Ты рядом

Уже темно, и ручку я беру, Чтоб записать, что ощущаю вялость, Что море было смирным поутру, Но к вечеру опять разбушевалось. И. Бродский

Оставшийся день Гарик проведет в своей машине, наматывая километры на старом, поцарапанном спидометре, стрелка которого порой оставалась на критической отметке 140 слишком долго. Он будет стоять в пробках, что, кажется, тянутся через всю протухшую Москву. Она как суп, что забыли поставить в холодильник на ночь, вонючий и кислый, даже собакам отдавать жалко - отравятся. Пожалуй, этот город хорошо бы смотрелся в современных американских сериалах про супергероев. Город, которому нужен герой, в лосинах и с маской на лице, возможно, ему вручат стрелы или придадут какую-то силу, но толку то. Кислый суп не исправишь, что уж говорить о Москве, где каждый второй скис. И вроде, когда — то, именно Гарик был этим пресловутым героем для Ульяны. Только для нее, на большее его не хватило бы, впрочем, его и на это не хватило. Слишком много сил требовалось для ее защиты, слишком много внимания к ее персоне, хотя должно было быть наоборот. Он - герой, но почему все взгляды на нее? Игорь не тот человек, что живет в тени. Ему не подходит эта роль, а потому дешевый сценарий их отношений, напечатанный на старой бумаге с жирными пятнами на каждой второй странице, летит в лицо гребаным сценаристам, что ночами писали его, поедая дешевую шаурму, приготовленную маленьким таджиком в одном из плесневелых подвалов. Он бессмысленно переключает каналы радиостанции, пытаясь заглушить этот противный голос в голове, что заставляет сворачивать на очередном светофоре вправо, а после ехать прямо, совсем не в том направлении, что надо ему. Не в излюбленный бар, где он давно стал элементом интерьера. Некая картина, что показывают новичкам, мол: «Вон, смотри, а это наши постояльцы. Мы их любим и не выгоняем!» И даже не домой, где, кажется, он забыл выключить свет, и надо бы вернуться, а то счетчики, да и лампочку жалко — перегорит. Но как-то плевать. Пусть уже перегорит, потому что ее тусклый желтый свет, освещающий квадрат коридора два на два, порядком поднадоел. В принципе, ему все надоело. Машина, квартира, работа, город, жизнь. Другой бы что-то поменял, переехал, починил, уволился, но не он. Ему похуй и этим все сказано. Машина заворачивает на парковку дешевого супермаркета, освещая своими фарами кривые двери входа, что заклеены тонкими полосками скотча по линии трещина. Стоит в них врезаться, и стекло полетит вниз, разбиваясь еще на большое количество осколков, впиваясь в ботинки и пробивая те, попадая точно в кожу. А дальше инфекция, сепсис, и гангрена. Но ведь всем плевать на бомжа, что решил погреться в тамбуре под потоком горячего воздуха, что вырабатывает старый кондиционер. Стекло — жалко, человека — нет. Ульяна придет домой к часам трем дня. Едва не сломает ключ в замке, что давно заедает, как и вся ее жизнь. Одна старая пластинка, которую проигрывает золотого цвета граммофон в винтажном магазине. А люди приходят, слушают набор букв, что когда — то были словами и восхищаются фальшивой стариной. Вдыхают ее запах, обманывая разум и внушая ему, что это вовсе не плесень и грибок, дерево, простоявшее лет 40 в идеальной температуре и при минимальной влажности да металл, не поддающийся ржавчине и эрозии. И никто не замечает тонны клея ПВА, что соединял воедино составные части несчастного шкафа, падающего с этажа пятого, после очередной семейной ссоры, не замечает запахи масляной краски, что покрывала все эти изящные графины, чайники, тарелки, чтобы те выглядели презентабельно, не замечает коллекции «Дихлофоса», что стоит стройным рядом красногвардейцев под кассой. Девушка сбросит куртку, стянет бесформенный шарф и закинет тот куда — то наверх, к куче остальных, одинаковых по цвету. Грязные с потрескавшейся подошвой кроссовки останутся прямо у двери, чтоб не запачкали линолеум, что давно стал какого-то серого цвета от слоя пыли, уличной грязи и потолочной штукатурки, отваливающейся огромными кусками из-за воды, попадающей через дырявый рубероид крыши, что находится над ее квартирой. Кажется, несколько месяцев назад, на чердаке она видела целую колонию крыс, что доедали проводку, и тонкие дорожки отравы для них. Но крысы - не люди, они не глупые животные. Все, что они едят, сначала пробуют старые, больные звери, доживающие свои последние дни. И если те помрут, то остальные есть не будут. Им жить хочется, в отличие от нас. Мы тянем в рот все, что видим, играем в русскую рулетку с жизнью каждый день, ждем, когда же барабан не прокрутится и выпустит свинцовую пулю в висок. Уля достанет пресловутое яблоко из сумки и будет долго на него смотреть. Она не понимает, с чего вдруг он решил проявить заботу, участие. Решил заняться благотворительностью, помочь несчастной Ульяне, разбитой им самим. Наверняка, он ждет медали, чтоб та горела яркой звездой на груди, или благодарности, что травяным бальзамом разольется по телу, согревая околевшие органы. А может он хочет славы, вот только девушка не та, за счет которой можно это все получить. Она не льет железные медали, не прославляет на весь мир и не говорит благодарности, потому что толку от них нет. Уля будет резать яблоко, тонкими кусками тупым ножом, что чудом нашелся в этом доме, когда по квартире раздастся противный пищащий звук, оповещающий о нежданном госте. Девушка откинет нож в ржавую раковину, попутно останавливая текущую из пореза кровь потоком холодной воды, а после неловко замотает палец кухонным полотенцем, что посерело от бесконечных кипячений, и пойдет к двери. Провернув несколько раз ключ, она один на один столкнется со своим личным кошмаром. С тем, кто каждый гребаный день уничтожает ее, сам того не замечая. Она откроет дверь шире, пропуская гостя внутрь ее скромного жилища. Тот зайдет, без лишних слов и эмоций. Игорь даже не потрудиться разуться, оставляя мокрые следы, что кривой дорожкой потянутся до кухни. Он поставит тонкий пакет за 2.50 на стол, где так и лежит недорезанное яблоко, достанет пластиковые коробки с салатом и куском рыбы в кляре, пакет мандаринов и пару пачек печенья. Ульяна будет наблюдать за происходящим со стороны, у нее нет сил сопротивляться. Она абсолютно потеряла связь с реальностью, наблюдая за ним на ее кухне. Впервые, за несколько месяцев, ей стало стыдно. Девушка не хотела, чтобы он видел то, как она живет. Ей не нужен этот презирающий взгляд, что бросает он, набирая воду в старый чайник Elenberg со сломанной крышкой, ей не нужно его сожаление, так явно витающее в воздухе, пока он достает вилку с тарелкой и ставит их на стол перед ней. Игорь с силой усаживает Улю за стол, пододвигая еду ближе. Они не разговаривают, слова здесь не помогут, да они и не нужны. Все равно никто ничего нового не скажет, а повторять старую песню о сожалении и прошедшей любви не хочется никому. Девушка лениво отодвигает кусочки оливок, что покидали повара в магазине, готовя этот чертов салат с дешевым майонезом и испорченными помидорами. Оба доходят до точки кипения, когда щелчок чайники предупреждает о готовности воды. Гарик срывается, сажает ее к себе на колени и с силой заставляет открыть рот для очередной порции еды. Ульяна вырывается, отталкивает его подальше от себя, вскакивает к чайнику и дрожащими руками наливает кипяток в две, ранее приготовленные, чашки с пакетиками «Принцессы Нури». С громким хлопком ставит те на стол, проливая большую часть коричневой краски на скатерть с красными маками, местами прожженную сигаретами и залитую кофе. Садится напротив и ждет чего-то. «Чуда». — скажите вы, нет — счастья. Хотя, в нынешней ситуации его легко можно сравнить с чудом. Все в той же тишине они пьют горький чай. У Гарика на душе становится как-то спокойнее. Впервые, за три месяца он почувствовал себя на своем месте, рядом с ней, с ее сумасшедшими глазами, сводящими его с ума. Ульяне стало легче дышать, и окно впервые закрылось полностью. -Я постелю тебе на диване, — произносит она, в надежде, что Игорь не сбежит. Не бросит ее снова, едва поманив заветным домом. -Спасибо, — ответит он, убирая со стола чашки и дожидаясь, пока Уля уйдет в другую комнату. И вроде бы, зачем ему оставаться? Зачем ей предлагать это сделать? Лишь потравить себя, чтоб стало больнее и реальнее. Чтоб почувствовать гребаную сущность человека, что нуждается в ком-то рядом. Ульяна так и не постелет ему, она ляжет в кровать, оставив дверь открытой, и Гарик не пойдет на старый, кипящий клопами диван. Он придет к ней, залезет под одеяло, и крепко прижимется к ледяному телу. Они заснут, впервые за три месяца. Заснут в девять вечера. И телевизор в соседней комнате тоже выключится, впервые за три месяца...