пива! — Уизли довольно улыбнулся, потягиваясь и откидываясь в кресле. Уголки губ Грейнджер на мгновение приподнялись: она действительно нуждалась в возможности слегка передохнуть. Внутри уже растекалось солнечное тепло при одной мысли о крепком сне в субботнее утро, хорошей майской погоде и отсутствии рядом отталкивающих людей. Предвкушение захватило с головой, и Гермиона с легкостью могла представить, как они зайдут в "Сладкое королевство" за сахарными перьями, клубничным воздушным мороженым и порцией молочного шоколада, как забегут на почту только для того, чтобы выбрать самую смешную сову, как посидят в "Трёх метлах" за столиком у окна и насладятся днём без остатка. В голову пришла мысль о том, что она ждёт этого дня в Хогсмиде так же, как в детстве ждала семейных походов в кино или кафе: семья Грейнджер раз в месяц стабильно выбиралась из дома с целью провести вечер как можно веселее и приятнее. Золотому Трио определённо был необходим этот выходной: Рон недавно получил нагоняй в виде письма (слава Мерлину, что не громовещателя) от миссис Уизли за плохие баллы, Гермиона была вымотана противостоянием с близнецами и собственными переживаниями по этому поводу, а Гарри в последнее время чувствовал себя чересчур уставшим из-за возобновившейся боли в шраме. И этот выходной ничто не испортит. Равно как и приподнятое настроение мисс Умнейший-мозг-факультета. — УИЗЛИ! — громовой крик разнёсся по всей башне Гриффиндора, заодно вынуждая студентов прятать головы под подушки и затыкать уши в целях спасения от этой ударной звуковой волны. Гермиона Грейнджер, только-только собравшаяся лечь спать, была с головы до ног облита чем-то густым и горячим, а вся её постель была насквозь мокрая от ледяной воды, будто бы специально замороженной до такой температуры. Девушки пятого курса смеялись во весь голос и никак не могли успокоиться, пока староста пыталась оттереть начавший застывать шоколад, который, стоило признать, был довольно вкусным. Оставив тщетные попытки, с грохотом распахнула дверь и ринулась вниз по ступеням, которые казались бесконечными. Злость клокотала внутри и рвалась наружу с дикой силой: хотелось пустить её по венам и поддаться неимоверно сильному желанию нанести Фреду Уизли как можно больше увечий за один раз. Собственно говоря, препятствий на её пути не было, и если вдруг у этого рыжего придурка появится парочка синяков, взыскания она не получит. Раздался треск, и разъярённая Гермиона ворвалась в спальню мальчиков для седьмого курса. — ТЫ! ПРОТИВНЫЙ, МЕРЗКИЙ, ГЛУПЫЙ… СЛИЗНЯК! — она походила на смерч, и братья по началу даже испугались. — Что-то не так, Грейнджер? — Фред кашлянул, прочищая горло, и с вызовом глянул на брюнетку. — Тебе понравился наш душ? — О, несомненно. Я ведь и пришла исключительно для того, чтобы выразить свою огромнейшую благодарность за такое липкое удовольствие. БОЛЬШОЕ ТЕБЕ СПАСИБО, КРЕТИН. — Гермиона, прекрати орать. В отличие от тебя, все хотят спать, — Джордан понял, какую глупость сморозил лишь тогда, когда девушка повернула голову в его сторону и практически испепелила взглядом. — Знаешь, мне вот очень интересно, откуда вы, чистокровные волшебники, осведомлены о настолько маггловских способах мести. С вашей стороны логичнее было бы использовать магические приёмы, ну, или, на крайний случай, даже ваши товары, — с каждым словом она была всё ближе. Шаги длиною в миллиметры, раздражённо-поучительный тон и неизмеримый объём отвращения. — Это было бы слишком предсказуемо, — холод в голосе Джорджа можно было ощутить на себе: парень буквально был способен заморозить простым словом. — А мы не настолько глупы, как тебе хочется думать. Между Гермионой и Фредом теперь был метр — приблизительно два шага, расстояние, преодолеть которое можно секунды за полторы. «Да-да, вы, конечно, не настолько глупы. Только ни один из вас не пытается меня остановить. И вообще-то зря». Прошло всего мгновение, как Грейнджер стояла в ста сантиметрах от близнецов, и вот уже Фред стонал от боли, а всё-таки довольная староста потирала руку — удар в нос не проходит бесследно ни для одной стороны. — Приятно оставаться, — Гермиона развернулась и вышла из спальни, с жутким шумом захлопнув за собой дверь. — Эта девчонка — настоящий ураган, — присвистнул Ли, пожимая плечами в ответ на раздражённый взгляд обоих Уизли.

***

Два учебных дня пролетели как обычно, разве что холода и презрения в воздухе разлито было больше — после происшествия в среду ни Грейнджер, ни близнецы не сказали друг другу ни слова. Всё, что между ними было, — настойчивое игнорирование и косые злые взгляды, когда придерживаться первого пункта просто не удавалось. Гермиону в последнее время выводило из себя даже то, что Фред сидел меньше, чем в двадцати сантиметрах от неё на дополнительных занятиях. Она чертовски устала от этой бесполезной борьбы и колоссальной волны негатива и отрицательных эмоций, при этом испытываемых. Ей сложно было вспомнить, когда раздражение настолько захватывало её. Каждая клеточка тела была буквально наполнена желанием оттолкнуть как можно дальше и при этом прижать к себе ближе того-самого-идиота. Долбанный когнитивный диссонанс. Впечатление, будто нервные окончания каждого миллиметра её внутренностей высунули наружу и дали команду "Полный вперёд", разрушая тщательно выстроенную защиту и отнимая благословенный и привычный контроль. Ей необходимо чувствовать себя во главе происходящего и иметь возможность подчинять каждую деталь. А он не позволяет ей этого и препятствует всеми силами. И это так невозможно притягивает. Потому что эти ощущения новые, необычные и неимоверно интересные. Потому что Фред бросает ей вызов, и Гермиона просто не может не попытаться достойно ответить. Потому что ей хочется победить и проиграть одновременно. Ведь Уизли, в общем-то, неплохой парень: его шутки всегда заставляли её смеяться (если, конечно, они были уместными и никого не оскорбляли), всякие глупости в Норе поражали и вызывали улыбку, и у его губ лимонный привкус он обычно поддерживал её и Рона с Гарри. Но его тупые привычки, вроде вечного сарказма и дурацких приколов, безумно бесили. А она ведь староста, чувство долга и ответственности просто не позволит ей оставить это в покое. Книги и розыгрыши — несовместимые вещи. И Фред с Гермионой — тоже. — Хей, ты вообще меня слушаешь? — Джинни явно была недовольна, и Грейнджер пришлось тут же убеждать рыжую в своём полном внимании, начав бормотать что-то о предстоящих экзаменах и прочей ерунде, забившей голову. Поток учеников тянулся длинной вереницей от ворот Хогвартса по дороге к Хогсмиду. Шла первая неделя мая, и, хотя с утра было несколько прохладно, ярко светило солнце, лучиками касаясь крон деревьев и лиц по-прежнему слегка сонных студентов, вынуждая щуриться и скрываться в тени листьев. Прячась среди веток и поднимая настроение ученикам, пели птицы. Девушки оживлённо болтали, парни обсуждали свои дела, и над тропинкой стоял общий гул – голоса смешивались, создавая шум такой силы, что он был способен разбудить всех обитателей Запретного леса. Они шли метрах в десяти впереди них. Троица и Джинни. И она была в шортах. Ткань заканчивалась ладони на две выше коленей, и взгляду Фреда открывались худые ноги – от середины ляжек до щиколоток. Худые, практически идеальные и, самое странное, голые. Он и раньше видел Гермиону и в шортах, и в юбке, но сейчас этот факт поразил его. На улице было градусов восемнадцать, и в голове не укладывалось, как она не мёрзнет. Почему ей не холодно? Руки девушка прятала в рукавах тонкого бежевого свитера, а на шее был фирменный факультетский шарф – алый и золотой оттеняли яркость вязаной кофты. Бордовые кеды. Глаза медленно прошлись вниз по длинным ногам и отследили, во что она была обута, и мозг стал лихорадочно вспоминать, где уже видел эту обувь. Приятный тёмно-красный цвет и надпись «Converse» на внутренней стороне. Это было во время одного из походов на Косой переулок. Компания, состоящая из детей семейства Уизли, Гарри и Гермионы, отдыхала в кафе Флориана Фортескью и наслаждалась вкуснейшим мороженым. Узорная юбка на талии и чёрная свободная майка — Фред поражался тому, насколько чётко видел её перед собой и как легко смог восстановить в памяти тот день. Он ел любимое мороженое фисташкового вкуса и подкалывал Поттера вместе с Джорджем. Ему хотелось вернуть то спокойное время. Те дни, когда его абсолютно не волновало, что скажет занудная староста факультета. То время, когда близнецы жили без вечного раздражителя в форме её голоса (о, этот проклятый приятный голос дурацкого поучительного тона) и угрозы получить со всего размаху кулаком в нос. Те дни, когда ему не нужно было искать девушку, на которую можно было отвлечься, потому что отвлекаться было незачем. Уизли наблюдал, как Грейнджер смеётся над словами его младшего брата и медленно идёт, то и дело разворачиваясь и крутясь на месте, заставляя свои волосы слегка подпрыгивать. У неё определённо было хорошее настроение. Ему хотелось стереть с её лица эту довольную улыбку. Всё нутро буквально обжигало болезненным желанием заставить Гермиону прекратить быть настолько счастливой. Потому что Фред счастлив не был. Голова была пуста — все мысли вынесло волной непреодолимого стремления провести хотя бы один день без неё. Устроить себе небольшой отдых от ведущихся боевых действий и просто-напросто забыться всего на несколько часов. Закинув руку на плечо шедшей рядом Алисии, Уизли вздохнул и улыбнулся: возможно, этот выходной всё-таки окажется лучше мрачных ожиданий.

***

— Итак, теперь, когда у нас есть пергамент на целое столетие вперёд, а у Гермионы ещё и чернила разных цветов, предлагаю зайти в “Три метлы”! — Рон рвался туда с того самого момента, как компания дошла до Хогсмида. Его младшая сестра покачала головой, улыбаясь, и посмотрела на остальных: Грейнджер едва можно было разглядеть за кучей свитков в руках, а Гарри, очевидно, не прельщала перспектива сидеть в переполненном пабе в такой солнечный день. — Тут кафе неподалеку, у них есть столики на улице и сливочное пиво вроде тоже, может, туда зайдём? — как Джинни всегда удавалось разрулить ситуацию с наименьшим недовольством окружающих, было и остаётся загадкой по сей день. Обсуждая планы на летние каникулы и смогут ли они вообще до них дожить с таким-то объёмом работы, экзаменами и восставшим Волдемортом, ребята свернули в один из переулков и за пару минут достигли пункта назначения: симпатичная белая мебель, вазочки с цветами и полосатые зонтики над головой. “Слегка по-девчачьи”, как выразился Поттер (правда, перспектива провести время здесь радовала его куда больше, чем в той тошнотворной забегаловке, куда его водила Чжоу), но атмосфера была приятна и удивительно подходила дню и настрою. Взяв сливочное пиво и несколько шоколадных пирожных, они расселись за одним из столов, разложив огромные пакеты вещей, накупленные Гермионой, на свободных стульях. Солнце светило на соседнее здание, оставляя половину улицы в тени и пробуждая в окнах солнечных зайчиков. Рон оглядел все покупки подруги и не удержался от бестактного вопроса: — Вот и зачем тебе столько хлама? Я не понимаю, ведь учебный год почти закончился, вся эта ерунда просто-напросто останется неиспользованной. Гермиона даже не заметила, что к ней кто-то обратился. Её взгляд был прикован к парочке, стоявшей на повороте на главную аллею Хогсмида. И глаза почему-то отказывались смотреть в другую сторону. Фред и Алисия. Целовались настолько самозабвенно, что наблюдавшую выворачивало наизнанку от этого зрелища. Плотно сжатые губы, руки Спиннет закинуты ему на плечи, его ладони под её юбкой и явно на попе. Ей хотелось подбежать и оттащить девушку за волосы от этого трижды проклятого Уизли, но вместе этого, совершенно не замечая своих действий, она вскочила и замерла, слегка приоткрыв рот. Р е в н о с т ь. Самое ужасное чувство на свете, сжигающее изнутри всё содержимое без остатка, ломающее все существующие в человеческом организме кости одним словом или поступком, убивающее быстрее Авады Кедавры с гораздо большим объёмом боли и страданий. Фред знал, что Грейнджер всё видит. Ощущал всеми фибрами, как пристально она осматривает их фигуры с ног до макушки и обратно. Ему нравилась одна только мысль о том, чтобы взбесить её и вывести из себя, особенно учитывая то, что это не требовало почти никаких усилий, да ещё и было таким приятным. Он открыл глаза, не разрывая поцелуй, и бросил ей насмешливый взгляд. Дрожащие кулаки девушки выдавали её с головой. Внутри разрасталось отчаянное желание сесть прямо на брусчатку и разреветься. Резко развернувшись и собрав свои сумки, кинула друзьям “Извините” с надломом в голосе и, задев плечом Фреда на выходе из переулка, поспешила назад в замок, где было максимально пусто и минимальное количество студентов, способных увидеть состояние старосты Гриффиндора. То состояние, в котором она пребывала уже почти месяц. Прошло четыре часа с последнего похода в Хогсмид за пятый курс, в гостиную стекался народ после ужина, и Гермиона уже собиралась уйти в спальни, как в соседнее кресло опустилась Джинни. Её укоряюще-понимающий взор делал всё в разы хуже, чем оно было, потому что мгновенно приходило понимание полной неправильности ситуации. Девчонки просидели вместе ещё часа полтора, болтая о всяких мелочах, стараясь не касаться особо болезненных тем, пока уставшая младшая Уизли не отправилась спать. Башня факультета начинала пустеть, и, наконец, остались только зажжённый камин и Грейнджер. Пальцы перелистывали одну страницу за другой, в огне трещали поленья, и испортившееся днём настроение потихоньку исправлялось с каждой новой прочитанной главой. Неожиданно послышался скрип портрета Полной Дамы, и в помещение зашёл Фред. Гермиона подняла взгляд от книги и судорожно вдохнула. — Знаешь, мне хотелось бы обсудить произошедшее сегодня в Хогсмиде, — откладывая том, встала из-за деревянного столика и сделала пару шагов ему навстречу. Всё к чёрту. — А, то есть то, как ты пялилась на меня и Алисию? Хах, по-моему, и без обсуждений всё ясно, — парень усмехнулся, растрепав рукой шевелюру. — Только не надо мне твоих глупых нравоучений на ночь глядя, хорошо? Его улыбка сводила с ума. Раздражала и умиляла одновременно, и это абсолютно точно не было нормальным. Его тон так и подначивал на спор, и последние остатки самообладания улетучились с искорками пламени в камине. — Нет, не хорошо. Тебе прекрасно известно, что в этом учебном году за публичные проявления чувств с факультетов снимают очки, а Гриффиндор и так не на первом месте, если ты не заметил. К тому же, это выглядело отвратительно. Нотки подозрения стали закрадываться Фреду в душу, и он выдал самую немыслимую догадку из всех за его жизнь. — Неужто ты ревнуешь, Грейнджер? — резко втянула носом воздух, шокированная произнесённым. Удивительно, но раньше он не бывал настолько прав. — Я. Не. Ревную. Просто не хочу, чтобы у нашего факультета были проблемы из-за того, что ты выставляешь напоказ свои так называемые отношения. Вам повезло, что никто не доложил Амбридж. Лихорадочно придумывала пути отступления, скрывая истину за формальностями. Сформированная жабой Долорес Дружина действительно легко могла рассказать о случившемся ей, и тогда ни за что не видать львятам Кубок школы. Попытки были бесполезны: Уизли успел распознать её враньё. — Прекрати врать, что печешься о Гриффиндоре. Ты вообще не умеешь лгать. Они стояли гораздо ближе, чем в начале разговора. Между ними был от силы метр, и то с натягом. Её глаза были похожи на шоколад, который так и хотелось попробовать на вкус. Поймать самым кончиком языка, проведя по её губам. Чёртова Грейнджер, чёртов клубничный аромат, чёртовы воспоминания. Всё к чёрту. Именно эти три слова наполняли голову Гермионы, терявшуюся в его дьявольском взгляде. Мерлин, нельзя же быть такой дурой! Или всё-таки можно?.. Потому что быть рядом вдруг стало какой-то больной потребностью. Неясно когда и почему, возможно, это всё время таилось где-то в глубине и лишь после вечеринки смогло вырваться наружу. Обвиться вокруг её шеи, словно змей-искуситель. Разорвать лёгкие на куски одним своим существованием. Ведь прежде он никогда не подходил к ней так близко. Никогда не замечал её вьющиеся локоны и длинные ресницы. Лишённые смысла мысли путались, создавая безумный хаос, так что думать больше не хотелось. Ни о чём. Совсем. Всё к чёрту. И в следующий миг он поцеловал её. Врезался губами в мягкий, податливый рот. Испуганное задушенное восклицание осталось проигнорированным, и следующее, что почувствовала его горящая кожа, — прохлада фарфоровых рук. Гермиона отвечала на поцелуй с той силой, которая горела костром в груди. Как она могла забыть этот сногсшибательный вкус? Никогда теперь она не позволит себе такой глупости. Кисло. Приятно. Именно как хотела. Фред медленно провёл языком по её нижней губе, услышав тихий стон, от которого в буквальном смысле снесло крышу, и почувствовал, как приоткрывается её рот. Его язык скользнул внутрь, сталкиваясь с её. Жарко, правильно, желанно. Глубже. Он с силой прижимался к ней, целуя, всасывая, втягивая в себя, боясь оторваться хотя бы на секунду. А она бы и не отпустила. Держала пальцами его волосы, водила подушечками по щекам, словно он мог раствориться. Словно его на самом деле здесь не было. Но он был. И от этого кружилась голова и подгибались колени. Казалось, всё было в огне. И они оба умирали — вот прямо сейчас, сильно и бесповоротно, ярко и безумно. Так, будто единственным спасением являлись губы человека напротив, будто они превратились в воздух, без которого дыхание было бы невозможным. Кожа к коже, распадаясь на мельчайшие детали оглушающих эмоций, на молекулы, атомы. Мир до этого поцелуя был чёрно-белым, а теперь обрёл краски, сияя и переливаясь всеми цветами. Фред был уверен — знал, что никогда и никого не целовал так, как в тот момент Гермиону. Тишина комнаты сделалась звенящей, как стекло бокалов для вина, и нарушалась исключительно прерывистым дыханием и влажными, соблазнительными звуками. Ей не хотелось, чтобы это прекращалось, и когда им приходилось отрываться друг от друга за глотком кислорода, внутренности физически болели. Грейнджер осторожно прикусила губу Уизли, и тот зарычал. От близости, от желания, от того, насколько охренительно прекрасно всё это было. Он смотрел на неё, и она тонула (ему нравилось это до сумасшествия) — в этом бездонном океане голубых глаз, которые, казалось, готовы были просверлить её насквозь. Фред поцеловал девушку опять, проникая внутрь языком и сминая своим ртом до дикости сладкие губы. Он целовал Гермиону так, будто это было последним, что он успел бы сделать в жизни. Последним, что он мог сделать. — Что здесь происходит? Идиллия разрушилась одним-единственным предложением. На балкончике возле лестницы к спальням стоял Рон.