Марьина топь

      Стояла глухая, просто душащая тишина, на небе светили звезды, и диск луны освещал деревню и её окрестности. На дворе стояла летняя ночь, все в деревне давно спали, даже собаки перестали нести свой дозор и мирно дремали в конурах. Вода серебрилась под светом ночного ока, по лугам растекался туман, нежно обнимая траву, деревья и дома.       В белом, как парное молоко, тумане, среди старых, покрытых изумрудной листвой, ивах, замечалось движение и слышалось пение. Оно разносилось по окрестностям и, как нектар манит пчел, призывало к себе, притягивало. Среди тумана водили хоровод несколько девушек, они порхали словно бабочки, вокруг ночных цветов, их длинные волосы развевались от малейшего дуновения ветра, а венки на головах блестели от росы, как драгоценные самоцветы. Белые рубахи в пол, расшитые голубой нитью, и звонкий смех, как перезвон маленьких колокольчиков, не мог остаться незамеченным. Соловьи смолкли, манящие, гипнотизирующие ноты, как будто бы звали их подлететь и посмотреть на этих прекрасных созданий. Даже старый, дряхлый водяной, хозяин здешних омутов, заслушался и не заметил, как сзади к нему подплыла водяница, дала ему звонкую затрещину, и потащила за зеленую бороду домой, под затопленную корягу.       Одна из прекрасных дев подошла к дереву и будто бы взлетела на его ветвь, теперь можно было разглядеть её черные как сажа волосы, с зеленым отливом, и ярко зеленые, как молодая трава весной глаза, её кожа, светящаяся под светом луны, казалась прозрачной, будто хрусталь. Она взяла в руки гребень из рыбьего хребта и начала расчесывать свои длинные волосы, посматривая по сторонам, как будто сторожила, оберегала своих беспечных подруг, резвящихся в тумане на берегу.       Шёл последний год существования её неприкаянной души, зажатой в этой эфемерной оболочке, она это знала, чувствовала свой конец. Когда последний лист упадет с дерева, а на воде появиться тонкая корка льда, её душа и тело раствориться, среди ила и рыб.       - Пламена! - прозвенел голос из тумана, - Не хочет ли зайти на наш праздник уставший путник или припозднившийся пастух?       - Нет! – недовольным тоном ответила черноволосая дева на дереве, - Люд давно обходит нашу топь стороной…       Но это было далеко не так, на пологом холме, у покосившейся от времени хаты, на старом пне сидел дед. Он слушал песни и смотрел с высоты холма на топь, на покрытый туманом ивняк, и пляшущие в нем тени, слышал доносящееся пение, и его душа как будто начала проситься наружу, в тот туман, в объятия его теней. Радимир встал с пня, осенил себя крестным знаменем, плюнул себе под ноги и пошел во двор.