Незаконченная сказка

Увидев на пороге Факира, Харон поприветствовал его и предложил сесть за стол. Разложил по тарелкам свои нехитрые запасы: хлеб, козий сыр, вареные и свежие овощи, немного ветчины. Заварил чай. — Как дела у Ганса и моей сестренки Рейчел? — спросил Факир, осторожно отпивая горячий напиток из высокой кружки. К еде он почти не притронулся. В последнее время у него и так не было аппетита, а неприятная беседа с Аотоа окончательно отбила желание ужинать. — С ними-то все прекрасно, лучше не бывает, — серые глаза Харона смотрели с тревогой из-под выцветших кустистых бровей. — А с тобой что? — прибавил он внезапно. — Вижу, тяжко тебе. Что происходит? Кулаки невольно сжались. Факир усилием воли заставил их разжаться обратно. Пальцы отчаянно заскребли по поверхности стола. — У меня, как у Рейчел с Гансом, всё великолепно. — Неправда, — мягко упрекнул его Харон. — Ты не хочешь рассказывать нечто важное. Что тебя мучает? И, кстати, где та забавная девочка с рыжей косичкой? Ты совсем ничего о ней не говоришь больше, не приводишь в гости. Вы поссорились? Или, может, она приболела? Факир невольно подавился чаем. Отставил кружку в сторону. «Почему он задал такой вопрос? Харон, как и все, не должен помнить! Но он вспомнил. Что за день такой? Все словно сговорились танцевать на моих любимых мозолях!» — С ней. Все. В порядке, — скрипнул зубами Факир. — Опять неправда, — начал сердиться приемный отец. — Чувствую, твоя подружка здорова, но никакого порядка с ней нет. Ты обманывать пришел? Или посоветоваться? Совет - дам, обман — не люблю, так что… — Я… больше не хочу учиться балету. — Почему вдруг? — Это бесполезно. Да, я отлично танцую, мне нравится чувствовать гармонию тела, свободу души, но… Все мои танцы не смогли ни одного человека сделать счастливее! К чему тогда вообще продолжать заниматься бессмыслицей? — Хм. Странные у тебя мысли и чудные какие-то выводы. Люди редко признаются, что в их душе, благодаря чужому таланту, пробудился собственный свет. Тебе, может, никогда не удастся узнать, чьего сердца коснулся твой танец, но это не означает, что такого человека вовсе не встретилось на твоём пути. Поэтому подумай, возможно, твоё решение бросить обучение поспешно? — Да, наверное. Не знаю. Извини, мне пора, — Факир незаметно смахнул со стола и спрятал в карман пару ломтей кукурузного хлеба. — Погоди! Куда ты вдруг собрался? Посиди ещё. — Пойду, прогуляюсь. И да, спасибо за совет и за угощение. Это, видимо, осенняя хандра или усталость дурно влияют, вот я и начал жаловаться. Ну… Я побежал? Не дожидаясь ответа, он взмахнул рукой на прощание и выскочил на улицу. Там отдышался и зашагал вниз, к городским воротам, к маленькому озерцу, где не появлялся уже несколько дней подряд. *** Ему даже не пришлось звать ее. Маленькая желтая уточка с грустными голубыми глазами плавала взад и вперед возле берега и ждала его. Завидев Факира издали, она с громким криком взлетела из воды и бросилась к нему на грудь, обхватив крыльями, будто обнимая. — Ну-ну, довольно, — смеялся Факир, чувствуя странную радость от прикосновения к мягким перьям. — Чего раскрякалась? Уточка обиженно примолкла. Сердце ее отчаянно колотилось. Факир чувствовал частые, сильные удары сквозь одежду. «Она просто соскучилась в одиночестве», — думал он, продолжая гладить птицу по крыльям и спине и повторяя вслух с ласковой улыбкой. — Вот глупая! Зачем плаваешь так близко к берегу? Ребята выловят и на кухню отнесут, или лиса с куницей схватят. Говорил тебе: не будь доверчивой. Надо маскироваться, если хочешь выжить. Озеро и лес, конечно, вернулись на свои законные места за чертой города, однако это не гарантирует твоей полной безопасности. Рядом проезжая дорога, мало ли кто по ней шляе… кхм … околачивается! — Кря! — Ты хоть понимаешь меня? — Кря, кря! — согласно закивала уточка. — Немного волшебства еще осталось в тебе… Как надолго его хватит? Факир присел на траву, опустил странную птицу, понимающую человеческую речь, на землю и раскрошил хлеб, позаимствованный у Харона. — На, поешь, а то с утра до ночи сплошные водоросли и водяные жуки. Наверное, ты голодная? — Кря! — подтвердила уточка, начиная жадно клевать куски хлеба. — Да не спеши, подавишься, — расхохотался Факир, наблюдая за ней. — Вот чудо мое непутевое, — его взгляд смягчился, расправилась глубокая складка, залегшая между бровей, — завтра еще принесу. А сыр захватить? — Кря! — Могу даже кофе со сливками принести, если хочешь. Нет, про кофе ты уже не помнишь, да и не хочешь его, — понял он, увидев непонимающий взгляд птицы. — Помнишь хотя бы, как тебя зовут? — Кря! — уточка выпрямилась и указала крылом на свою грудь, где когда-то висел волшебный медальон на длинной цепочке. «Я все помню, Факир! — говорили ее глаза. — И финальную битву, и то, как Мифо спас Ру, а потом они улетели вместе на колеснице, запряженной парой белоснежных лебедей. И как сгорела Эдель, спасая твою жизнь, и как ты защищал нас с Мифо на озере от Крэру, а потом создал сказку специально, чтобы вызволить меня из Безвременья. Ты проткнул ножом кисть руки, которую Дроссельмейер пытался заставить двигаться, как угодно ему. Ничего не забыто, Факир! Твои нежные ладони, впервые коснувшиеся моих крыльев в тот день, когда я спряталась в шкафчике с одеждой, а ты не выдал меня хищной игуане, да еще и накормил досыта хлебом. Ты всегда мне нравился, даже когда я ошибочно полагала, будто ты — враг Мифо и желаешь ему только зла. Называя тебя вслух жестоким человеком, сердцем я уже тянулась к тебе. Сюжетом мне было предначертано влюбиться в Мифо, но другая любовь стала вдруг сильнее и крепче первой. Она росла незаметно. Однако проклятие все еще на мне. Я по-прежнему не могу рассказать любимому о своих чувствах, ибо до конца дней теперь останусь уткой. Все, что еще мне доступно получить от жизни: видеть тебя каждый день на этом озере, пока ты не встретишь какую-нибудь красивую девушку и не женишься на ней, позабыв обо мне». «Странно, — подумал Факир. — На секунду в шуме ветра мне померещился ее голос. Ахиру говорила о своих чувствах. А, ерунда. Сам себя обманываю. Она всегда любила одного Мифо, а я — так… Неудачник. Рыцарь недоделанный». — Если станет одиноко, прилетай, и мы вместе погреемся у камина. Только прячься от людей, ведь теперь ты беспомощна. Ты вообще зимовала одна? Слушай, тебе лучше найти стаю и прибиться к ней! Он увидел, как Ахиру четко покачала головой «нет». — Не хочешь? Почему? «Я только внешне утка. Внутри я по-прежнему девочка, и я люблю тебя, Факир». — Тогда, — его вдруг осенило, — хочешь, отнесу тебя к Харону? И строго-настрого прикажу ему не думать о тебе, как о пище! Впрочем, ты не домашняя птица, чтобы сидеть взаперти. Ты привыкла свободно летать и плавать. Черт! А вдруг Харон все-таки отобедает тобой? Он же не знает, кто ты. А если я расскажу, решит, что я спятил, но, разумеется, не поверит. Нет, лучше не стоит тебе туда отправляться. Недолго думая, Ахиру крепко вцепилась клювом в его рукав и весьма ощутимо дернула. — Чего? Не понимаю, — засмеялся Факир, даже не пытаясь высвободиться. Сейчас этот вечно хмурый парень на секунду мог бы показаться стороннему наблюдателю вполне счастливым. — Кря! — решительно высказалась утка и снова вцепилась в край манжета, начиная его легонько подергивать и пощипывать. — Мне нужно что-то сделать? Куда-то пойти? Нет. Тогда… Взять тебя к себе?! — наконец, догадался юноша и поник головой. — Ахиру-сан, меня выгонят из общежития с треском. Утка повернулась, молча заковыляла к воде, плюхнулась в озеро и быстро поплыла к противоположному берегу, перебирая лапками. Она не обиделась. Просто не хотела, чтобы Факир видел, как она плачет. Одиночество. Теперь она до глубины души поняла, как это бывает. И даже в лунную или туманную ночь Принц не придет на берег танцевать. А Рыцарь вскоре ее забудет. Тоже понятно. Зачем ему утка? Ему нужна обычная девушка. Такая, как Пике, например. Да, ей лучше забыть обо всех прямо сейчас. Сказка закончилась, и ее место здесь, на озере. *** Стоя на берегу и придерживая непослушную челку, падавшую от ветра на глаза, Факир долго смотрел вслед Ахиру, пока она не скрылась в камышах на другом берегу. Резко развернулся и едва не заорал от злости. Из соседних кустов выглядывали две макушки: золотистая и розовато-сиреневая. «Вот шпионки! Нахалки! Ну, сейчас я им задам!» — Факир решительно двинулся к кустам, но девчонки, словно почуяв недоброе, не стали дожидаться праведного гнева семпая, выскочили из зарослей и, что есть духу, бросились улепетывать по направлению к городским воротам. Ярость Факира испарилась. «Да что со мной? — размышлял он по пути в общежитие. — Злюсь от собственного бессилия. Просто с некоторых пор меня раздражают все вокруг. Я должен сделать нечто для Ахиру, но не понимаю, как ей помочь, потому и срываюсь на окружающих. Ладно, надо попытаться предпринять хотя бы то, что в моих силах». Пройдя по коридору, раздав желающим направо и налево ледяные приветствия для поддержания имиджа жестокосердного эгоиста, Факир открыл ключом дверь в комнату и удовлетворенно убедился, что к нему все еще никого не подселили. Славно. Иначе незадачливому соседу пришлось бы сегодня ночевать где-то между этажей. Или во избежание подобного печального исхода, прикинуться неодушевленным предметом на все оставшиеся месяцы их совместного проживания под одной крышей. «Факир — ты злой, — вспомнил он голосок Ахиру, ее сведенные над переносицей тонкие брови. — Ты жестокий человек!» Встряхнувшись и отогнав навязчивое видение, юноша, не теряя ни секунды, сбросил пиджак на кровать, закатал рукава, уселся за письменный стол, вынул из ящика перо, чернила и лист бумаги. Сделал глубокий вдох. Обмакнул перо в чернила и обессилено уронил руку на белоснежный лист. По бумаге немедленно расплылась внушительная черная клякса. Опять та же ерунда. Почему? Он ведь уверен в своем даровании! Дважды ему удалось спасти Ахиру, пользуясь магической силой, пусть тогда он продолжал чужую историю. Но кто ему сейчас мешает начать новую сказку? Или Дроссельмейер проклял его еще и неспособностью сочинять собственные сюжеты? «Я герой его истории, и я же — его потомок. Старая сказка закончилась, но мы с Ахиру не исчезли. Так что я смогу изменить наши судьбы». Желанное ощущение не приходило. То самое, заставившее его пальцы некогда помимо воли танцевать, следуя велению сердца, изливаться строчками на бумагу. Он чувствовал Ахиру, как себя. Нет, забывал о себе, слушая голос ее души. А теперь… «Неужели, когда заканчивается сказка, приходит к концу и духовная связь с важным и дорогим тебе человеком? Не верю. Невозможно. Ахиру, я хочу вернуть тебя. Конопатую девчонку с длинной рыжей косой, распахнутыми в пол-лица наивными глазами, отражающими летнее безоблачное небо. Неуклюжую балерину, не умевшую танцевать, но любившую весь мир. Впрочем, когда ты превращалась в принцессу, твоими грациозными движениями залюбовался бы кто угодно. Но мне не нужна искусная в балете Тютю, мне нужна именно моя Ахиру. Та самая, спотыкавшаяся на каждом шагу и постоянно влипавшая в нелепые ситуации, которую вечно приходилось выручать из немыслимых ловушек, куда она попадала по причине своей наивности и стремления помогать всем и каждому. Ахиру, я понял. Все это долгое время я любил тебя. Не как сестру или подругу, а гораздо сильнее. Ты для меня - мое небо и солнце, южный ветер, приносящий светлую радость, мой незримый внутренний танец, пронесенный через все страдания и страх. Мы вместе рука об руку преодолевали себя. Пока Мифо и Ру шли друг навстречу другу своим тернистым путем, мы постепенно сближались с тобой. Сначала стали из врагов союзниками, благодаря Принцу, но, в конце концов, мне важнее стало уберечь от Великого Ворона именно тебя. Я обрадовался свадьбе Мифо и Ру оттого, что ты осталась в нашем мире. Не важно, какая, но ты осталась здесь! Теперь нужно только вернуть тебе человеческий облик, и тогда мы… Возможно…» Факир думал так, но перо по-прежнему лежало на столе, уткнувшись черным носом в бумагу. За всеми внутренними терзаниями, сомнениями юноши написанная крупными буквами скрывалась одна неотвязная, колющая душу мысль: «Как бы ты ни старался, она любит только Принца и всегда будет его любить». Хочет ли Ахиру вообще возвращаться в мир, где больше нет ее возлюбленного? Может, ей нравится общество Рыцаря лишь потому, что он — друг Мифо, и маленькую уточку греет мысль однажды услышать новости о Принце? «Довольно! Мне никогда не спасти ее, пока я эгоистично думаю лишь о себе и своих переживаниях». Факир перевесил школьный мундир на стул и тяжело рухнул на постель, заложив обе руки за голову. Слабенькая надежда теплилась в глубине души. По какой-то причине Ахиру сегодня просила забрать ее с собой. Явно не для того, чтобы оказаться поближе к Мифо… И эта странная фраза, внезапно прозвучавшая внутри него: «Сюжетом мне было предначертано влюбиться в Мифо, но другая любовь стала вдруг сильнее и крепче первой». Неужели он сам себе придумал эти слова, будто бы произнесенные ею? А если не придумал, а всё-таки услышал? Неожиданно вспомнилось еще кое-что. Пару недель назад малышка Удзура, ушедшая теперь вместе с Дроссельмейером в мир сказок, нашла где-то в парке и вручила Факиру совершенно дурацкое любовное послание, подписанное именем Ахиру. Рыжеволосая балерина, чье имя стояло в конце письма, будучи припертой к стенке, отчаянно отрицала свое авторство, сообщив Рыцарю, что сию ужасную записку сочинила неутомимая парочка — Пике и Лили, дабы подшутить над ними обоими. Тогда Факир, как истинный джентльмен, вернув компромат, посоветовал покрасневшей до корней волос девочке больше не делать подобных глупостей. Но на мгновение где-то в глубине его души шевельнулось разочарование. «Странно, — удивился он самому себе в тот миг, — почему меня вообще беспокоят ее чувства? Она любит Мифо, так при чем здесь я?» Но сейчас он нечаянно подумал: а вдруг Ахиру тогда побоялась сказать правду из-за его вспыльчивого нрава? И записка была никакая не идиотская, а самая лучшая на свете? Факир подскочил на кровати. «Ладно, сейчас ночь, но завтра я непременно пойду на озеро и заберу ее. Пусть выгоняют из общежития, я не оставлю ее больше одну. Она так одиноко выглядела, когда уплывала сегодня. И если мое предположение верно, Ахиру желает быть со мной, то мы будем вместе, чего бы мне это ни стоило! Даже отрубленных рук. Даже — Бог с ними, с книжниками, — отсеченной головы!» *** В это самое время две запыхавшиеся ученицы балетной школы сидели в женском общежитии Академии Кинкан Таун, взахлеб обсуждая свои вечерние похождения. Они побросали сумки прямо на пол, Лили забыла переодеться в домашнее платье и измяла всю юбку своей красивой школьной формы, ерзая на стуле. В волосах у обеих подружек запутались мелкие сучья и листья от многочисленных кустарников, росших по обочинам городских улиц. — Значит, так, — просуммировала Пике. — Кого бы мы ни спрашивали о событиях прошлой недели, у всех ответ одинаков: ничего необычного не видели, не слышали, не помним. Все было, как всегда. Но стоит начать уточнять: а как «всегда»? И люди затруднялись ответить. Например, постоянно ли пустовал соседский дом или жильцы недавно съехали? Когда и почему это произошло? Иные даже путались с количеством собственных детей. Одна мамаша называла то троих, то четверых, бледнея и краснея. В итоге просто выгнала нас вон, на этом дело и закончилось, но на вопрос она так и не ответила. — Да, а потом мы узнали, что мэр города нашел внутри башни на главной площади странную штуку. Говорят, какой-то сложный механизм, ныне сломанный, но что это — непонятно, — добавила Лили. — Проржавевший механизм — еще одна загадка, ты права, — подтвердила Пике. — Связан ли он с потерей памяти всеми жителями города или нет — тоже выяснить не удалось. — В итоге нас отовсюду разогнали, мы побрели прочь, однако по пути ты заметила Факира-семпай, и я, ломая свои нежные пальчики, отбитые беготней за целый день, как распоследняя идиотка, поперлась с тобой на озеро за городом… — Сцена на озере меня сразила наповал, — траурно вздохнула Пике. — Ужас. Семпай беседовал с уткой! Что с ним происходит? Нервы, что ли, сдают? — На чокнутого он не похож, — рассудила Лили, упершись пальцем в свой пухленький подбородок. — И утка странная. Во-первых, окрас вообще непонятный: не птенец, а ярко-желтая, да еще глаза голубые. Пике, ты хоть раз в жизни видела голубоглазых уток? — Только сиамских кошек. — Вот-вот, — быстро закивала Лили. — Во-вторых, почему дикая утка плавала одна, отдельно от стаи, да еще и бросилась к семпаю на грудь? Прямо будто обняла его. Как человек. — Утка… Утка… Ахиру, — будто размышляя вслух, бормотала Пике. Внезапно обе девочки подскочили на своих местах и уставились друг на друга. — Конечно! — закричали они одновременно. — Нашу третью подружку звали Ахиру! *** Выбежать в коридор общежития и постучать в знакомую комнату ничего не стоило. В порыве чувств Пике забарабанила по двери изо всех сил. — Ахиру-тян! Ты здесь? Открой! Это я, Пике! Срочно поговорить надо! Ручка щелкнула, дверь распахнулась. На пороге стояла заспанная высокая девочка в белой ночной рубашке с длинными каштановыми волосами, перевязанными сзади зеленой бархатной резинкой. Незнакомая балерина с досадой терла покрасневшие глаза. — Ну чего вам, Пике, Лили? Я спать легла всего полчаса назад. Одиннадцатый час, в завтра в семь уже подниматься на занятия. Имейте совесть! — Ты кто? — опешила Пике, так и застыв со сжатой в кулак рукой, будто собираясь и дальше ломиться в уже открытую дверь. — Как это «кто»? — не выспавшаяся ученица с удивлением переводила взгляд с одной нежданной гостью на другую. — Я Арикуйми, ваша соседка по общежитию, а еще мы в одном классе учимся. — Ты занимаешь чужую комнату! — наставила на Арикуйми палец Лили. — Здесь живет наша подруга Ахиру! — Ваша подруга? — изумленно захлопала глазами девочка. — Ахиру? Впервые слышу это имя. — А мы впервые видим тебя! — Пике отчаянно застучала в соседнюю дверь. Теперь в коридор выскочили сразу несколько девчонок из разных комнат. Потея и дрожа, Пике убедилась, что более половины одноклассниц видит сейчас впервые в жизни. Незнакомые девочки, разом накинувшиеся на нее из-за поднятого в столь неурочный час шума, отлично представляли, где находятся и что с ними происходило раньше. Они прекрасно помнили друг друга, никого не удивляло наличие Арикуйми в якобы чужой комнате. Никто понятия не имел, какую именно «Ахиру» пытаются стребовать с них две ополоумевшие ученицы. В конце концов, двери одна за другой снова захлопнулись. Последней закрылась та, в которую Пике вначале стучала. Разозлившаяся Арикуйми пожелала парочке беспокойных соседок по этажу «приятных сновидений, а также излечиться от бреда», после чего исчезла в глубине спальни. Незадачливые подружки вновь вернулись в комнату Лили и крепко задумались. — Возможно, Факир-сама прояснит ситуацию, — сделала вывод Пике. — Я спрошу у него завтра так, что он не отвертится. — Попробуй, — вздохнула Лили. — Знаешь, — добавила она после короткой, но тягостной паузы, — сейчас, когда мы спорили в коридоре с другими ученицами, на мгновение мне захотелось тоже потерять память и стать, как все. Зачем мы помним то, что забыли остальные? — Но тебе разве не интересно узнать, почему это происходит? Отчего в городе половина людей исчезла, зато появились новые? С какой стати мы помним, а другие не помнят и ничему не удивляются? Что за морок на нас навели? Мифо-сама, Ахиру-тян... Они же нам не приснились! — А если неправы мы? Вдруг морок навели только на нас двоих? — Нет, — твердо возразила Пике. — Ахиру существовала. И Мифо-сама был настоящим. Даже если они вдруг в одночасье исчезли и все о них забыли, но я-то помню. И Факир-сама помнит. И я добьюсь правды, чего бы мне это ни стоило. *** На следующее утро с раскалывающейся от боли головой Факир медленно плелся на занятия, проклиная яркое солнце, резавшее покрасневшие от недосыпания глаза. На одной из боковых аллей он нос к носу столкнулся с той же настырной девчонкой. Пике, или как ее там. Сегодня она и не думала прятаться. Сведя нахмуренные брови над переносицей, нахалка решительно спросила, игнорируя свой обычный вежливо-заискивающий тон и отбросив привычную робость: — Факир-сама, я буду краткой. Я знаю все. Город лишился памяти, никто не способен рассказать о событиях четырехдневной давности. Но я вспомнила кое-что, и, могу поклясться, вы тоже не забывали. Я хочу знать, что случилось с нашей подругой Ахиру и с вашим близким другом Мифо-семпай. Отвечайте! Их исчезновение — ваша вина, потому вы и скрываете произошедшее от всех? От неожиданности Факир отшатнулся назад, будто Пике была возродившимся из тьмы Великим Вороном.