Здесь и сейчас

Лениво просматривая отчёты о недавнем нападении, он вздыхает и откидывается на спинку , зевает. За окном уже ночь, луна вовсю царствует на непроглядно чёрном небе, и так отчаянно хочется спать. Перед глазами плывут буквы, цифры, имена, фамилии, даты, названия пунктов, городов, стран — вся эта мешанина из абсолютно разной информации вызывает гнетущее чувство безысходности. Нереально это запомнить. А ведь по-другому нельзя, не будет же он сражаться и выстраивать во время боя с бумажками в руках. Да и имена главных лиц его плана тоже стоило выучить. Так много всего надо было выучить. А она, скорее всего, уже спит и видит в своей уютной постели десятый сон. Счастливая. По правилам приличия ему не положено заходить в её покои до свадьбы, потому что так он продемонстрирует полнейшее неуважение к будущей супруге. Но так хотелось нарушить все эти дурацкие правила хоть раз, один-единственный чёртов раз, он бы даже к ней не прикоснулся, просто лёг бы рядом и уснул, наконец, с кем-то. Спать одному жутко надоело, к тому же элементарные физиологические потребности давали о себе знать, да и терпел он слишком долго. Целая вечность, кажется, прошла с того момента, как они позволили себе первый поцелуй. Скорее даже не поцелуй — так, лёгкое прикосновение губ, но у него от такой невинной ласки чуть крышу не снесло. Сложно представить, что будет в их первую ночь. Решает разобраться с бумажным завалом завтра. Выходит из кабинета под аккорды абсолютной тишины, которая, честно признаться, уже порядком надоела. Все Хранители разбежались по своим делам, они ведь не обязаны сидеть круглыми сутками со своим боссом только потому, что он не может позволить себе лишнего движения в сторону своей невесты. Несправедливая система. К чему медлить, если понятно, что она согласна? К чему все эти запреты? Это же полная чушь! Может, ему всё-таки зайти к ней в комнату? Просто так, открыть дверь, посмотреть на её лицо и также тихо уйти. Ничего же страшного не произойдёт? Да, ничего такого не произойдёт. Потому что всё самое худшее уже случилось. Проходя мимо гостиной, он останавливается и нервно сглатывает, улыбается нежно, чуть криво, с какой-то тайной обречённостью. Она, кажется, делает решительно всё, чтобы его самоконтроль, о котором, между прочим, уже легенды ходят, треснул основательно. Она лежит на диване в одной сорочке, бретелька съехала с плеча, оголяя бледную кожу, юбка задралась, обнажая хорошенькие ножки, красивые волосы растрепались по импровизированной подушке из каких-то вещей. Она выглядит обворожительно. Опасно. Соблазны и дичайшие желания колом бьются у него внизу живота. Зачем, спрашивается, его милая девочка вышла из своих покоев? Как там говорил его верный солнечный товарищ? Сопротивляться соблазнам? Он бы и рад, да только сил нет. Его распирает от одной только мысли, что она здесь и сейчас. Что она вообще существует в его жизни. Надоело ждать. Всему есть предел, и его терпение в данном случае не исключение. Нерешительно подходит к ней, в разуме бьётся единственная мысль: проснись. Да-да, проснись и уйди. Нежно проводит прохладными пальцами по её лбу, плавным движением спускается к губам, очерчивает аккуратные губы, добирается до шеи. В какой-то момент она просыпается, но сейчас его бы даже взрыв не остановил. Пожирает её тело странным взглядом, в котором столько всего смешано: и нежность, и первобытное желание, и небольшой страх, и неуверенность, и, наоборот, твёрдая решительность. Она смотрит на него доверчиво, без каких-либо глупых сомнений, потому что она твёрдо знает, чего хочет. Осторожно берёт его руку и, отбросив вообще все правила, прикладывает его широкую ладонь к своей груди, что вызывает в нём приступ странно приятной дрожи. Какая же она мягкая! - Ты позволишь? - он всё ещё не знает, правильно ли поступает. Всё-таки это грех. Это не совсем отвечает его воспитанию. Но как можно перед ней устоять? - Конечно, то есть, да, хватит уже всей этой мишуры. Надоело. Он качает головой, смеётся и, полностью с ней согласившись, мгновенно оказывается сверху, вжимает её в кровать, разглядывает любимое лицо. Целует сначала осторожно, потом настойчиво, потом вовсе теряет всякую свою адекватностью. Хочется. Тупо хочется — это действительно неконтролируемое желание, потребность тела, души — всего, что в нём есть. Проникает языком ей в рот, сжимает рукой упругую грудь, случайно задевая пальцами набухшие сосочки. Она чуть выгибается от непривычных ощущений, но сопротивления не оказывает никакого, поэтому он продолжает. Наверное, даже если бы она захотела сейчас остановиться, он бы вряд ли смог. Невероятные ощущения. Её кожа мягкая, а сама податливая, словно вся сделана из ваты — мни как хочешь. Оторвавшись от губ, склоняется к шее и оставляет на ней ярко-красный след, перебирается ниже, прикусывает кожу ключиц, сильно сжимая её грудь, почти грубо, но ей нравится. Она часто-часто дышит, зарывается пальцами в светлые волосы, содрогается от волны жгучего возбуждения, которое странным, тянущим чувством отзывается в низу живота. Его поцелуи буквально везде: на лбу, на груди, на ключицах, она чувствует его какие-то немного грубоватые прикосновения к телу. Потом набухшую от возбуждения розовую вершинку накрывают горячие губы, посасывают, покусывают, чем вызывают у неё уже крупную дрожь. Выгибается, испускает тихий стон, прижимает его ближе, плотнее, прося о большем, прося, чтобы он не прекращал. Языком ласкает сосок, в штанах невыносимо тесно, её стоны, больше похожие на мольбу, возбуждают его до отупения, до потери разума, мыслей — всего. Она извивается под ним, стонет, но всё равно выглядит почему-то такой невинной. Это заводит. Это реально заводит его, вышибает из лёгких воздух. С мягкой улыбкой он осторожно гладит её по внутренней стороне бедра, а потом неожиданно его пальцы касаются повлажневшей промежности. Она зажмуривается от накатившего смущения, сдвигает ноги, однако, осознав, как это хорошо, приятно и чудесно, когда он касается её там, тут же их раздвигает. Медленными движениями он начинает массировать складочки, надавливает на чувствительный бугорок, и она вгибается, выгибается до хруста в костях. Стонет, потому что это просто непередаваемо приятно, так замечательно, тепло, жарко, потрясающе. Он проникает рукой в трусики, ловит каждый звук, который она издаёт, хочет довести её до такого состояния, чтобы она вообще перестала что-либо понимать. Примерно как он. С пошлым звуком он массирует нежные складочки, там уже так мокро, и у него в голове мелькает мысль, что внутри у неё также влажно, а как она будет сжимать его на первых порах! Вскоре она уже сама подстраивается под темп его движений. Он не может сдержать мягкой улыбки — её такое порочное в данный момент лицо вызывает у него смешанное чувство счастья и тупо бьющегося в низу желания обладать. Но, пожалуй, он слишком увлёкся. Её тело потрясающе податливо и покорно, и всё же нельзя. Просто нельзя. Поэтому он, словив стон разочарования, вытаскивает пальцы, испачканные в прозрачной субстанции. На миг совершает сумасшествие: облизывает палец, а она задыхается от стыда, смущения и возбуждения. - Потом, - его голос хриплый, но он улыбается, нежно целует её в щёку. - Мы можем пожениться завтра? - Потерпи, радость моя, - его такая нетерпеливость забавляет, хотя сам он тоже на пределе. - Я рада, - внезапно говорит она и отводит взгляд в сторону, неловко сводит ноги. - Чему ты рада? - Тому, что есть у меня. Тому, что ты только что сделал. И вообще, я буду рада всему, что сделаешь. Он улыбается, качает головой и целует её в лоб. Да, он тоже рад. Он окрылён этим чувством эмоциональной полноценности. И он безумно, до одури, до сумасшествия рад, что у него есть такая милая девочка...