А я люблю женатого

             Катя задержалась в офисе, хотя работа, запланированная ею на сегодня, закончилась. После встречи с Лилей прошло три дня. Катя давно успокоилась и не вздрагивала от звука хлопнувшей двери, провела чрезвычайно успешную для агентства встречу с банкирами, сходила на праздничный — в честь дня рождения Амуры — обед в «Ромашке». И так и не поговорила с Андреем.       Катя уже не подозревала мужа в измене. Почти не подозревала, ибо настроение её менялось, словно флюгер, и иногда разум и логика отказывались функционировать. Правда, такие периоды длились недолго, хотя Катя и успевала мысленно перебрать все «улики» неверности мужа, расстроиться, разозлиться… и тут же успокоиться. И опять занервничать — их с Андреем семейное счастье казалось Кате таким хрупким… А вдруг своим сообщением о ребёнке она нарушит баланс? И свистопляска мыслей начиналась по новому кругу — если Катя не может сказать мужу, что беременна, значит, она ему не доверяет? Или не верит в его любовь? Или её собственная любовь не так велика, как она привыкла считать?       Решив, что, если она будет сидеть за рабочим столом в компании аквариумной рыбки и цветущей герани, ничего хорошего не случится, а ответы на её вопросы не появятся, Катя засобиралась домой. В ресторан они с Андреем сегодня не собирались, и Катя планировала самостоятельно накормить мужа ужином.       Вспоминая, есть ли у них в холодильнике зелень или нужно было озаботиться её приобретением, Катя рассеянно поздоровалась с консьержем и вошла в лифт. Перед дверью в квартиру она замешкалась, отыскивая ключи. Вдруг что-то её насторожило. Из-за двери не раздавались подозрительные звуки, на лестничной площадке тоже было всё спокойно — только высокое растение, почти дерево, растущее в огромном керамическом горшке, слегка трепетало листочками на сквозняке. Не сразу Катя поняла, что её насторожил запах — из-за двери явно пахло горелым.       Катя, не с первого раза попадая ключом в замочную скважину, открыла дверь и вбежала в квартиру. Дверь с грохотом захлопнулась у неё за спиной. С колотящимся где-то у горла сердцем Катя ринулась в гостиную, потом в спальню — на первый взгляд в них всё было нормальным и обычным — потом заглянула в кухню. И оторопела. Конечно, помещение не заволакивал дым, но совершенно ясно было, что источником запаха была она — кухня. В данный момент ничего в ней не горело и не дымилось, поэтому Катя обессилено присела на табурет и прерывисто вздохнула.       – Катенька пришла… — Андрей смущенно тыльной стороной одной руки поправил очки, а вторую быстро спрятал за спину. — А я тут видишь… Э-э-э… Сюрприз хотел…       Вид Андрея представлял такое душераздирающее зрелище, что Катя на секунду забыла обо всём прочем: Жданов стоял с поварским ножом в руке, в фартуке поверх старых джинсов — принт на фартуке гордо возвещал, что «Шеф индейку не обидит». Модные очки Андрея — как и его щека, и нос — были заляпаны чем-то белым и жёлтым. Ни рубашки, ни джемпера на Катином муже не было, зато с краешка стола свисала какая-то тряпка в чёрно-бурых разводах. Катя опознала в тряпке любимую домашнюю футболку Андрея.       – Сюрприз, — эхом повторила Катя и встрепенулась: — Что у тебя с левой рукой? Покажи сейчас же!       Андрей смущённо пожал плечами:       – Ожог, кажется… Но ты не волнуйся! Небольшой!       – Не волнуйся, — ворчала Катя, разглядывая и вправду небольшой ожог, подталкивая мужа к раковине, включая холодную воду. — Зачем ты к плите полез?       – Это была не плита, а печка, — Андрей подбородком показал в сторону духовки. – Ай, холодно!       – А разделся ты зачем?       Андрей промолчал — пока Катя держала его покалеченную ладонь под струёй ледяной воды, он, стоя за Катиной спиной, свободной рукой обнял жену за талию и уткнулся лицом в её распушившиеся от беготни волосы.       – А теперь он очки и нос об меня вытирает… — продолжила ворчать Катя.       Андрей наклонил голову и смешно запыхтел Кате в шею.       Когда реанимационные мероприятия были закончены, и Катя осторожно намазала Андреев ожог специальной мазью, настало время поговорить.       – Что это, Андрюша? — Катя обвела рукой кухню.       Только теперь она рассмотрела всю картину разрушений, и, нужно сказать, картина эта была впечатляющей. Изгвазданная Андреева футболка сползла со стола и теперь неопрятной кучкой валялась на полу, неподалёку располагалось пятно, в котором Катя опознала сырое яйцо. Дверца холодильника была украшена вялой веточкой петрушки, а вся барная стойка была заставлена посудой в разной степени загрязнённости. На стеклянной поверхности плиты паром пыхтела большая позолоченная кастрюля, которой Катя никогда не пользовалась, потому что не могла придумать, что в ней можно такого-этакого приготовить. Дверца духового шкафа была распахнута и — Катя не сразу, но поняла — горелым тянуло именно оттуда.       – Ну, Андрей Палыч, признавайтесь! Что это такое было, а? — стягивая с мужа фартук, вопрошала Катя, а муж признаваться не желал и вместо этого пытался Катю поцеловать.       Наконец, Кате это всё надоело, она, пристроив освобождённый от мужа фартук на высокий табурет, положила ладошки на обнажённую грудь Андрея, уставилась ему в глаза и строго сказала:       – Андрей!       – … — нечленораздельно пробормотал он, ловя губами губы Кати.       – Андрей! — ещё более строго произнесла она.       – Это нечестно, Кать! — муж отвлёкся от попыток как следует поцеловаться. — Когда ты стоишь так вот рядом, смотришь на меня такими глазами и вот так говоришь «Андрей!», я не могу думать! — В глазах Андрея безобразничали черти.       Катя отпрыгнула от мужа, который притворно застонал и протянул к ней здоровую руку, обежала стойку и велела:       – Теперь отвечай — я не смотрю, рядом не стою, только слушаю.       Андрей было шагнул вслед за Катей, но понял, что шутить она не намерена, ответил:       – Надоело ходить по ресторанам, и заказывать ресторанную еду, а загружать тебя домашней работой не хотелось — ты и так усталая в последнее время… Слушай, а может ну её, эту Виноградову? Возвращайся в «Зималетто», будешь помогать мне… Или хочешь должность финансового?..       – Не отвлекайся, Андрей, — попросила Катя, а Андрей тяжело вздохнул, так как почти с самого ухода жены из компании он не прекращал попыток туда её вернуть. — Рассказывай.       – Что тут рассказывать? Я хотел приготовить романтический ужин и потерпел фиаско. Мясо цинично сгорело, яйца подло выскользнули из рук, овощи нарезать не успел, пасту… Чёрт! Паста! — закричал Андрей, бросаясь к кастрюле и хватаясь здоровой рукой за крышку. — Ы-ы-ы-ы! Мать…       Крышка отлетела в угол, довершая картину кухонного разгрома, а Катя, не зная смеяться ей или плакать, погладила мужа по плечу, выключила плиту и снова пустила в мойку холодную воду.       – Я как-то тебя никогда не спрашивала… — сказала Катя, замачивая вторую обожженную руку мужа. — Ты не умеешь готовить?       Муж утратил игривое настроение, расстроено пыхтел рядом — хотя куда бы он делся! — и ответил обиженно:       – Я с двадцати лет жил отдельно от родителей — конечно, я умею готовить! — помолчал и добавил: — Бутерброды, сэндвичи… Яичницу ещё умею.       – Бутерброды и сэндвичи — это одно и то же, — заметила Катя. — А ещё что-нибудь умеешь?       – Ну, милая, не тебе это спрашивать, — снова развеселился её обожжённый муж, а Катя почувствовала, что у неё самой запылали и лицо, и уши.       – Я про еду!       – И я о самом насущном! — согласился Андрей и охнул, когда Катя ткнула его локтём в живот.       – Веди себя прилично, иначе лечить не буду, — пригрозила она, ведя Андрея за собой к столу, где лежал не убранный после предыдущего сеанса лечения тюбик с мазью.       – Остались без ужина, — сказала Катя через несколько минут, зачистив самые вопиющие художества и заглянув поочередно в кастрюлю, в духовку и в холодильник.       Андрей, сидевший на высоком табурете и с удовольствием наблюдавший за женой, нахмурился.       – Кать, ты расстроилась, да? Я сейчас закажу… — он потянулся к телефонной трубке.       – Подожди, Андрей, — Катя произнесла короткую фразу так, что Андрей замер. — Я сейчас тебе что-то скажу, а потом ты ужин закажешь. Если захочешь.       – Катя, — складка между его бровей углубилась, а из глаз окончательно исчезли весёлые чёртики. — Что случилось, Катя? Ты же не из-за неудачного ужина расстроилась?       Кате послышался страх в голосе мужа, его расслабленность исчезла, взгляд стал насторожённым и неуверенным. Ей было непривычно видеть Андрея таким. Она захотела поскорее избавиться от напряжённости, которая возникла и сгустила атмосферу в кухне так, что её уже можно было резать и даже подавать на ужин. И Катя набрала воздуха в грудь, готовясь обрадовать — ну конечно, обрадовать, как же иначе — мужа, но не успела произнести ни слова.        — Кать… — неуверенно протянул Андрей.       Она проглотила слова — они подождут ещё минутку — выдохнула, покивала и легко улыбнулась. Неуверенность в голосе мужа ей только почудилась. Конечно, почудилась.       –У нас всё плохо, да, Кать? Ты поняла, что я не то, что тебе нужно? Чёрт!       Кате захотелось обхватить ладонями его лицо и заглянуть в глаза, поглубже заглянуть, чтобы понять: что он имеет в виду? Ведь Андрей не смеётся, он говорит серьёзно?       – Это ненормально. Катя. Ты перестала со мной разговаривать, в основном только смотришь. И глаза у тебя такие… Сегодня ты говорила со мной больше, чем за всю предыдущую неделю! Ты перестала вытаскивать меня на все эти литературно-картинные мероприятия. Не взяла меня с собой на праздник к Амуре…       После этих слов Катя вытаращила глаза: Андрей хотел пойти на праздничный ланч в «Ромашку»? С женсоветом? Раньше она не замечала за мужем подобной тяги к мазохизму.       – …И про «Зималетто» больше не слушаешь. Тебе совсем неинтересно стало?.. И мы уже две недели каждый вечер ходим ужинать в ресторан, а ты их терпеть не можешь! — потом помолчал и добавил тихо: — Я тебе совсем надоел?       «Ох, милый!» Катя всё-таки выполнила своё желание — встала к Андрею поближе, протиснулась между его колен, обхватила его за щёки и легонько поцеловала в губы. Складка на лбу мужа не исчезла и черти в глаза не вернулись.       – Андрюша, у нас будет ребёнок, — Катя выпалила, как с трамплина прыгнула.       Он молчал очень долго, Катя не ударилась в панику только потому, что тесно прижатая к груди Андрея слышала, в каком сумасшедшем ритме бьётся его сердце, чувствовала, как крепко, до боли, сжимают её его руки.       Наконец, он глубоко вздохнул и хрипло сказал:       – Кать, я буду совсем плохим отцом?       Катя потёрлась носом о его шею, но ничего не успела ответить.       – Я ведь и муж так себе…       Катя ладонью закрыла его рот. Сеанс разоблачения нужно было прекратить как можно быстрее. Он ей не нравился, этот сеанс!       – Ты замечательный муж! — строго сказала она.       – Ты будешь отличным отцом… Вот только кашу варить научишься. — Плечи Андрея дёрнулись, он поцеловал Катину ладонь и осторожно освободил свои губы. Катину руку при этом он не выпустил. — Но сначала я научу тебя варить макароны. Да, макароны по-флотски. Любимое блюдо моего папы.       – Ты шутишь. Катя, я, может быть, во второй раз в жизни кардинально меняю…       – Что меняешь?       – Жизнь!       – А-а-а, вот что ты меняешь…       – А ты шутишь!       Катя согласно покивала головой: Катя шутит. Она испытывает такую невероятную лёгкость, такой прилив сил после многодневного напряжения, усталости… и да, она шутит.       – Ребёнок… — Андрей говорил сначала тихо и медленно, а потом всё громче и громче, словно пробовал, как это звучит: — Ребёнок… Я женат и у меня будет ребёнок… Катя! Женат и у нас будет…       – Да-да. Ребёнок, — Катя опять прижалась к груди мужа и уже очень серьёзно добавила: — Я тебя люблю, Андрей. Очень-очень. Вот такого. Женатого.                     Конец.