Успеть до удара

Выгуляв собаку, совершив утренний марафет и покончив с завтраком, Тацуки вернулась в свою комнату: ради свободной от уроков субботы она могла позволить себе скоротать время до тренировок за какими-то приятными душе пустяками. Обычно, под таковыми имелись в виду любимые видеоигры или же свеженький выпуск «Jump» с новыми главами интересующей её манги, однако раз уж на письменном столе среди дисков и журналов появилась стопка писем, было бы негоже проигнорировать их. Тацуки ― человек слова.  ― Надеюсь, ты спросишь меня о чём-то лёгком. ― Девушка придирчивым взглядом прошлась по конверту, который, будто в лотерее, наугад вытащила из пачки остальных.  Письмо просьб Тацуки не расслышало и явило на свет более чем серьёзный вопрос, заставивший старшеклассницу даже растеряться сперва.  ― «Как по-твоему, что общего и разного у дружбы и любви?» ― въедалось ей в зрачки чёрной печатной строчкой, заставляя расслабленный мозг судорожно заработать. Девушка нахмурилась: ― Вот тебе, Тацуки, и «лёгенький» вопросик... Взъерошив волосы на затылке, а после нервно пригладив их, Тацуки поймала себя на том, что начинает раздражаться. Нет, она ответит, конечно же, но всё же кто додумался спрашивать о таких вещах семнадцатилетнюю? Разве она, как и многие её ровесницы, могли знать о «той самой» любви? Вряд ли. Максимум, что могли сейчас испытывать подростки к понравившемуся объекту так это влюблённость, заключавшуюся, по меньшей мере, в обычной привязанности, а в большей степени ― в половом влечении. Пубертатный период у старшеклассников был, как раз, на пике. ― Ну да ладно, ― Тацуки решительно хрустнула пальцами и отогнала от себя заумные мысли: в конце концов, она могла просто писать не на своём примере, а как очевидец, скажем. Благо, у неё имелся на примете неплохой пример. Орихиме с Ичиго. Вот где проклёвывалась «та самая». Общая подруга рыжих усмехнулась. Если припомнить и поглядеть на этих двоих сквозь призму логически, пусть и неторопливо, развивавшихся отношений, в дружбе и любви, как явлениях, можно было отметить много чего общего. Это и продолжительное времяпрепровождение вместе, это и обоюдная забота, это и нередкая взаимопомощь, это и необходимое понимание друг друга, порой даже без слов. Собственно, любовь, выросшая из дружбы, ― это нормально, это лучше, чем пресловутая «любовь с первого взгляда». Именно так всегда и считала Тацуки. Однако разобраться, где провести ту самую грань, за которой дружба ни в коем случае не заканчивалась, а наоборот крепчала и переходила в чувство гораздо более тесное, близкое, душевное, было не так-то легко. Карандаш замер в руке Тацуки, склонившейся над листом. Кажется, она нашла необходимую, верную, причину для пояснений, хоть та и заставляла её уши теплеть.  «Желание», ― смело вывела Тацуки хираганой, отогнав от себя все волнительные мысли: даже без интимного подтекста она вкладывала основной смысл разницы между дружбой и любовью именно в это слово. Так, если кто-то кого-то любил, то автоматически преисполнялся желанием видеть дорогого сердцу человека, и слышать его, и находиться рядом, и касаться, и делать прочие вещи... Щёки Тацуки слегка заалели, но перед глазами возникли те же Орихиме с Ичиго, а рядом с ними и она, будто встав на третью чашу весов. Орихиме любила Ичиго, и он не сходил у неё ни с дум, ни с языка; Тацуки же, как подруга, вполне спокойно могла проводить время и без рыжего балбеса.  Каратистка коварно усмехнулась, поймав в голове долгожданный ответ, и живо застрочила тот на бумаге: «Любовь и дружба, на самом деле, очень похожи в виду самых тёплых эмоций, что вызывают в нас. Исключением, пожалуй, можно назвать разницу в желании и качестве общения. Так, если ты хочешь приготовить для парня, скажем, сырный бутерброд со сливой, креветкой, зелёным луком и шоколадом, то, видимо, это ― любовь. А если встреча с данным типчиком вызывает в тебе лишь жгучее желание врезать ему за прогулы ― то это уже от большой дружбы».  Только запечатав конверт и отложив готовый в сторону, Тацуки прикинула, что под записанные слова ей в друзья можно было определить половину парней из школы. И всё же нет, отмахнулась Тацуки от подобной чуши и подумала, что лишь своего друга детства она лупила каждый раз так смачно, с оттяжечкой, плюя на ерунду, которую мололи безмозглые идиоты вроде Кейго. Если бить ― так бить. Ну при чём тут любовь? Своего любимого Тацуки никогда бы не обидела, наоборот, лечила бы ему ссадины и охлаждала синяки. Ну, почти как Орихиме у Ичиго. Хотя…  ― Поживём ― увидим. ― За свой взрывной характер каратистка и в будущем не ручалась.