The mourning

Сара Лэнс далеко не тот человек, которому нравится, когда кто-то чужой видит её слабой и уязвимой. И, несомненно, ей не нравится стоять с протянутой рукой, прося у кого-либо помощь. Однако бывают дни, когда вся её жизнь оказывается загнанной внутрь какого-то гигантского кулака: будто она ищет что-то несуществующее, остаётся в ловушке своего бесполезного жизненного пути, обречённая на пустую трату жизни. Искупление по сравнению с судьбой — это непрерывная борьба в её голове, и наступает тот день, когда она понимает, что больше не может бороться в одиночку. Она проходит в его комнату и видит, как он протирает своё оружие дорогой шёлковой тканью — так, по крайней мере, ей кажется. Подбирая наиболее удачный момент, чтобы отвлечь его от своего развлечения, она стучит в дверь и ждёт, когда он посмотрит на неё. Когда он всё же смотрит, она невольно поднимает брови. — Не желаешь выбраться выпить? Он откладывает оружие подальше, опирается на дверную раму, имитируя её позу, и разглядывает её с любопытством. — Звучит так, словно ты пытаешься меня соблазнить. — Скорее, предлагаю скрасить будни, — признаётся девушка. Она полностью ему доверяет, в некой мере даже как другу, и нет смысла пытаться скрыть что-либо от него. — Сегодня годовщина моей смерти. Моей настоящей смерти. Забавно даже произносить это, потому что ей удалось дважды вернуться после верной смерти. Даже не так: обманула смерть и вернулась. Она могла бы сказать, что это всё это случилось благодаря её душе, но это была бы ложь. Похоже, ещё несколько лет назад она отдала душу дьяволу. Его черты лица становятся мягче, появляется некий оттенок сочувствия в его глазах, но он лишь принуждённо ухмыляется. — Это 1960-е. Ты ещё даже не родилась. — Ты знаешь, про что я, Леонард. Он знает. Она говорит про то время, когда её подруга всадила ей в грудь смертельную стрелу; время, когда была похоронена; когда должна была оставить позади всё — и даже тех, кого она любила. Как человек вернётся после всего этого и не будет чувствовать себя запуганным каждую секунду, которую он дышит? Беззвучно он закрывает дверь, переворачивает на дверной ручке табличку «Посторонние будут заморожены насмерть и похоронены в Альпах» и предлагает ей самой направлять в нужную сторону. Она переворачивает табличку другой стороной, и новая надпись, которая постоянно заставляет её улыбаться, гласит «Не входить, если вы не хотите попасть в неловкую ситуацию. Чувствуя себя легче, она спрыгивает с корабля на землю, мысленно не думая об определённом пункте назначения. Выбраться в бар, устроить там потасовку и навести бардак, пока Снарт, возможно, попытается украсть парочку вещиц, — всё это не входит в их привычный распорядок дня. Но сегодня как раз тот день, когда она готова пойти против самой системы. Её пугает тот факт, что из-за драки она может вновь потерять контроль над собой, и поэтому приходится пользоваться лишь ликёром, но никак не толпой людей и их шумом. Всё, что ей необходимо, — один-единственный человек в компании. С котором она в данный момент, впрочем. Может, у него есть идея получше насчёт того, как провести этот вечер? — Итак, как ты считаешь, что следует сделать девушке в годовщину своей смерти? — спрашивает она его мимолётно. Он делает вид, что на мгновение задумывается, а затем, пожимая плечами, всё же сдаётся. — Появиться на кладбище, возможно. Учитывая то, что мёртвые люди, знаешь, чаще всего как бы мертвы. В нём сейчас есть что-то такое, чего она раньше не знала. — А ты вообще веришь в то, что призраки существуют? Он закатывает глаза. — Смотри. Мы на космическом корабле, сражаемся с бессмертным психопатом вместе с крылатой девушкой и парочкой, которая, объединяясь, становится летающим огнемётом. Ну да, ты права, призраки кажутся неправдоподобными. Она тоже закатывает глаза. — Тебя стоило назвать Снарком¹, а не Снартом. Он резко меняет маршрут, поворачивая налево, до сих пор не решив, куда они идут. — Оставь это Циско. Кажется, это он даёт нам имена. Она помнит, как Лига выбирала ей имя: тогда, когда она должна была попрощаться с девушкой, которой когда-то была. Сейчас у неё другое имя и она снова пытается оставить прошлое позади, быть другим человеком, намного лучше: тем, кто найдёт альтернативу убийствам; и она действительно хотела бы, чтобы сестра могла видеть её таким человеком. — Лорел дала мне имя «Белая Канарейка». Сказала мне быть героем при свете дня. Она всегда была такой раздражающей оптимисткой, даже когда мы были детьми. Внезапно он останавливается, словно у него есть какой-то план. — Думаю, я знаю, что воскресит девушку, которая не знает, что делать в день годовщины своей смерти. Пойдём. Из чистого любопытства она следует за ним, надеясь, что они не потеряются в эпохе, когда ещё не существовало навигаторов. Он приводит её обратно на корабль. — Отлично, я знаю, что пойдёт тебе на пользу, — говорит он ей, когда они добираются до его комнаты. — Я позволю тебе оказаться на моей территории, и ты больше никогда об этом не вспомнишь. Он открывает дверь и ждёт её. Она ему достаточно доверяет, чтобы войти внутрь без какого-либо допроса. Она наблюдает, как он копошится в спортивной сумке и вытаскивает старый музыкальный плеер с наушниками, которые выглядят так, словно порвались давным-давно. — Знаю, ты любишь танцевать. У меня есть песни из того времени, когда мне было около двадцати, а ты была ещё подростком, — поясняет он и отдаёт ей плеер. — Я оставлю тебя с этим. Никто и никогда не зашёл бы в мою комнату. Развлекайся по полной. Он уходит, закрывая дверь лёгким толчком и позволяя ей пользоваться его комнатой. Требуется момент, чтобы осознать тот факт, что он доверил ей находиться в его комнате — без какого-либо контроля, около оружия и Бог ещё знает с чем. Когда в последний раз кто-либо показывал ей столько доверия? Она вставляет наушники в уши и нажимает кнопку воспроизведения. Звучат песни, которые появились ещё тогда, когда она была беззаботным ребёнком, живущим нормальной счастливой жизнью с её родителями и старшей сестрой. Говорят, музыка может перенести назад в прошлое, однако сейчас этого не происходит: вместо этого музыка оставляет Сару с неутолимым желанием вновь стать той девушкой, которой она когда-то была. И, возможно, именно это она и захочет сделать. Возможно, захочет погоревать по тому человеку, уже давным-давно потерянному навсегда. Возможно, сказать «прощай» по-настоящему той девушке — это и есть тот самый путь, благодаря которому можно стать кем-то большим. Медленно она начинает танцевать, позволяя телу двигаться в ритм привычных звуков, которые сейчас кажутся такими неродными. Это похоже на терапию: некое освобождение, очищение, словно личная хвалебная речь для себя. Боль, кипящая внутри, медленно оказывается на поверхности и покидает тело. После пары часов она чувствует себя счастливой. Чувствует себя живой. Она покидает его комнату с улыбкой на лице и обнаруживает его сидящим с Рипом, изучающего архивы газет. У неё нет слов, чтобы хоть как-то выразить свою благодарность, и, честно говоря, ей этого и не надо делать. Он уже знает. Он всегда знал, что именно ей нужно было. Он — одна из тех значительных вещей, которые ворвались в её судьбу после последнего возвращения к жизни. И если она не превратит все эти вещи в реальность, то будет просто-напросто проклята. Однажды она вновь спросит его: — Не желаешь выбраться выпить?