Новолуние

Я учусь смирению. Я доказываю своему отражению в зеркале, что это необходимо. Потому, что иначе я не могу объяснить то, что произошло. Я помню слишком много. Воспоминания крутятся в голове, противореча одно другому. Альбус Дамблдор легко находит объяснение поступкам Реддла. Он называет их «перемены». У меня нет слов, чтобы назвать их хоть как-то. Теперь он рядом почти постоянно. Мы вместе занимаемся делами старостата, вместе готовим уроки и сидим за одной партой. По вечерам он смотрит, как я рисую или просит поиграть с ним в шахматы. Я проигрываю, но он знает, что я делаю это специально. Мне кажется, Том Реддл удивлен не меньше моего тому, что я не противлюсь его обществу. Я замечаю это в его взгляде каждое утро, когда вижу его в гостиной, безупречно одетого, ожидающего меня, чтобы проводить на завтрак. У него глаза прорицателя. Тревожные, настороженные, в солнечном свете похожие на цирконы. Он разгадывает меня, изучает, раскладывает мою личность по полочкам, и порой мне кажется, что он видит меня насквозь. Я делаю то же самое. Мне повезло больше, я знаю о его жизни из десятка источников: газеты, энциклопедии, рассказы очевидцев, личное… Впрочем, не стоит об этом. Я учусь смирению. Выполняю обещание, данное единственному человеку, знающему правду. Я доказываю своему отражению в зеркале то, во что я сама не верю.

14 ноября 1942 года.

Тело само собой бросает влево, рука поднимается вверх, крепко хватая тонкое запястье. Движение быстрое, выверенное, словно он делает это не в первый раз, словно он догадался заранее, что так случится. Впрочем, он действительно думал об этом. Луна Абери, кажется, весит не больше котенка, даже если брать в расчет пушистую серую шубку из зверя неизвестной породы и объемистую шляпу, украшенную нелепыми зелеными яблоками, каждое размером с кулак. Тому стыдно признать, что, даже с такой ерундой на голове, Абери не выглядит полной дурой. Тому стыдно признать, что с недавних пор его начинает мутить от одной мысли, что она может упасть. Пусть даже и с низенького бордюра, по которому девчонка шла всю дорогу от Хогсмида. — Я предупреждал, что так будет. — Реддл зло тряхнул головой. — Ты можешь хотя бы иногда слушать, что я говорю? — А то что? — У нее в глазах смешинки и щеки раскраснелись от мороза. — Убьешь меня? — Может быть. — Том отстранился, поправляя шарф. — Нет, даже, скорее всего. Веришь? — Верю. — Луна спрыгнула на землю. — Еще как верю. Это было их новой игрой. С того самого момента, как она пришла в себя на больничной койке. С того самого момента, когда она открыла глаза, и Реддл сказал первое, что пришло ему в голову. «Я убью тебя». Три слова на выдохе, впиваясь пальцами в ее худое плечо. Нет, не так. Он сказал по-другому. «Я убью тебя, если ты еще раз сядешь на метлу». С того дня угроза стала обыденной. Утратила свой первоначальный смысл, став не более, чем набором звуков. Или напротив? «Я убью тебя». «Я знаю». Ее согласие, такое простое и обыденное, каждый раз заставляло Тома прятать в складки мантии руки, чтобы скрыть дрожь. Абери словно говорила: «Подожди еще немного. Скоро придет время, и я не стану тебя останавливать». Ее немое обещание будоражило кровь, пробуждало эмоции, ранее неизвестные Реддлу. Он все ждал, когда же она, наконец, спросит его о том, что произошло на самом деле, но Луна упрямо молчала. Ждала удобного момента? Или просто сдалась? Нет, она не могла сдаться. — Темнеет. — Том со значением указал на небо. — Мы должны идти быстрее. — Да брось. — Луна подняла голову вверх. — Кому мы должны? Слизнорт сам отправил нас «погулять». — Он сказал вернуться до ужина. — Он сказал, что мне нужно дышать свежим воздухом и отвлекаться от мрачных мыслей после падения. — Парировала Абери. — Я этим и занимаюсь. Реддл закатил глаза. — Ты битый час выбирала в «Шапке-невидимке» эту уродливую штуку у себя на голове. Хорош свежий воздух! Луна театрально прижала руку к груди. — Покупка шляпы относится к «мрачным мыслям» и методам избавления от них. А твои слова — оскорбительны. Том усмехнулся. — Хочешь сказать, что я не джентльмен? — Хочу сказать, что от души надеюсь, что тебя ночью сожрут нарглы. Это было…любопытно. Изображать беззаботность. За годы жизни Том научился многому: равнодушию и умению держать себя в руках, вежливости и тактичности, научился улыбаться в положенном месте и в положенное время. Для него не была проблемой практически любая манера общения; если он действительно этого хотел, то мог бы расположить к себе и черта лысого. Но беззаботность? Легкая непринужденная беседа «ни о чем» всегда вызывала у Реддла ступор. Разом костенели мышцы лица, мимика нарушалась, делая Тома похожим на жестяного болвана. Возможно, дело было в том, что он считал подобные виды общения нерациональными. Не несущими никакой смысловой нагрузки. А может быть, таких разговоров в жизни Реддла никогда и не было: ни в приюте, ни в школе никто не говорил с ним именно так: по-дружески. Тем не менее, сейчас у него появилась возможность заполнить этот пробел. Разговаривая с Луной он учился тому, что обычные люди называют «болтовня». Копировал жесты, старательно запоминал темы разговоров, придумывал, что бы сказать в ответ. Это оказалось непростой задачей: аналитический склад ума и природная молчаливость изрядно паскудили дело. Он вяз в диалоге, как муха в банке с вареньем, не зная, что говорить и что делать. Но чем тяжелее ему было, тем сильнее он хотел добиться желаемого. Потому, что именно так он намеревался разгадать загадку под именем Луна Абери. Впервые за всю его жизнь «ни о чем» имело смысл. В ее смерти не было необходимости. Во всяком случае, пока. Абери удивительным образом привнесла в его жизнь что-то новое, а Реддл ценил то, что приносит ему пользу, а значит, делает сильнее. Первое открытое противостояние, первый раз, когда его смогли обыграть, первая попытка убийства… Том искоса взглянул на идущую рядом девушку. — Тебе было страшно? — Спросил он, пряча руки в карманы пальто. — Страшно падать? — Это невежливо. — Луна вздернула подбородок. — Спрашивать о таком. О несчастных случаях, о личной жизни, о мертвых родственниках и болезнях. Я уже говорила, помнишь? — Извини. — Реддл закусил губу, раздумывая как бы переформулировать вопрос. — Не представляю, что ты испытывала, когда это произошло. — Наконец проговорил он. — Я бы умер от страха. Абери выгнула бровь. — Ого! — Она рассмеялась. — Так намного лучше. — Я стараюсь. — Том ответил на улыбку настолько искренне, насколько смог. — Хорошо. Будем считать, что у тебя получилось произвести на меня впечатление. — Девушка нагнулась, зачем-то подбирая с земли маленький гладкий камушек. — Мне не было страшно. — Ты была уверена, что тебя спасут? Или просто не боишься смерти? Луна подбросила камень на ладони и крепко сжала кулак. — Глупый? Как можно в здравом уме не бояться смерти? Том до боли прикусил губу. С этим аспектом общения было труднее всего. В смысле, с оскорблениями. То, что слова вроде «глупый» или «идиот» не всегда произносятся с целью унизить кого-то, стало для Реддла колоссальным открытием. Не то, чтобы он не знал этого раньше. Просто никогда не пытался применить подобное обращение к себе. И уж тем более не позволял таких вольностей другим. — Значит, надеялась на спасение? Луна покачала головой. — Ты когда-нибудь падал с высоты? — Тихо спросила она. — Вот так — внезапно? Когда не ожидаешь, что это произойдет? А если и ожидаешь, то не знаешь, когда точно наступит момент? — Нет. — Пальцы в карманах сжались в кулаки, где-то в грудной клетке словно зажегся маленький огненный шар. Ощущение было мучительным и желанным одновременно, он ждал его всю чертову прогулку по Хогсмиду, как наркоман ждет очередной дозы. — Я никогда не испытывал ничего похожего. — Это происходит очень быстро. Тепло распространялось по телу, накатывало волнами. Он прикрыл глаза, вспоминая, как она падала вниз: крик с трибун, полет между ударами его сердца, вспышка. И осознание того, что она не погибла. Том до сих пор не понимал, что вызывает у него больше эмоций — ее падение или чудесное спасение. — Дамблдор успел вовремя. Кто бы мог подумать, что профессор окажется на одной из трибун в тот момент, когда должен был присутствовать на заседании попечительского совета? — Что? — Абери ткнула его кулаком в плечо, вынуждая открыть глаза. — Причем тут Дамблдор? Не в нем дело. Дело в том, что все происходит очень быстро. Мгновение — и ты упал. Ни страха, ни мыслей. Раз и все. Эмоции схлынули, словно его окатили ведром ледяной воды. — Так просто? — Реддл недоверчиво нахмурился. — Смерть это вообще просто. Особенно своя. — Луна хмыкнула. — Я тебя расстроила? — Не знаю… — Том ускорил шаг, раздумывая над ее словами. — Точнее, нет. Почему я должен расстроиться? Я рад, что с тобой все в порядке. — Странно. — С сомнением протянула Абери. — Я бы на твоем месте не была рада. — Почему? — Если хочешь кого-то убить, и не удается, то это паршиво. Том остановился, как вкопанный. — Не понимаю, о чем ты. — Да брось. — Луна, как ни в чем не бывало, обошла его сбоку и вновь запрыгнула на бордюр. Каблучки дробно стукнули по камню. — Тоже мне, загадка сфинкса. Метлы не ломаются сами по себе, а Том Реддл не прощает тех, кто задел его самомнение. — Ты ошибаешься. — Едва ли. — Луна рассмеялась, отворачиваясь от Тома. — В сущности, мне все равно. Намного интереснее другое. Почему ты передумал? — Повторяю, я не знаю, о чем ты сейчас говоришь. — Сухо сказал Реддл. — Чуднее чудного. — Абери сняла с головы шляпу и в задумчивости покрутила в руках. — Я выбрала зеленые яблоки, хотя голубые колокольчики понравились мне больше. Ты выбрал мою жизнь, хотя должен был выбрать мою смерть. Мой выбор прост — яблоки совпадают с цветом нашего факультета. А твой выбор? — Замолчи. — Реддл сделал шаг назад. — Ты снова несешь чушь! — Ты снова лжешь. — Луна отбросила шляпу в сторону. — Почему? Почему не хочешь быть честным? Послушай, у меня нет к тебе претензий. Я уже говорила — я понимаю. Все, что мне нужно, это знать, почему ты передумал. Ты же передумал, правда? Стало трудно дышать. Воздух слипся, клейким комком осел в горле. Что он мог сказать ей? Как объяснить? Он ожидал этого обвинения уже восемь дней. Он придумал больше десятка убедительных оправданий. Он дождался и теперь не может вспомнить ни одно из них. Но дело было не только в этом. За вопросом крылось что-то еще. Словно Абери сама не была уверена в том, что говорит. Словно кто-то убеждал ее в том, что Том не желал (не желает?) ее смерти, а она отчаянно не хотела верить. Не могла? *** — Вас долго не было. — Голос Лестрейнджа слышно даже в противоположном углу комнаты. — Мы уже начали волноваться. — С чего вдруг? Я просто выбирала себе шляпу. — Луна засмеялась, демонстрируя слизеринцам новое приобретение. — Нравится? — Эээ. Очень экстравагантно. — Гринграсс с любопытством прикоснулась к одному из яблок. — Не похоже на тебя. — Вы просто плохо меня знаете. Проводить вечера в гостиной было отвратительно. Еще отвратительней, чем в библиотеке. Преимущество последней заключалось в том, что каждый из учеников готовился к занятиям сам по себе. Четыре факультета, десятки учеников, шелест старинных изданий. Однако, привыкнув к нескончаемому гулу, становилось очевидным: ты здесь один. Никто не подойдет, никто ничего не спросит. А если кто-то и отважится, то всевидящая заведующая сразу же выставит нарушителя спокойствия вон. Жаль, нельзя было провернуть этот фокус в общих комнатах Слизерина. Кресло с высокой спинкой было дьявольски неудобным. Камин чадил, словно вместо бревен кто-то закинул туда мешок волшебных вредилок. Впрочем, если принять во внимание ядовито-зеленый цвет пламени, можно легко предположить, что так оно и было. Над головой уже второй час жужжал выпущенный кем-то снитч. Слава Мерлину, никто хотя бы не пытался завести разговор. — «Гадание по птичьим внутренностям»? Что за гадость ты читаешь?! Нотт с любопытством заглянул в книгу, которую Том держал на коленях. Ну вот, пожалуйста. — «Как рассеять туман над будущим» Кассандры Ваблатски. — Реддл надменно поднял бровь. — Надеюсь, тебе не интересны подробности? — Пожалуй, я пас. — Нотт покачал головой. — Прорицание не входит в число моих любимых наук. — Могу тебе посочувствовать. Слизеринец пробурчал что-то неопределенное и ретировался к диванам, в поисках более разговорчивых собеседников. Том вздохнул, возвращаясь к чтению. Ему никак не удавалось сосредоточиться. Смысл слов в книге ускользал от него, путался, мешаясь с разговорами вокруг. С воспоминаниями о сегодняшней прогулке. Проклятье! Ну, почему он не может встать и уйти! — Мне кажется, тебе нужно лечь спать пораньше. Реддл вздрогнул. Если бы не запрет, действующий на территории школы, он бы решил, что Луна пользуется трансгрессией. Он был готов поклясться, что еще минуту назад она находилась… Впрочем, неважно. — С чего бы? — Том с преувеличенным вниманием уткнулся в книгу. — Это не мне рекомендовали «щадящий режим». — С того, что отдыхать нужно даже таким идеальным студентам, как ты. А то мало ли? Убьешь кого-нибудь сгоряча. От недосыпа. «Я убью тебя». «Я знаю». Абери нахально присела на подлокотник, игнорируя уничтожающий взгляд Реддла. — Тебе что, скучно стало? — Запальчиво поинтересовался он. — Лестрейндж, Гринграсс и Эйвери не способны уделить тебе должного внимания? — Не так, как ты. — Луна склонила голову набок. — Ты можешь в точности сказать с кем я разговаривала, даже находясь на другом конце гостиной. Выбор между тобой и ними очевиден. Что это? Подначивание? Искренность? Шутка? Нет, Реддл еще не научился видеть скрытый смысл слов Абери. Значит, отвечать нужно нейтрально. — Не начинай. Абери обреченно вздохнула. — Как скажешь. — Девушка скользнула взглядом по слизеринцам. — Слушай, я могу спросить? Том откинул голову на спинку кресла и саркастически усмехнулся. — Неужто мне дали право выбора? — Нет. — Луна скорчила гримаску. — Это был речевой оборот. Разумеется. — Тогда спрашивай. А потом, будь добра — сгинь. Ты мешаешь мне читать. Абери с сомнением посмотрела на учебник по Прорицанию. Тряхнула головой, наклонилась к самому его уху. Так делятся сокровенными секретами: близко, обжигая дыханием. — Почему ты зовешь всех по фамилиям? — Не понял. — Реддл озадаченно нахмурился. — Однокурсников, остальных учеников. Даже наиболее близких…эмм…тебе. Ты называешь всех исключительно по фамилиям. И никогда по имени. Том отстранился, глянув на Абери снизу вверх. Какой странный вопрос… — Это проблема? — Еще какая. — Девушка закатила глаза. — Это же абсолютно неприемлемо! Будто это ты вырос в Ирландском захолустье, а не я. Будто не знаешь, как принято обращаться к ровесникам, приятелям, друзьям, наконец. Друзьям?! Мерлин, с каких пор слизеринцы и тем более кто-то еще, стали зваться его друзьями? — Может, я просто не считаю нужным звать кого-то по имени? — Может, ты просто не знаешь, как кого зовут? Ехидство. Легкая усмешка на губах. Абери дразнила его, тут он был уверен абсолютно. Он не собирался поддаваться на провокацию. — Бред. — Том фыркнул. — Разумеется, знаю. А почему, собственно, это тебя заинтересовало? Луна пожала плечами. — Пришла на этот счет пара идей. Ты, Том, интересный человек. Тебя занятно изучать. — Поделишься? — Реддл мрачно посмотрел в каминное пламя. Ему не нравился этот разговор, это слово «изучать». Словно он — подопытная крыса. — Ни в коем случае! Поразмысли над этим сам. Потом, если хочешь, сравним наши наблюдения. — И не подумаю, слышишь? Том резко повернулся, но Абери уже не было рядом. Мистическим образом она уже устраивалась на диване рядом с Ноттом. И как ей удается передвигаться с такой запредельной скоростью?! — Кажется, пришел мой лучший охотник? — Нотт широко улыбнулся, освобождая для девушки место. — Звезда команды! — Молчи! Клянусь Мерлином, ты больше не заставишь меня отдуваться за Монтегю. — Идет. — Парень небрежным движением взлохматил волосы. — Я и сам бы не хотел, чтобы ты еще раз подвергала себя опасности. Кто бы мог подумать, что школьные метлы в таком паршивом состоянии. Странно, что никто из грязнокровок до сих пор не расшибся. Том закусил губу, задумчиво глядя на слизеринца. Скосил глаза вбок, поймав лукавый взгляд Абери: «Ну? Как его зовут?» Впору было подумать, что девчонка владеет невербальной речью. Или он просто научился понимать ее без слов. Реддл вздохнул. Хорошо. Ксавериус Нотт, потомственный волшебник древнего рода. Том мысленно повторил имя слизеринца. Еще раз. И еще. Прикинул навскидку, называл ли он так однокурсника. Память отказывала, как Том ни старался он не мог припомнить обстоятельства, когда действительно обращался к Нотту по имени. Фамилия была куда удобнее, она легко запомнилась, да и само имя, на взгляд Реддла, совершенно не подходило этому амбалу, развалившемуся на диване. Кто там у нас дальше? Эйвери. — Я ужасно испугался за тебя, знаешь ли! Мы все испугались, правда? Вальбурга чуть в обморок не упала! — Ты уже рассказывал это раз сто, Лукас. Может, поговорим о том, как на Хэллоуин ты вырядился гиппокампом, после чего три дня провалялся в лазарете, пытаясь избавиться от рыбьего хвоста? Лукас Эйвери. Неисправимый болтун Эйвери. Растяпа Эйвери. Сплетник Эйвери, знающий все обо всем. Верный пес Эйвери, один из первых, кто признал его Лордом. Язык не поворачивался назвать парня по имени. — Все же, тебе не стоит так долго гулять. Конечно, Том был рядом, но случись что… — Я не фарфоровая. Я прекрасно себя чувствую и знаю, что мне можно делать, а что нет. Дариус Лестрейндж. Самый сильный союзник. Самый умный из его Пожирателей. Он мог стать ему другом, если бы Тому Реддлу вообще были нужны друзья. Они хорошо общались с первых дней, их кровати стояли рядом, когда Том жил в общей спальне. В детстве они иногда переписывались на летних каникулах, но даже в самых смелых мечтах Реддл не мог представить, как запросто окликает Лестрейнджа по имени. Мерлин, она была права! Взгляд Тома заметался по гостиной, то и дело, останавливаясь на слизеринцах. Вот играют в шахматы Алвин Мальсибер и Ник Розье. Последнему скучно, он явно поддается, чтобы дать противнику фору. На креслах, ближе к выходу пьют чай девчонки: Дэрия Гринграсс, Тэса Роули и Присцилла Яксли. Брат близнец Присциллы — Бертран, смотрится в этой компании глупо. Он вообще не блещет умом, в отличие от сестры. Кассия Кэрроу стоит у окна, любуясь водами Черного озера. Она — одиночка, предпочитает держаться особняком. На первых курсах ее, помнится, поддразнивали, пока мужская половина слизеринцев в один прекрасный момент не разглядела в поведении Кассии некий шарм. Вальбурга Блэк расположилась прямо на полу, изучая какую-то чудовищную карту. Маленький Орион Блэк, ее троюродный брат и ученик третьего курса держит ее за руку, с восторгом заглядывая ей в глаза. Вальбургу мальчуган называет не иначе как «моя невеста». Все, кроме Тома смеются над этим. Том знает, что кровные браки у Блэков в чести. Имена. Он знал имена этих людей, их привычки, их хобби, их слабости. Они постоянно находились рядом с ним, делились горем и радостью, верили в его идеалы, видели и принимали его, как лидера. Он был их Лордом. Они были… Армией. Безликим войском, которое он однажды собирался обрушить на прогнивший до основания мир. Главнокомандующий не запоминает лица солдат, это ни к чему. Годы спустя половины из них не будет рядом. Неважно почему. Важно, что их место заменят другие: их дети, внуки, друзья. Круг замкнется, стрелка часов начнет отсчитывать следующий оборот. Имена? Достаточно фамилии, принадлежности к тому, ради чего он будет бороться. Чистокровные, лучшие из лучших. Том захлопнул книгу. Прикрыл глаза, играя образами в своей голове. Солдаты, воины, пушечное мясо. Шестеренки в механизме, каждую из которых можно заменить новой деталью. Части тела. Он — мозг. Самый главный орган. Тот, кто способен сделать так, чтобы все эти люди были одним целым. Части тела, вместе они становились единым организмом. Каждый здесь присутствующий выполнял свою работу, следовал путем, который указал он — Лорд. Разве назовешь по имени ногу или руку? Конечно нет. Реддл усмехнулся, радуясь, что так быстро нашел отгадку. Вечером он скажет Луне, что… Луна. Луну Абери он называл по имени. И на людях, и, что еще ужаснее, про себя. Она не была солдатом его армии. Не была механизмом. И, уж точно не могла быть частью тела. Она была раковой опухолью, смертельной болезнью, которая с каждым днем поражала ранее здоровый организм, распространяясь с невероятной скоростью. Она — равная? — Ты невозможная, Абери. — Хищные глаза Лестрейнджа восторженно светятся. — Это…сбивает с толку. — Ты льстец. Я вижу тебя насквозь. Она заметила. Сопоставила, разгадала, поняла, что к чему. Она видела насквозь не только Дариуса Лестрейнджа. Луна Абери поняла, что он относится к ней иначе, чем к остальным. Поняла раньше, чем он сам смог это осознать. Она могла бы попытаться манипулировать им, имея на руках такой козырь. На войне любой метод хорош, лишь бы приносил пользу. Польза ее не интересовала. Нет, здесь было что-то другое, скрытый смысл, остающийся для Тома загадкой. Луна хотела, чтобы он, Том, четко осознал отличие между ней и другими слизеринцами. Почему? *** Ветер гонит облака на восток, в них, словно в пушистом одеяле, прячется солнце: нет-нет мелькнет в прорехах туч лучик — беглец. Золотится маленькими сухими цветочками верещатник, качаются верхушки высоких сосен; ветру они нравятся куда больше низкорослых худеньких берез. В кустах можжевельника у дороги щебечет вьюрок. Песня у птички скрипучая, надрывная, словно ей и петь-то не хочется вовсе, а заставляют. Ветер? Сосны? Солнце? Нелепая шляпа с зелеными яблоками валялась на земле. Луна Абери стояла на бордюре, расправив плечи: живая статуя. Эхо ее вопроса витало в воздухе. — Ты же передумал, правда? Кричит вьюрок, обрывая трель. Ветер щенком припадает к земле, взметнув на дороге пыль. — Да. Правда. Бесценное сокровище, которое он отдает по доброй воле. — Почему? — Это было нечестно. Должно быть по-другому. Впору было испугаться собственного голоса. Собственных слов. — Глаза в глаза? Когда придет время? Когда-нибудь. Обязательно. Не сейчас. — Да. Ты согласна? — Ты не представляешь себе, насколько давно. Девушка качнулась на каблуках, опрокидываясь назад. Белые брызги длинных волос. Вихрь черных юбок. Реддл рванулся вперед, не надеясь успеть. Сердце ухнуло вниз, пропуская удар, начисто выметая из головы мысли. Это было мгновением действия, чистой энергией, чудовищной в своем совершенстве. Он успел в последний момент. Принял на грудь удар ее тела, подхватывая под руки. Он успел. — С ума сошла?! Луна круто развернулась к нему. В воздухе по-весеннему запахло нарциссами и приближающейся грозой. Наваждение. Иллюзия. Теплые пальцы на запястьях. Глаза Абери прямо напротив, сверкают голубыми искрами. — Нет. — Тонкие губы изогнулись в улыбке. — А вот, кажется, ты — да.